Евгений Молчанов - Алексей Норайрович, с чем вы связываете главную перспективу для Объединенного института ядерных исследований?
- Есть три основные ценности, которые позволили нам на предыдущем этапе выжить, "три кита", на которых стоит наш институт. Это, во-первых, традиции тех научных школ, которые здесь в институте произрастали. И их надо сберечь не только для нашего института, но и для науки в целом.
Вторая ценность, которую удалось сохранить, - наша научная база. Набор физических установок (ускорителей и реакторов), который существует в институте, уникален. К этой базе относится и инфраструктура института.
Третье, реформируя институт, нам нужно сохранить и совершенствовать во что бы то ни стало международную модель, которая была краеугольным камнем все 46 лет развития ОИЯИ.
- Какие особенности ОИЯИ как международного центра проявятся в будущем?
- Институт наш в каких-то областях начинает играть роль своеобразного "кластерного" центра, который аккумулирует усилия ряда стран с ограниченными экономическими возможностями, чтобы они могли участвовать в научных мегапроектах. В центрах типа ЦЕРН (Европейская организация ядерных исследований), Фермилаб (Национальная лаборатория по физике частиц (США), ДЭЗИ (Национальная лаборатория немецкого электронного синхротрона), где намечаются глобалистские научные проекты, просто руки не доходят, чтобы заниматься подготовкой и воспитанием молодых физиков. А у нас это получается. ОИЯИ все больше становится своего рода "суперуниверситетом".
- Алексей Норайрович, XXI век называют веком наук о жизни, в противоположность "физическому" XX. Предусмотрены ли такие направления в новом семилетнем плане, о котором вы говорите?
- В этой связи назову еще одну особенность института. Ни одного другого такого физического центра нет, где бы одновременно работали десять крупных базовых установок. Взять хотя бы ИБР-2 - уникальный исследовательский реактор, источник нейтронного излучения. Мы его в последние годы модернизируем. До сегодняшнего времени - это абсолютно конкурентоспособный прибор для изучения физики конденсированного состояния вещества. А сюда входят и биологические объекты. Здесь может быть очень интересное направление для развития биологии. И мы, я думаю, будем привлекать крупных ученых из других институтов для непосредственного создания действующих исследовательских в основном молодежных групп в Дубне для проведения экспериментов, рабочих совещаний... Например, академик, биофизик Михаил Аркадьевич Островский заинтересовался некоторыми исследованиями в Дубне и взялся организовать у нас новую группу по "молекулярной фото- и радиобиологии", которая будет действовать совместно с отделением радиационных и радиобиологических исследований и с нейтронной лабораторией. Здесь, на стыке наук, может возникнуть очень много интересного и нового.
Есть интересный проект - физический комплекс для лечения онкологических заболеваний, который создан на базе фазотрона Лаборатории ядерных проблем.
- В составе ОИЯИ работают семь крупных лабораторий. Расскажите о некоторых интересных научных направлениях, чем занимаетесь вы как исследователь?
- Ну что же, это интересный вопрос. Начну с теоретиков.
Лаборатория теоретической физики остается очень мощным мировым центром. Она играет большую роль в формировании научных программ будущих крупных экспериментов. Но есть какие-то направления, которые можно усилить. Например, астрофизика, базирующаяся на физике элементарных частиц, - это очень перспективно. Есть ряд вопросов, связанных с фундаментальными проблемами математической физики, которые развивали в нашем институте академик Николай Николаевич Боголюбов и его коллеги, ближайшие соратники. В этом направлении тоже возможно интересное развитие.
Как раз в этом году исполняется 100 лет со дня рождения Юджина Поля Вигнера, лауреата Нобелевской премии. Он очень многое сделал для того, чтобы идеи симметрии и теории групп утвердились в современной теоретической физике. Мы с коллегами последние годы работали именно над развитием математической реализации физической концепции, которая называется принцип соответствия. Он означает, что каждая новая теория должна в качестве предельного случая воспроизводить результаты старой теории. Как это сформулировать на языке математики в рамках современных групп симметрии, в свете которых рассматриваются физические теории? Мы попытались ответить на этот вопрос, и он сегодня получил не только математическое развитие, но и конкретные применения при решении физических задач.
- За эти исследования вашей интернациональной группе теоретиков, куда кроме вас входят Павел Винтернитц, Алексей Изместьев и Георгий Погосян, в этом году присуждена премия ОИЯИ по теоретической физике. Сейчас теоретики играют ведущую роль при подготовке к крупнейшим экспериментам в Женеве, Брукхейвене, Гамбурге. Они моделируют процессы, которые могут возникнуть при взаимодействии частиц гигантских энергий. Что-то подобное, как мне кажется, есть и в ваших работах. Об этом сообщалось недавно в международном журнале "ЦЕРН-Курьер".
- Да, из тех работ, которыми я также занимаюсь, ближе к эксперименту лежит другое направление, которое мы развиваем с Иосифом Манджавидзе. Оно связано с проблемой физики очень больших множественностей. Вот это можно уже сегодня на эксперименте проверять или по крайней мере завтра. Основываясь на принципах теории, мы предсказываем, что в процессах соударения частиц при очень высоких энергиях происходит так называемая термализация конечного состояния, а в конечном состоянии появляется очень большое количество вторичных частиц. И мы тогда сможем с позиции термодинамики, с позиции статистической физики описывать эту систему вторичных частиц. В этом отношении нам кажется важным не только просматривать теоретическую магистраль - а сегодня это стремление открыть Хиггс-бозоны, новые частицы, которые объяснят механизм возникновения массы; открыть суперсимметричные частицы, которые пока существуют в воображении теоретиков как выход за рамки стандартной модели. Но есть еще много других вопросов, которые, может быть, не столь интенсивно обсуждаются, но от этого не перестают существовать┘
Это не означает, что надо моментально тратить деньги, проводить эксперименты, но в науке любая позиция имеет право на жизнь, она должна быть только доказана, теоретически обоснована и апробирована на эксперименте.
- Какие еще экспериментальные направления исследований будут, на ваш взгляд, актуальными через семь лет? Какие базовые установки Дубны останутся привлекательными для физиков мира?
- Если говорить об основных направлениях научных исследований, то, безусловно, нужно отметить работы по синтезу сверхтяжелых элементов. В настоящее время продолжается эксперимент по синтезу 118-го элемента в Лаборатории ядерных реакций имени Г.Н. Флерова. Синтез этого элемента может пролить свет на проблему так называемого "острова стабильности" в мире трансфермиевых элементов.
Закончена первая фаза большого проекта DRIBs (Dubna Radioactive Ion Beams). Установка предназначена для экспериментов с использованием пучков редких радиоактивных изотопов и позволяет изучать свойства нейтронной материи. И в этом направлении отличные перспективы.
Конечно, очень отрадно, что нуклотрон - сверхпроводящий ускоритель релятивистских ядер, созданный в очень трудных условиях последних лет в нашем институте практически своими силами - стал активно действующей машиной, которая работает на пользователя. Проведенные на нуклотроне в прошлом году 14 экспериментов доказывают это. Нуклотрон занимает свое место в нише, я бы сказал, релятивистской ядерной физики промежуточных энергий. Мировое сообщество сформулировало, какие задачи можно на нуклотроне решать. В частности, здесь можно проводить тестовые эксперименты перед полетом приборов на спутниках, где изучаются космические лучи.
- Одна фраза часто звучит на совещаниях в Дубне: "Если мы такие умные, то почему такие бедные?"
- Да просто надо хорошо осознать то обстоятельство, что сами по себе наш опыт, наши головы, все наши условия, наши физически установки - они много стоят. Предположим, Дубны нет. А у нас появилась огромная сумма денег, которая несравнима с бюджетом института. Но на пустом месте. Можно что-нибудь сделать? Я утверждаю, что ничего нельзя сделать. А если и можно сделать, то для этого понадобятся приблизительно те же самые 46 лет, которые прожил институт. И здесь есть над чем подумать и философам. В каком-то смысле время, пространство, ресурсы взаимно дополняют друг друга. Что-то исключить и все заменить деньгами - нельзя.
Дубна
