Какие уроки извлечет общество из еще не оконченной пандемии COVID-19?

Когда ж трубач отбой сыграет, и мир безвирусный вздохнет.. Фото Reuters

Какие уроки извлекут из еще не оконченной эпидемии политики, социальные психологи, специалисты различных направлений не только естественных, но и общественных наук. Об этом с ответственным редактором приложения «НГ-сценарии» Юрием Соломоновым беседует доктор философских наук, профессор РГГУ, специалист в области исследования цивилизаций Игорь Яковенко

– Игорь Григорьевич, мне кажется, что сегодня нам стоит начать с вопроса о том, может ли что-то измениться в мире международных отношений после окончания этой кошмарной пандемии.

– Я бы начал с того, что людям во все времена было и всегда будет свойственно эсхатологическое ощущение мира. А это означает, что в нашем сознании всегда живут представления о страшных катастрофах, невероятных по масштабу войнах, о конце света, различные подозрения о том, что вокруг постоянно существуют потенциальные смертельные враги. Все эти зловещие образы и события мы в большинстве своем рождаем в собственных головах. Это вообще свойственно человеку, а нам, россиянам, особенно.

С одной стороны, глобальная экономика и глобальное проживание или существование на планете сильно изменили образ жизни. Мы эти метаморфозы в суете дней чаще всего не замечаем. А между тем люди наступившего века стали гораздо больше передвигаться по миру с самыми разными целями: работа, учеба, отдых, совместная деятельность с гражданами других стран…

Так вот, мне кажется, что эта динамика после окончания нынешней атаки уже не будет столь активной. Снижение произойдет уже хотя бы потому, что ничего похожего на нынешнюю пандемию не было. Этот коронавирус не имеет прецедентов. Хотя мы знаем, что испанка 1918 года была для прошлого века глобальной катастрофой и тоже с огромными последствиями.

Тем не менее я сегодня не могу сказать с уверенностью, что нынешняя пандемия изменит мир, как не могу утверждать, что тут же начнется улучшение международной обстановки.

– Но все-таки такие страны, как Китай, Россия, США, мне кажется, уже должны переосмыслить отношения хотя бы друг с другом…

– Я понимаю, что нам этого хочется. Но если взять отношения России и США или даже СССР с США, то сколько раз эти связи менялись под воздействием множества возникающих в разное время факторов? Сколько у нас выпадало более-менее нормальных отношений с Западом, в том числе и с США? Не буду даже рассматривать всю историческую ретроспективу. Достаточно вспомнить горбачевскую перестройку, когда Михаил Сергеевич заговорил с уверенностью о нашем возвращении в общеевропейский дом. И такой процесс уже зарождался…

– Я был свидетелем одного из его визитов в Италию, где его всюду приветствовало буквально море итальянцев. Дело дошло до того, что в некоторых местах встречи хозяева просили встать в оцепление советских журналистов, дабы ликующая толпа не снесла намеченное мероприятие. Буквально то же происходило и во время визитов в США. Больше того, в то время из Америки стали возвращаться бывшие советские деятели культуры, некогда вынужденные покинуть родину.

– Но уже при Ельцине, который все-таки задавал совсем другую эпоху, в отношениях к Западу вообще и к США в частности чувствовалось что-то весьма напряженное. А дальше пришло иное время, подули другие ветры. Они принесли укрепление изоляционизма и риторику скорее холодной войны.

Кстати, я не думаю, что это обязательно останется, но история нам показывает, что за ХХ век и все годы, прожитые в ХХI веке, Россия всего трижды была в союзе с ведущими странами мира. Это были времена Первой и Второй мировых войн, короткая горбачевская перестройка и первая половина 90-х годов.

Все остальное время под разными идеологическими соусами, меняющимися обстоятельствами происходило нечто такое, что в итоге Россия сместилась в условном мировом рейтинге на уровень региональных держав. И хотя за последние 20 лет многое делалось для того, чтобы вернуть прежние позиции, этого пока не произошло.

Конечно, начиная с мая 1945 года СССР был в полном праве считать себя одной из двух сверхдержав. Мы держали под своим контролем половину Европы, Советская армия стояла в Германии. В советское время мы тратили средств на оборону не меньше, чем американцы. Конечно, можно сказать, что всему способствовала холодная война.

Во всем мире тогда происходили какие-то революции, возникали разнообразные союзы. Я имею в виду Латинскую Америку, Африку, Азию, где мы старались как-то участвовать в каких-то важных процессах, движениях наравне с другими сильнейшими державами.

Сегодня же, на мой взгляд, мы только представляем себя в группе ведущих стран, хотя в реальности демонстрируем лишь упомянутый мной региональный уровень развития.

Рассудите сами: структура нашей экономики позволяет утверждать, что Россия экспортирует лишь энергоносители и «продукты первого передела». К тому же мы совокупно отстаем лет на 30 в развитии высоких технологий. То есть тот уровень отставания, которое мы имели к концу советской эпохи, преодолеть не удалось.

– Может, климат не тот?

– У меня на этот счет есть свое, более серьезное объяснение. Однажды я даже сделал доклад на эту тему: «Русская репрессивная культура и модернизация», который вызвал серьезную полемику. А это лично для меня всегда лучше, чем горячее одобрение.

Я убежден, что русская культура в широком смысле относится к классу культур репрессивных, характерных для обществ традиционного типа. Поэтому в ней репрессия (а не вознаграждение) формирует внутренний мир русского человека, дает ему модели понимания как земного, так и небесного. Только при репрессивной культуре Пушкин может оказаться в ссылке, Достоевский – на каторге, Чернышевский – в Петропавловке, Мандельштам – в ГУЛАГе…

Таким образом, один из базовых языков русской культуры – язык насилия. На нем властная иерархия говорит с подчиненными. Если власть, сакральная по природе, не демонстрирует жестокости, она оценивается обществом как профанная (лишенная святости). Примером тому в глазах большинства был такой чудаковатый руководитель, как Никита Хрущев. К главным же российским тиранам – Ивану Грозному и Иосифу Сталину любовь простого народа, похоже, будет вечной.

При тирании властная репрессия всегда на виду. Но насилие встроено и в ткань обыденной жизни. Отдельного упоминания заслуживает культура хамства, которое рассматривается как форма психологической репрессии, перманентно подавляющей в людях личностное начало. Доминирующий в нашей стране тип отношений общества и власти становится тормозом для модернизации: репрессивная культура позволяет организовывать лишь простые формы труда. Что же до сложных форм и тем более творческих, то при таком раскладе они, как правило, вообще невозможны.

Нефтяники всегда и везде новое месторождения начинают с бутылки. Правда в ней всго лишь первая нефть. Фото Reuters

Все это говорит о том, что мировой ландшафт вообще динамично меняется. Включая, конечно, и Россию. Но у нас почему-то свое видение успехов. Мы можем с гордостью говорить, например, о нашей самой большой в мире территории. Правда, при этом не поясняем, что на ней есть немало мест, где население составляет не больше одного человека на квадратный километр.

Между тем начиная с 1945 года наша страна до сих пор позиционирует себя не только главной державой, принесшей миру победу над фашизмом, но и самой великой по многим другим свершениям. Это, по моему мнению, скорее самооценка и не более того.

– Но надо отдать должное, скажем, нашим мировым достижениям в покорении космоса.

– Да, мы лидировали в этом соревновании. Первый спутник Земли, первый космонавт планеты, ряд других достижений. Но об ослаблении этого направления говорит хотя бы то, как наш Роскосмос совсем недавно отреагировал на то, как президент США решил приватизировать Луну. Казалось бы, мало ли что приходит в голову Трампу. Если это что-то серьезное, то оно должно рассматриваться не на уровне Роскосмоса. Но мы-то уже автоматом на всякое американское движение должны тут же по-советски «дать отпор». И в этом смысле нас не смущает то, что у Роскосмоса из-за океана могут спросить: «А вы когда сами в последний раз были на Луне?»

Но если серьезно, то это сущая чепуха. Не та история, которая должна занимать серьезные головы в отношениях России и США.

– А что на этот счет вам говорит наша ментальность, которой вы давно и серьезно занимаетесь?

– Да ментальность – это очень серьезное дело. И она важна для любой страны. Мы имеем дело с крайне сложной категорией. Тема эта требует долгого и подробного разговора. Если упростить, то ментальность – это то, что определяет наше понимание и переживание мира.

Можно объяснять и по-другому: ментальность – это такая базовая сверхпрограмма, на которой пишутся все другие основные программы. Ее человек осваивает от момента рождения примерно лет до 18. До перехода от возраста подростка к возрасту взрослого человека. А дальше эта ментальность в каждом из нас живет, задавая наше понимание и переживание мира. В этом смысле роль ментальности ключевая.

– А есть ли у ментальности особенности, когда человек живет в многонациональной, многоукладной стране, хотя бы такой, как Россия?

– Разумеется, мы имели свои особенности, связанные как раз с тем, что у нас в стране многонациональность и многоукладность задавались российской ментальностью. Она была в значительной степени общей. Это, конечно, не касается всех в одинаковой мере.

Например, прибалты, однажды вышедшие из СССР, сегодня ничуть не жалуются на то, что советское наследие мешает им жить по-своему. А вот в Украине советская ментальность проявляется очень сильно. Это объясняется большой массой русскоязычного населения. И дело тут не в самом русском языке, а в том, что многие просто мыслят по-русски.

Непростые ментальные процессы, полагаю, переживают и многие жители бывшей Средней Азии (Узбекистан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения) и Казахстан в их современных политических границах. А это территория, занимавшая в СССР более 4 миллионов квадратных километров с населением более 55 миллионов человек (в 1991 году).

После распада Советского Союза главами пяти уже названных мной государств в 1993 году было отожествлено такое географическое пространство, как Центральная Азия.

Тут надо учитывать, что эти страны прежде всего лежат в иной языковой группе. В основном в тюркской. Кроме того, они принадлежат миру исламской культуры.

Тем не менее историческое влияние на них русской культуры оказалось очень значительным. Как они там развиваются сегодня – этот вопрос требует особого разговора. Могу только сказать, что такой лидер Казахстана, как Нурсултан Назарбаев, в течение 30 лет вел свою страну к намеченным целям очень верно и точно.

– А как ментальность сосуществует с таким феноменом, как глобализация?

– Глобализация, конечно, является вызовом ментальности. Но последнюю мы не в силах отменить. На нее, конечно, можно воздействовать. Она подвластна изменениям. Это доказывает хотя бы ментальность сегодняшнего среднего россиянина, которая во многих аспектах совсем не та, что была у среднего советского человека образца 1985 года.

Тем не менее в базовых характеристиках ментальность часто и ярко воспроизводится. Лучшим примером может быть то, что мы с вами живем в России, где основная масса населения считает и чувствует власть как сакральную. А это значит, что власть священна. Носитель сакральной правды несет людям только святую правду, и ничего больше. При этом властитель не подлежит никакому суду или моральному осуждению.

Эта священность расцветала до революции, затем она восстановилась и расцвела в советской версии. Постсоветская эпоха также в конечном счете не свернула с пути.

Иными словами, мы говорим об очень устойчивой установке общественного сознания, которая воспроизводится внутри ментальных структур.

«А метальность у меня, ребятки, пошире и погубже, чем ваша, республиканская...» Фото Украинское фото/PhotoXPress.ru

Многие из нас видели, как в Китае, Туркмении, в других странах Востока относились и относятся к верховной власти. Это все Азия, там это работает. Причем тамошние власти не скрывают такой концепции управления.

К сожалению, у нас власть не любит говорить серьезно, что сегодняшняя Россия – это страна со своими нелегкими проблемами в экономике, технологическом развитии, образовании, демографии… Мы по привычке подаем себя гораздо лучше и сильнее, чем мы есть. А это неправильно! Критическое самосознание – мощнейшее условие движения вперед по дороге к реальной высшей лиге мирового рейтинга.

– Как я знаю, вы считаете кризис той отмычкой, которая всегда открывает окно возможностей для нового этапа развития…

– Это совсем не простая проблема. Спросите себя: Германия в 1945 году была в глубоком кризисе? Ответ однозначный. Что она стала делать? Кардинально и мучительно менять идеологию, экономику, самосознание немцев, провела денацификацию… Германии в этом помогало внешнее управление. Важно, что все получилось. Однако бывают кризисы, которые кончаются схождением с исторической арены.

Была когда-то такая страна – Западная Римская империя. Она в принципе не могла меняться. Эта модель окончательно исчерпала ресурсы своего развития, и не было в мире силы, которая могла бы ее сохранить. Поэтому она исчезла. То же самое произошло с Византией. А вот Германию 1945 года хотели сохранить, и нам хорошо известно, как и кто это осуществлял. Тут еще надо заметить, что поверженная нацистская Германия психологически не была готова признать свое поражение. Тем не менее эта страна после национал-социализма сумела составить для себя маршрут в будущее. Даже в условиях разделения Германии, которое просуществовало до горбачевской перестройки. Так что бывают кризисы схождения с исторической арены, и в равной степени бывает, что кризис задает движение вперед.

– В этом смысле наша страна начиная с 1945 года реализовала все, что могла в ту пору сделать?

– Скорее да. И это только потому, что история страны, которую мы восстанавливали, начиналась в октябре 1917 года. Вот этот путь вольно и невольно оказался для нас единственным. Конечно, теоретически это была дорога в исторический тупик. Последующие после 1945 года десятилетия это доказали всему миру. И мир эту безысходность осознал лучше, чем мы, что тоже осложняет наше дальнейшее развитие.

Однако махом все изменить невозможно в силу того, что мы уже обсуждали в нашем разговоре о неиссякаемой сакральности российской власти. Священность вошла в массовое сознание настолько, что директивно ее развеять не получилось и не получается. Тем более что многие элементы этого сознания применяются и в сегодняшних российских практиках. Поэтому сейчас перед нами стоит главный вопрос: является ли российская целостность способной к саморазвитию?

– А как бы вы сами на него ответили?

– Я рискну начать с ответного вопроса. Вы замечаете разительную дистанцию между обычными московскими старушками, которые нередко выходят на улицы с флагами и плакатами в поддержку нашего президента, и той молодежью, особенно столичной, что занята в наше время совершенно другими делами? Лично мне представляется, что это различие носит качественный характер.

Вы мне скажете, что во все времена была интеллигенция и был народ, а между ними была дистанция? Согласен. Но давайте вспомним, что русская интеллигенция во все времена любила простой народ, она его даже обожествляла как носителя светлого будущего. О нынешних интеллигентах я так сказать не могу. Больше того, мы здесь ощущаем уже хронический конфликт, некую качественную нестыковку.

– Что вы в данном случае понимаете под качеством? Образованность? Любовь к познанию всего нового? Но это все связано с молодостью…

– Это так и не так. Замечаете ли вы, что сегодняшние молодые люди, в том числе и студенты, не читают тех книг, которые читали мы с вами?

– Конечно. Чернышевского они не читают…

– Куда вы махнули! Они и Гоголя, и Пушкина читали разве что в рамках средней школы. Дело в том, что круг чтения и круг смотрения приоритетно уже давно поменялись местами. Но даже если они смотрят гораздо больше, чем читают, я уверен, что им почти неизвестна классика мирового кинематографа. И дело здесь прежде всего в том, что они не только живут другим содержанием, но и говорят на другом языке. У них свои герои, своя эстетика. Это сегодня и не хорошо, и не плохо. Точно так же мы с вами можем сказать о наших возрастных вкусах, желаниях и приоритетах. Таким образом, можно зафиксировать, что произошел качественный скачок. Причем такие скачки, связанные с большими переменами в образе жизни и культуре, происходили, например, во времена Петра Первого. Элита предшествующей эпохи в качественном отношении мало чем отличалась от народа. Ей только предстояло окунуться в мир тогдашних европейских технологий. Но уже элита времени Екатерины Второй почти вся говорила по-французски и была включена в общеевропейский контекст. Она была уже далека от народа. Но это был скачок в развитии.

Так вот, сегодняшняя молодежь в российских городах с миллионным населением уже качественно иная. И у меня есть подозрение, что качество, которое они демонстрируют, может стать основным. И возможно, оно несет в себе уже и другую ментальность.

– А как это можно определить?

– Пока четкого ответа у меня нет. Во-первых, хотелось бы узнать, в какой степени эти молодые люди верят в то, что говорит и делает сегодня наша власть. Во-вторых, готовы ли они, нынешние молодые, жить за забором, отделившись от остального мира? Мне кажется, что такой готовности у них нет, потому что в отличие от нас с вами они гораздо сильнее вписаны в мировой контекст. Для них свобода передвижений, выбор места жительства и рода занятий имеют гораздо большее значение, чем это кажется нам.

Таким образом, сегодня мы уже имеем дело с несколько иной версией национальной культуры и национального самосознания. И это усложнение будет усиливаться.

– В одной из работ вы, касаясь российских проблем, сказали, что у нас культура в широком смысле потеряла свою эффективность...

– А разве это не так? Тогда скажите мне, российская экономика является сегодня эффективной?

– Скорее нет.

– Россия умеет создавать, производить, внедрять новые технологии? Где, например, смог реализовать идею телевидения наш соотечественник Владимир Зворыкин? Купеческий сын, блестящий инженер, он вынужден был уехать после Февральской революции вначале в Европу, а потом в США. В итоге его вклад в мировое телевидение стали называть «русским подарком Америке»…

– Но это же он на закате своей жизни предсказал: «Я создал монстра, способного промыть мозги всему человечеству. Это чудовище приведет нашу планету к унифицированному мышлению…»

– Да, и лучшей деталью в телевизоре объявил выключатель. Он же был еще и доктором философии. А возьмите Сикорского, знаменитого авиаконструктора, уехавшего на Запад… Это штучные люди. Но мы-то сейчас говорим о хронической утечке мозгов, которую наши ретивые «патриоты» все время порицали. Эта тенденция была характерна для советского этапа истории, а мы уже 30 лет живем, можно сказать, в рыночной экономике. Казалось бы, объявлена рыночная свобода – и где же ее ожидаемые результаты? Смогли ли мы за это время создать что-то такое, чего не видели и о чем не слышали в развитых странах Запада? Я примеров этого назвать не могу. И мне понятен интерес многих нынешних молодых россиян к открытому обществу.

– Не думаете о том, как на появление таких «западников» отреагирует патриотическая пропаганда?

– Цель любой пропаганды в любой авторитарной среде – поддерживать мифы, воспевать закрытость общества, хвалить родину и т.д. У нее свои цели и задачи, а у новых молодых ребят – свои. Что тут еще можно сказать? Такая уж сегодня примета российского времени.

А дальше я выскажу мысль, весьма непопулярную.

В нашей жизни есть такое явление, как историческая инерция. Известно, что Первая мировая война была проигрышем для Германской империи и Австро-Венгрии.

Народы Австрии и Германии приняли этот проигрыш? Нет. Они начали Вторую мировую, которую тоже проиграли. И только после этого разгрома в контексте внешнего управления смогли направить свой курс на общеевропейское мирное сосуществование и развитие. При этом Германия не без помощи стран антигитлеровской коалиции провела тотальную денацификацию общества. Наконец, Япония, которая во Второй мировой войне была на стороне Германии. Ей тоже пришлось капитулировать. Тем не менее, начав модернизацию, эта страна достигла замечательных успехов.

Вообще окончание Второй мировой войны для широкого ряда европейских стран стало тем самым окном возможностей, благодаря которому можно было двигаться вперед без мракобесных идеологий.

Этот перечень стран интересен тем, что они, пройдя сквозь мировую войну, не просто занялись мирным строительством, а смогли отказаться от такой идеологии, которая была им навязана германским национал-социализмом.

Советский Союз, сыграв огромную роль во Второй мировой войне и потеряв в ней десятки миллионов людей, в идеологическом плане еще долго оставался оплотом авторитаризма и адептом идеологии классовой борьбы. И что особенно печально, эти идеи до сих пор греют сердца сторонников сталинизма, жесткой руки власти и других атрибутов системы, которая должна была остаться навсегда в страшном минувшем столетии.