Андрей Юревич Характеристики состояния современной отечественной науки, которые можно встретить в научной литературе и в СМИ, как правило, носят «валовый» характер: речь идет об общем количестве ученых, эмигрировавших или оставшихся в нашей стране, их средней заработной плате, среднем возрасте – самих ученых и используемых ими измерительных приборов, и т.п. При всей важности подобных оценок трудно не заметить, что они выносятся «методом вычисления средней температуры по больнице», а диагноз ставится российской науке вообще, в то время как ее различные звенья «чувствуют» себя по-разному.
Политологический взрыв
Так, в очень разном положении находится естественная и социогуманитарная наука. И различия эти сейчас чуть ли не противоположны тем, которые наблюдались еще лет 20 назад, когда только первая считалась «настоящей» наукой, способной оказывать существенное влияние на нашу жизнь, а вторая – ее не слишком полезным и сильно идеологизированным придатком. Теперь, наоборот, на фоне остановленных – из-за отсутствия средств на оплату электроэнергии – синхрофазотронов и полуопустевших институтов естественно-научного профиля наблюдается расцвет целого ряда социогуманитарных дисциплин, прежде всего таких, как экономика и политология.
В этих дисциплинах наблюдается стремительный, иногда характеризуемый как «лавинообразный» рост численности специалистов (или тех, кто себя за таковых выдает) и исследовательских центров. Например, у нас сейчас насчитывается более 300 политологических центров, имеющих средний оборот порядка 300 тыс. долларов в год. За последние пять лет выпуск аспирантов и докторантов в политологии увеличился в 3 раза, а в экономике – в 2,5 раза, пропорционально возросло и количество защищаемых диссертаций.
Известные политики тоже явно предпочитают защищать диссертации, причем сразу докторские (зачем мелочиться?), по общественным наукам. 97% новых, негосударственных вузов заняты предоставлением услуг в сфере гуманитарного образования. Среди государственных вузов наибольшим спросом тоже пользуются учебные заведения, дающие гуманитарное образование, о чем можно судить и по конкурсу, и по стоимости платного обучения, которая в наших элитных гуманитарных вузах уже достигла 10 тыс. долларов в год. 75% новых учебных курсов относится к области менеджмента, экономики и юриспруденции. Данные опросов, проводимых среди студентов, демонстрируют, что наиболее перспективными дисциплинами они считают экономику, правоведение, политологию, международные отношения, социологию и психологию, и практически никто не упоминает, скажем, физику или химию. (Для сравнения: согласно проведенному недавно в США опросу, на первом месте по популярности среди молодежи от 14 до 22 лет находится профессия молекулярного биолога; на втором – оценщик рисков, рисков в широком смысле слова – техногенных, финансовых, биологических, политических и т.п. – «НГ»)
Наблюдается и изменение общей траектории развития отечественной науки, ее переключение с прежней – «космической» – на новую – «политическую» – траекторию. Подобный зигзаг, прочерченный общим вектором развития отечественной науки, не является сколь-либо интернациональным и выглядит весьма странно на фоне глобализации, а значит, и интернационализации российской науки. Так, например, в западных странах по таким параметрам, как общественный интерес, внимание СМИ и др., лидируют биотехнологии, биоэтика и медицина, в то время как у нас – политология, что объясняется в первую очередь патологической политизацией современной России.
«Посредническая» наука
Налицо и явная диспропорция между высокой востребованностью социогуманитарного знания в современной России, с одной стороны, и состоянием соответствующих научных дисциплин – с другой. Так, подмечено, что они, как и наша экономика в целом, развиваются преимущественно по «сырьевому» пути – накопления результатов эмпирических исследований, которые не получают сколько-нибудь удовлетворительного концептуального осмысления и не увенчиваются созданием общих теорий. Скажем, из 100 с лишним возникших у нас с начала 1990-х годов социологических центров более 90% занимаются опросами общественного мнения, которые, как правило, не выходят за пределы получения и обработки первичных данных. Их деятельность, в общем, имеет такое же отношение к социологии как к науке, какое снятие показаний электрического счетчика имеет к теоретической физике.
В результате отечественная социогуманитарная наука превращается в механизм трансляции знания, произведенного зарубежной наукой, в нашу социальную практику. Например, типовое отечественное социологическое исследование предстает как обсуждение того, как некое российское явление, например, всевластие бюрократии или безответственность новых хозяев жизни, выглядит с позиций теорий Пьера Бурдье или Энтони Гидденса. Нечто подобное можно наблюдать и в других социогуманитарных дисциплинах, где создается все меньше «своих», отечественных теорий, а исследователи в основном занимаются применением зарубежных концепций к нашим социальным проблемам.
Конкурентноспособность (процент прохождения заявок) науки высшей школы в конкурсах Российского гуманитарного научного фонда 1995-1997 гг.
Источник: Е.В. Семенов «Мерцающий свет науки: миссия РГНФ» (2001).
Все это можно расценивать по-разному – в том числе и как естественное проявление интернациональности науки и неизбежное следствие ее глобализации. Однако, во-первых, социогуманитарная наука – не физика, законы которой действуют одинаково во всех странах. Социогуманитарное знание часто оказывается неприменимым за пределами той культуры, в которой оно получено. Во-вторых, отечественная социогуманитарная наука постепенно утрачивает одну из главных функций любой науки – функцию производства нового знания, превращаясь в посреднический механизм его распространения. А ведь чисто «посредническая» наука вряд ли жизнеспособна (этот тезис, впрочем, достаточно спорен).
Источник инновационной психологии
Любопытно, что и Запад, какие бы злонамеренные планы мы ему ни приписывали, весьма заинтересован в развитии у нас более активной, творческой, а не чисто «посреднической» науки. Свидетельство этому – инициирование западными научными фондами целого ряда программ, направленных на активизацию собственно исследовательской составляющей российской социогуманитарной науки. Один из ярких примеров – программа «Межрегиональные исследования в общественных науках», объединившая усилия корпорации Карнеги, Фонда Дж. и К. Макартуров, Института им. Кеннана, а также нашего Министерства образования, ныне объединенного с Министерством науки. Основная цель этой программы – активизация и интеграция возможностей наших классических университетов в развитии социогуманитарных исследований. И уже сейчас она приносит впечатляющие результаты.
Подобные примеры дают основания задуматься о роли зарубежных научных фондов в развитии российской науки, отношение к которым очень неоднозначно – вплоть до обвинений в разведывательно-подрывной деятельности. (И в самом деле, как еще можно оценить научный фонд, который осмелился лично тебе гранта не дать – несмотря на то, что ты считаешь себя выдающимся ученым?) В действительности же, если отвлечься от подобных, имеющих славную историю фантазий, воздействие зарубежных научных фондов на нашу науку состоит не только в том, что они помогают ей в трудные для нее времена. Другая, не менее важная их функция в том, что они если и не исправляют, то хотя бы частично компенсируют издержки ее «рыночного» развития в направлении основных денежных потоков, за которыми фундаментальная наука в отличие от сугубо прикладной, как правило, не поспевает.
Вместе с тем описанный пример скорее выглядит как исключение из общего правила, а само правило состоит в систематической недооценке роли социогуманитарных наук. Симптоматично, что в официальной доктрине развития отечественной науки «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу» о социогуманитарных дисциплинах сказана лишь одна, но очень неопределенная фраза – о «повышении роли социальных и гуманитарных исследований».
В основе наиболее оптимистичных программ научно-технического возрождения России лежит технократический сценарий, основанный на приоритетном развитии отечественного наукоемкого производства, а вслед за ним – обслуживающего его комплекса естественных и технических наук. И дай бог, чтобы этот сценарий не оказался очередной утопией, аналогичной нашей давней мечте о «национальном российском автомобиле», который мы уже не один десяток лет безуспешно создаем на базе устаревших западных моделей. Но и в этом случае социогуманитарная наука остро необходима – хотя бы для распространения в нашем обществе так называемой «инновационной психологии» и внедрения в массовое сознание соответствующих ей установок, которые сами по себе новые технологии не способны сформировать.
К тому же даже технократически состоявшееся общество в условиях сохранения острых социальных проблем и конфликтов не будет сколь-либо благополучным. А эти проблемы не могут быть решены чисто «импортным» путем – путем «импорта» знания, выработанного в других странах (что, естественно, не означает отрицания ценности для нас их опыта). Для их решения необходима собственная социогуманитарная наука, не только транслирующая научное знание, но и его производящая.
Дарья Гармоненко