Облако без штанов, или выход без вариантов

Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. Современная русская литература. Новый учебник по литературе в 3 книгах. - М.: УРСС, 2001.

РУССКАЯ литература ХХ века состоит как бы из нескольких разных литератур, каждая со своими законами развития. Поэтому при попытке изложить ее историю в виде более или менее единой концепции возникает сразу несколько проблем. Эта история оказывается весьма объемной - в ней очень много принципиальных и разнородных фигур (примеры: Иван Бунин, Александр Введенский, Михаил Шолохов, Михаил Булгаков, Саша Соколов, Владимир Сорокин, Петр Мамонов - понятно, что все это достаточно разные миры). Еще важнее то, что при изложении связной концепции приходится всякий раз заново отвечать на вопрос: в каком отношении эти отдельные литературы находятся друг к другу? Какая из них главная? Как они связаны с общественными условиями?

Особенно трудно в этой ситуации писать учебники. Все 1990-е годы шло радикальное переосмысление истории литературы ХХ века - из-за огромной волны новых публикаций, из-за того, что литературные вкусы резко изменились и стали несопоставимо разными у разных общественно-культурных групп, да и много из-за чего еще. (Странно, правда, что столь многие замечательные тексты, от обэриутов до, например, Андрея Синявского, оказались в 80-90-е вопиющей новостью для университетских литературоведов, а про некоторых хороших авторов они, кажется, не знают до сих пор.) Учебник в этих условиях должен сразу содержать и новую концепцию, заново осмысляющую все произошедшее, и ее внятное объяснение для школьников или студентов. То есть должен быть предназначен сразу и для начинающих, и для специалистов.

Первый действительно внятный учебник русской литературы второй половины ХХ века появился только теперь - это трехтомный труд екатеринбургских филологов Наума Лейдермана и Марка Липовецкого (соответственно отца и сына). Изложенная в нем общая концепция - весьма спорная, но внятная и аргументированная. Правда, у вузовских филологов было время на раскачку - идеи сначала можно было опробовать в курсах лекций. Устный курс - все-таки дело гораздо более переменчивое и подвижное, чем учебник. У школьных учителей и методистов такого времени не было: каждый год сотни тысяч подростков идут в 11-й класс, а там по установившейся традиции принято изучать русскую литературу ХХ века, нужен учебник, на его основе - пособие для подготовки к экзаменам и т.п. Так что соответствующий учебник был написан еще несколько лет назад, а потом его переделывали "на ходу" и переиздавали. Написал его огромный коллектив авторов под редакцией д-ра Владимира Агеносова. В 2000 году учебник вышел 5-м переработанным и дополненным изданием, после чего в "НГ" почему-то - именно после 5-го издания, а не раньше - случилась бурная полемика (см. ругательную статью Антона Аникина - приложение "Круг жизни", "НГ" от 30.03.01, письмо Л.Антипенко - "Субботник НГ" от 28.04.01, ответ авторов учебника на оба текста - "Субботник НГ" от 19.05.01). Есть основания думать, что первоначальный повод полемики не связан с содержанием учебника (а обвинения г-на Аникина представляются мне, за исключением претензий к стилю учебника, бездоказательными), поэтому комментировать ее мы не будем. А вот сравнить эти два учебника - для старшеклассников и студентов, - видимо, полезно.

Авторы учебника для школьников постарались в самом деле представить в нем самые разные ветви русской литературы ХХ века. Есть главы про Владимира Маяковского, Ивана Шмелева, Осипа Мандельштама, Фазиля Искандера, авторскую песню. Есть обзорные главы про литературный процесс в тот или иной период. Главы написаны по единому плану, но разными авторами (например, главу о Бродском писал Эдуард Безносов - преподающий и сейчас школьный учитель и в то же время давний пропагандист творчества Бродского), так что подвести их под общий знаменатель трудно. Но есть и нечто объединяющее, свойственное большинству авторов в той или иной степени.

Учебник написан наукообразным, временами тяжелым языком. При чтении отдельных глав регулярно возникает чувство, что человек писал главу не для школьников, а для себя и для группы коллег: то и дело упоминаются произведения, о которых, кроме названия, не сообщается ничего. Этим грешит, например, и прилично написанная глава о Набокове: мне кажется, понять ее в полной мере может только человек, который читал не только "Приглашение на казнь" (а именно его и предлагается изучать вместе со школьниками), но и остальные произведения писателя. Автор главы г-н Леденев, вероятно, считал нужным заново прояснить для себя общие сюжеты творчества Набокова и сделал это конспективно, в виде эссе, пропуская то, что и так известно специалистам. Концепция получилась интересная и обсуждаемая - но без цитат и комментариев, боюсь, школьнику понять ее будет непросто.

В других главах приходится сталкиваться с фактическими ошибками, что в школьном учебнике и вовсе выглядит дико. В главе о Мандельштаме написана какая-то ерунда: при обсуждении стихотворений 1930-х годов нет названия "Воронежские тетради", а в качестве примеров приводятся тексты, написанные в 1923-м: "Век мой, зверь мой, кто сумеет┘", "Нашедший подкову", "Грифельная ода". В главе о Солженицыне в качестве вермонтской публицистики названа статья "Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни", написанная до того, как Солженицын поселился в США. Ну и так далее.

Идея учебника - просто систематизация. Общий сюжет не просматривается, поскольку авторы излагают историю литературы скорее как набор событий. Конечно, историю под единую схему подгонять нехорошо, но и обратное действие - когда осмысление подменяется перечислением - тоже не лучше. "На выходе" это выглядит как стремление объять или по крайней мере упомянуть как можно больше авторов и произведений по фразе из анекдота: "Что не съем, то понадкусываю" (д-р Агеносов в предисловии к методическому пособию обвиняет в этом же недостатке авторов предшествующих учебников). Например, при упоминании о Тэффи в учебнике приведена одна-единственная цитата "Я смехом заглушу свои страданья┘" и комментарий, тоже из одной фразы - "Эти слова как нельзя лучше характеризуют все ее творчество". Чем от Тэффи и отделались. В главе "Современная литературная ситуация" в методическом пособии перечислено несколько направлений современного реализма с примерами ("Неопочвенничество" - Валентин Распутин, "Жестокий реализм" - Георгий Владимов и Анатолий Азольский) и "Философическая проза" - с рядом признаков, но без единого примера. И это написано для учителей, которые чаще всего не имеют времени следить за текущим литературным процессом!

Главный недостаток нового учебника, при всех новых, впервые вводимых в школьный оборот именах, тот же, что и у позднесоветских учебников: аморфность. Кроме того, авторы в качестве читателей, кажется, представляли себе своих сверстников, а не современных подростков: в учебнике нет глав об обэриутах, о рок-поэзии, о литературе в Интернете┘ Понятно, что учебник нельзя расширять до бесконечности, но сначала, для понимания, кого включать, а кого - нет, нужно сформулировать педагогическую задачу: развить у подростков интерес к чтению, к анализу непривычных или, наоборот, примелькавшихся текстов, научить их понимать, что литература может говорить о том мире, где живут именно они - а не о каком-то прошлом. Тогда и история литературы будет иметь прямое и ощутимое отношение к тому, чем школьники живут сейчас.

Учебник Лейдермана и Липовецкого по сравнению со школьным, вышедшим под редакцией Агеносова, имеет два больших достоинства: это, как уже сказано, осмысленная общая концепция и, во-вторых, собственно литературоведческая новизна. На протяжении всех трех томов авторы время от времени изобретают новые трактовки, что делает чтение учебника довольно увлекательным. Например, при анализе романа Леонида Леонова "Русский лес" авторы показывают, как при внешнем соблюдении всех канонов соцреализма Леонов решал совсем другие, скрытые задачи. В описании литературного процесса 1950-х годов развивают мысль о сложившемся тогда жанре "монументального рассказа", с которым можно связать и "Судьбу человека" Шолохова, и "Матренин двор" Солженицына, - при этом анализируют и принципиальные различия этих рассказов. Авторы - и здесь сказывается их опыт критиков, "следящих за процессом", особенно это относится к Липовецкому, - вводят в научный оборот новые факты, в том числе и такие, как, например, отрицательная реакция Евтушенко на стихи Александра Еременко на одном из литературных вечеров 80-х. При анализе новейшей истории литературы умение работать с такими фактами совершенно необходимо.

Основная концепция учебника Лейдермана и Липовецкого такова. 1950-1980-е годы были временем кризиса и разложения социалистического реализма, поскольку он превратился в пустую оболочку для совершенно разных явлений. В 70-е годы в России - большей частью в неподцензурной литературе и "тамиздате" - сформировалась литература постмодернизма. Однако, с точки зрения авторов, постмодернизм - это некоторый переходный этап, вслед за которым может последовать утверждение "постреализма" - движения в прозе, которое объединяет лучшие черты критического реализма и постмодернизма. Суть постреализма - "поиск смысла человеческого существования внутри экзистенциального хаоса - но не компромисс с хаосом, а противоборство┘ трагическое для человека, но и достойное его духовной сути", формирование "нового┘ космоса из хаоса". Предшественниками постреализма оказываются Вагинов, Платонов, Добычин, Шаламов, поздняя Ахматова и другие несомненно хорошие авторы. Родословная чаемого постреализма получается очень достойная, хотя и подозрительно разнохарактерная.

О преодолении "классического" постмодернизма в русской и европейских литературах сейчас пишут самые разные критики. Проблема, однако, в том, что недостатки "классического" постмодернизма они имеют в виду одни и те же (отчасти, впрочем, мифические: превращение мира в хаос, самоценная цитатность, "смерть автора"), а вот под "преодолением постмодернизма" все имеют в виду разное. Предложенная Лейдерманом и Липовецким идея постреализма нравственно достойная, но, на мой взгляд, лишь одна из возможных, она не учитывает некоторых важных процессов в литературе 70-90-х вообще и в поэзии в особенности.

И тут мы подходим к недостатку, который есть в обоих рецензируемых учебниках. И для Агеносова с многочисленными соавторами, и для Лейдермана и Липовецкого литература - это то, что публикуется большими тиражами и обсуждается критикой. Литературный процесс отождествляется с печатным - за несколькими фиксированными исключениями, такими, как "Доктор Живаго" или ранний Бродский. У Лейдермана и Липовецкого этот недостаток выражен менее явно: у них есть главы и про "лианозовскую школу", и про Владимира Казакова, и про концептуалистов. Но они умеют не замечать довольно существенные явления: дневниковую прозу Евгения Харитонова и Эдуарда Лимонова ("Дневник неудачника"), поэтически-ассоциативную прозу Андрея Левкина, поэзию петербургского андерграунда как целостное явление (есть Елена Шварц, но нет Александра Миронова или Михаила Еремина), короткую прозу Андрея Сергеева┘ Происходит это потому, что авторы отбирали факты с точки зрения своей концепции постреализма. Идеи о том, что, кроме победы постмодернизма над соцреализмом, в литературе могут быть совсем другие сюжеты, или о том, что из "классического" постмодернизма может быть несколько выходов, ими оказались не востребованы. Это, будем надеяться, - задача для авторов последующих учебников.