Ну, кажется, все судьбоносные слова о будущем науки сказаны. Сказаны два раза с интервалом почти ровно в месяц, и каждый раз - высшим лицом государства. Один раз, 20 марта, на совместном заседании Госсовета и Совбеза, другой - когда президент выступал 18 апреля перед Федеральным собранием РФ со своим ежегодным Посланием.
Коротко его мнение о науке сводилось к следующему. Наши ученые "вполне конкурентоспособны", на них, их научные результаты и создаваемые ими высокие технологии за рубежом большой спрос. Запад вовсю подкармливает их грантами, а вот отечественная промышленность смотрит на российскую науку безо всякого интереса. Путин призывает правительство "определиться с формами государственной поддержки новых технологий. Найти подходы, соответствующие нашим ресурсам, современной географии рынков, типам хозяйственных связей". При этом, что очень важно, зовет отнюдь не к восстановлению старых форм "помпезных и архаичных" одновременно: "Надо помочь российским разработчикам встроиться в мировой венчурный рынок капитала, обеспечивающий эффективный оборот научных продуктов и услуг".
Немножко настораживает, что ни слова не говорится о фундаментальной науке - ей-то, бедняге, на какой венчурный рынок прикажете подаваться? Но вообще-то слова абсолютно правильные, тем более что это, кажется, вообще единственный выход из положения. И дело здесь не только в том, что государство у нас пока бедное и не в состоянии прокормить такую ораву, не получая от нее никакой отдачи, просто это в порядке вещей, что промышленность - и государственная, и частная - кормит науку средствами, а та, в свою очередь, расплачивается новыми высокотехнологичными товарами, технологиями и так далее. А поскольку такого не происходит - при конкурентоспособной науке, значит, надо чинить систему. Причем чинить, не восстанавливая "помпезное и архаичное", а приспосабливаться к кардинально изменившейся обстановке. Ну, в общем, абсолютно правильные слова! Все до единого.
Но кое-что в них все-таки настораживает - не в том, что сказано, а в том, что НЕ сказано. Точнее, даже и сказано, но как-то вскользь, между прочим.
Читатель, особенно имеющий отношение к науке, возможно, помнит, что на уже упоминавшемся совместном заседании 20 марта 2002 г. Владимир Путин тоже выступал, выступал сильно, и в первых строках заявил, что Россию пора переориентировать с сырьевого экспорта на высокотехнологичный. Страна наша (пока) богата и сырьем, и идеями, и потому эти слова Путина можно считать ключевыми и даже революционными. То есть и до него об этом говорилось такое, но здесь Владимир Владимирович сформулировал основную цель.
Понятно, что обо всем в сорокаминутном послании не скажешь. Ну, сформулировал и сформулировал, не век же повторять, давайте идти дальше согласно этому сформулированному. Но, согласитесь, ключевой принцип для нас, забывчивых, хорошо бы и напомнить еще раз, и более четко, тем более в таком важном документе, как ежегодное Послание. Или это не всерьез было, вроде как пожелание на далекое будущее? Мол, хорошо бы, конечно, а там посмотрим, как карта ляжет.
В Послании президента науке уделены некоторые слова - но там, где перечислены проблемы, которые следует решить, и там она стоит в ряду прочих на девятом месте.
Слова-то, как ни крути, сказаны хорошие и верные, и подвергнуты они здесь такому "тонкому" анализу лишь потому, что за девяностые годы мы их наслушались ой-ой-ой сколько, а ситуация все никак не улучшается.
Кстати, они вовсе не откровение. Если следовать фактам, то не было в России министра науки, который бы не желал ее реформировать, причем примерно так, как сейчас предлагает президент. Правда, единственным, кто сделал в этом отношении хоть что-то реальное, был первый министр науки Борис Салтыков. Так, его усилиями был создан Российский фонд фундаментальных исследований, которому как раз сейчас исполняется десять лет и который сразу же перевернул всю ситуацию в научном сообществе. Но действия Салтыкова были чрезвычайно осторожными, хотя и встречали жесточайшее сопротивление.
За это время ситуация не улучшилась. Зарплаты все еще нищенские и никто не обещает поднять их до нормального уровня. Пакет законов об интеллектуальной собственности, о необходимости которых столько говорилось последние пять лет, так и не рассмотрен, да и вряд ли будет рассматриваться Думой в ближайшем будущем. Ни одного институционального изменения, хотя бы чуть-чуть приближающегося по значению к созданию РФФИ, сделано не было. Гранты же РФФИ настолько малы, что они представляют собой скорее медаль за научный уровень, чем реальные деньги. Частный капитал проявляет к российским научным разработкам очень маленький интерес. Народ все так же разбегается, научное оборудование все так же необратимо стареет.
Одна из причин тому - реформами занимаются чиновники, которые уже в силу своей видовой принадлежности этим заниматься не могут. Их конек - бег на месте, создание видимости и написание толстых отчетов, которых никто никогда не читает. Те же, кто действует, почему-то делают все "в другую сторону". И как президент собирается с этими чиновниками что-нибудь создавать, совершенно непонятно.
Еще одна причина заключена в существующей все эти годы расстановке сил, самая мощная из которых - Российская академия наук, сила консервативная, пытающаяся сохранить все, как было при коммунизме. Другая сила, уже упомянутая, немощная, но страшная, - это околонаучные правительственные чиновники, которым тоже совершенно не хочется никаких резких изменений. Третья - активная, но слабая. Это профсоюзы. Главное, чего они добиваются, - выполнения закона о науке, по которому на нее должно тратиться 4% от расходной части бюджета, поэтому, даже если они когда-нибудь и добьются своего, положение ученых от этого существенно не изменится.
Есть еще научное сообщество, которое с 1992 года помалкивает. Если читатель помнит, в 1989-1991 годах ученые были чрезвычайно активны. У стен Академии наук они организовали первый огромный митинг протеста в поддержку Сахарова, затем они сумели сорганизоваться так, что любое важное решение, касающееся развития науки, без их участия не происходило - к ним прислушивались (или делали вид, что прислушивались). Они сумели созвать Конференцию ученых РАН, причем до этого в кратчайшие сроки были созданы рабочие группы, которые денно и нощно трудились над разработкой тех или иных аспектов научной реформы. После этого их медленно выдавили из списка лиц, принимающих участие в принятии решений, и назад к этой деятельности они уже не вернулись. Усталость и невозможность что-то делать забесплатно во все ухудшавшейся финансовой ситуации. Если вообразить себе ситуацию (по меньшей мере маловероятную), при которой они могут подняться и снова заняться делом десятилетней давности, им нужен как минимум мощный и популярный организатор, способный их повести, да еще вдобавок раздобыть деньги на то, что одиннадцать лет назад они делали совершенно бесплатно.
Так что, господа, остается всего одна сила, которая реально заинтересована в восстановлении научно-технического потенциала страны, понимает, что надо делать и по крайней мере в принципе может что-то восстановить. Это Путин.
Правда, если даже это и произойдет, то для начала придется немножечко подождать - ему прежде надо разобраться со своим управленческим аппаратом. И хотя эту проблему он поставил под # 1, надо думать, что сразу, в течение ближайших нескольких лет он вряд ли ее решит положительно. Это вам не какую-нибудь там науку восстанавливать, это посложней будет.