Первый космический «пловец»

– Алексей Архипович, с вашего первого полета в космос минуло 40 лет. Вы хорошо его помните?

– До сих пор часто снится, как я «болтаюсь» над Землей. Ведь о возможности выхода человека в открытый космос рассуждал еще Константин Циолковский. В книге «Цели звездоплаванья» он пишет о том, как «страшно в этой бездне, ничем не ограниченной, где нет под ногами земли и нет земного неба». В других работах он подробно описал, каким должен быть скафандр для выхода в открытый космос, какая конструкция – у шлюзовой камеры. А в своем романе «Вне земли» он очень точно описывает психологическое состояние космонавта, оказавшегося за пределами корабля или станции: «Я шагнул за порог – и обмер. Ничего меня не сдерживало: звезды были внизу, вверху, и только одна цепочка удерживала меня рядом с кораблем, а то бы я мог уйти дальше». Тогда еще не было понятия фала, и слово «цепочка» – единственное несоответствие в этом описании. В остальном это – точная иллюстрация того, что я делал и чувствовал.

– А как вышло, что именно вы первым вышли в открытый космос?

– В 1962 году главный конструктор Сергей Павлович Королев пригласил весь первый отряд космонавтов на головное ракетно-космическое предприятие НПО «Энергия». Там я впервые увидел корабль новой конструкции «Восход-2». Сергей Павлович тогда сказал нам: «Как моряк, находящийся на борту лайнера, должен уметь плавать в океане, так и космонавт на борту корабля или станции должен уметь «плавать» в открытом космосе». Через какое-то время Королев поглядел на меня и сказал: «А ты, орёлик (этим словом он нас всех называл), пожалуйста, надень скафандр и произведи имитацию работы, которую надо будет сделать в космосе». Через два часа на заседании техруководства я должен был сделать доклад о том, как прошло первое испытание скафандра, оценить работу шлюза. В этот момент я понял, что выбор пал на меня.

– Подготовка к полету заняла несколько лет┘

– Мы с Пашей Беляевым почти каждый день бывали на предприятии и смотрели, как корабль постепенно обрастает деталями. Мы знали его до винтика: могли рассказать, где что находится, с закрытыми глазами. В один экипаж нас с Пашей свели в 62-м году, а за два года до этого я был его инструктором по прыжкам с парашютом.

Наконец получаем заключение: экипаж к полету готов. Вылетаем на космодром. Начало марта 1965-го. Уже тепло, пахнет весной. В один из вечеров в домик, где мы жили, приходит Королев вместе с академиком Келдышем, президентом Академии наук. Говорит: мол, у нас к вам, орёлики, серьезный разговор. «Вы знаете, что мы запускали корабль-разведчик, ваш аналог, и он погиб, – говорит Сергей Павлович. – Выходит, на сегодняшний день у нас нет никаких данных о том, с чем вы можете столкнуться в полете. Есть два пути. Первый: мы переделываем ваш корабль в беспилотный и отправляем в космос, а в это время готовим для вас новый корабль. На это уйдет не менее девяти месяцев. Второй: идти на риск и лететь. Решение за вами».

Мы принялись доказывать, что прекрасно знаем корабль, готовы к аварийным ситуациям – словом, надо лететь. О том, что американцы собираются запустить корабль по аналогичной программе уже через два месяца, говорить даже не стали. Академики знали это не хуже нас. Словом, решились.

18 марта встаем рано утром, выходим на крыльцо. Вся степь белая: ночью выпал снежок. Это зрелище защемило душу┘ Как вдруг видим: навстречу идет женщина!

– А это к несчастью?

– Не то слово! Есть у нас такое поверье. Сергей Павлович вообще не пускал женщин на космодром. Потом выяснилось, что это была директор «Моснаучфильма»: снимала фильм о нашем полете. Я сказал Паше: «Не знаю, что нас ждет, но нахлебаемся мы с тобой по полной программе».

Наконец старт. Ощущение, как в мягком поезде: покачивает, слегка давит, но приятно. Сразу после выведения корабля на орбиту начали готовиться к выходу. Мы были над Камчаткой, когда я перешел из корабля в шлюз. Прошли Сахалин, и где-то над Филиппинами начал открываться люк. Я увидел Австралию: желтая поверхность с маленькими островками зелени. Над Антарктидой люк открылся полностью. Потом я увидел Африку и бесконечную саванну. Прошли Средиземное море, проскочила Турция. Поразило, что, подняв голову, я увидел Балтийское море. Родная планета разворачивалась подо мной, как огромный глобус. «А Земля-то ведь круглая!» – даже не помню, как сказал эти слова. Но они уже улетели в эфир.

– Страшно было?

– Пугаться было некогда. Важно было выполнить намеченную программу, не нарушив последовательности действий. А еще поразила необыкновенная тишина: слышишь собственное дыхание, биение сердца. И вдруг – знакомый голос: «Внимание! Впервые в мире человек вышел в открытый космос и находится в свободном плавании!» Это был знаменитый Левитан... Потом слышу другой голос: «Алексей, мы тут собрались и смотрим, как ты там кувыркаешься. Давай возвращайся на Землю. Мы тебя ждем». Это был Брежнев┘ Кстати, потом у космонавтов появилось новое слово – «леонить», что означает «плавать в открытом космосе».

Но когда я начал возвращаться к шлюзу, вдруг почувствовал, что не могу захватить фал: пальцы выскользнули из перчаток, а ступни – из сапог. Скафандр из-за перепадов давления деформировался. На Земле это предусмотреть было невозможно: не было и нет таких барокамер, где можно проверить скафандр на такие перепады давления┘ Кое-как я начал сматывать фал. Но он не слушался. Я понял, что вернуться не смогу. И, не докладывая на Землю, я сбросил давление внутри скафандра в два раза. Это могло вызвать закипание азота в крови, но другого выхода не было... Все тут же встало на свои места. Я пролез в люк головой вперед, отдышался.

Дальше мне надо было развернуться головой в другую сторону, чтобы проконтролировать закрытие люка. Это было невероятно трудно. Сердце словно выпрыгивало из груди. Потом выяснилось, что температура у меня подскочила почти на два градуса, а пульс был около 190 ударов в минуту, в то время как мой обычный – не более сорока. Когда я закрыл за собой люк и влез в корабль, пот залил глаза так, что я ничего не видел. Я снял шлем, почувствовал, как Паша хлопает меня по плечу, и услышал его голос: «Ну, Леха, ты даешь┘»

Доклад Госкомиссии был очень коротким: человек в специальной одежде типа скафандр может жить и работать в открытом космосе. Однако в таком скафандре, как был у меня, долго работать нельзя. Началась разработка нового типа скафандров с жесткой кирасой, который используется до сих пор. В них можно находиться в открытом космосе по девять-десять часов.

– Алексей Архипович, ведь вы должны были стать еще и первым человеком, высадившимся на Луну┘

– Да, я был назначен руководителем этой программы и командиром первого лунного экипажа. Мы проводили на космодроме испытания «лунного» корабля, но, к сожалению, несколько зондов подряд были пущены без нас. Я уверен: если бы Сергей Павлович тогда был жив, мы бы облетели Луну раньше американцев. Хотя сесть на ее поверхность первыми было технически невозможно. Новое руководство сначала перестраховывалось, а после высадки американцев на Луну вообще к этой программе остыло. Мне до сих пор жаль, что такую возможность мы упустили┘