Владимир Покровский
Представители Нобелевского комитета в момент объявления лауретов по физике за 2004 г. На экране – физики: Дэвид Гросс, Дэвид Политцер и Фрэнк Вилчек.
Фото Reuters
Нобелевская премия по физике за этот год опять вызвала кое у кого из наших ученых недовольное ворчание – ее присудили американцам Дэвиду Гроссу, Дэвиду Политцеру и Фрэнку Вилчеку за открытие, которое позволило «понять принципы действия одной из четырех фундаментальных сил природы – сильного взаимодействия», при том, что это открытие было сделано задолго до того нашими теоретиками.
До уровня открытого скандала, правда, не дошло – во-первых, потому, что спорить по таким поводам с Нобелевским комитетом есть дело абсолютно гиблое, а во-вторых, в вопросе определения приоритета остаются кое-какие неясности.
Сначала о самом открытии. В природе, как известно, существует четыре вида взаимодействий – гравитационное, электромагнитное, слабое и сильное. Сильное работает внутри протонов и нейтронов и связывает между собой составляющие их кварки. Теоретики долгое время не могли его правильно описать – все у них получались какие-то бесконечности, которых в экспериментах никто не обнаруживал. В 1973 году Гросс, Политцер и Вилчек доказали, что сильное взаимодействие становится действительно сильным только на «больших» расстояниях (10 в минус восемнадцатой степени метра). Когда же кварки, из которых состоят протон и нейтрон, сближаются, то это взаимодействие ослабевает до нуля, а кварки обретают «асимптотическую свободу».
Популяризаторы физики очень любят сравнивать сильное взаимодействие с резинкой, к концам которой привязаны два шарика, – если ее натянуть, они начинают притягиваться друг к другу, а если отпустить, то ведут себя как непривязанные. Так, весьма парадоксальным образом, была разрешена последняя серьезная неясность в теории сильных взаимодействий.
Вне всякого сомнения, это работа нобелевского уровня. Однако еще в 1965 году советские физики В.С. Ваняшин и М.В. Терентьев опубликовали работу, в которой содержался намек на «асимптотическую свободу». Больше того, несколькими годами позже еще один наш соотечественник, И.Б. Хриплович, получил решение для «асимптотической свободы» кварков. Прямо как в анекдоте: «Муму» написал Тургенев, а памятник ставят Гоголю»!
Академик Борис Иоффе, на глазах у которого происходили все эти события, не считает, что по отношению к нашим физикам допущена несправедливость.
«Своему открытию Ваняшин и Терентьев, похоже, не очень поверили, – рассказал он корреспонденту «НГ». – В весьма кратком комментарии к статье они объясняют, что вообще-то все должно быть наоборот, но почему-то получилось не так, как должно быть, и, возможно, это связано с тем, что они рассматривали частный случай. Хриплович вообще получил все, что надо, но, похоже, не понял смысла своих вычислений».
Непонятливость и скромность, с которой наши теоретики сами себе зарубили Нобелевку, возможно, имеет весьма прозаическое объяснение – в те времена в советской физике царил культ великого Ландау, а тот считал, что заниматься подобными расчетами не имеет смысла. Поэтому авторы сами себя подвергли цензуре – стоимостью в 1,36 миллиона долларов. Впрочем, Иоффе считает, что значения работы нынешних нобелевских лауреатов это нисколько не умаляет.
«Заслуга Гросса, Политцера и Вилчека, – говорит он, – состоит вовсе не в том, что они придумали какую-то новую теорию. Теория действительно была придумана еще до них, но они сумели показать, что она непротиворечива и полностью согласуется с экспериментальными фактами. Благодаря их работе у нас сейчас есть теория сильных взаимодействий, и мы абсолютно уверены, что она правильная».
