Имитационная демократия в условиях современной России

Интересно, этот депутат делает селфи или снимает на память докладчика... Фото со страницы Государственной думы РФ в «ВКонтакте»

Демократия перед теми, кто к ней относится серьезно, ставит почти неразрешимые проблемы, а для тех, кто ее ненавидит, открывает почти неограниченные возможности. 

Вацлав Гавел

При подготовке этой статьи  мне очень повезло. Почти случайно на сайте Полит.ру  я прослушала  запись лекции, которую прочел 27 сентября 2007 года в московском литературном кафе Bilingua Дмитрий Ефимович Фурман, тогда главный научный сотрудник Института Европы РАН, историк, политолог и социальный философ. Один из виднейших специалистов в области становления и развития политических режимов, проблем демократии и авторитаризма, он обладал талантом доносить самые сложные темы до любой аудитории. И лекцию, посвященную имитационным политическим режимам,  он начал с маленького, но  яркого примера. 

«Однажды я отдыхал в Тунисе, и он мне очень понравился,  хорошая, европеизированная арабско-мусульманская страна. Я в нее попал как раз в тот момент, когда там были президентские выборы. Выбирали Бен Али, их несменяемого президента. 

Везде висели большие портреты Бен Али, и ходили какие-то девочки, били в барабаны, как-то агитировали за него. Висят его большие портреты, а рядом чьи-то маленькие портреты. У нас был очень хороший гид, тунисец, хорошо знавший русский язык, и я его спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, кто эти другие люди рядом с Бен Али?» Он отвечает: «А это другие кандидаты. Этот – коммунист, этот – исламист, этот – либерал, а вот эти трое – я не помню кто». Я говорю: «А есть у них хоть какая-то возможность победить? (Я не настолько наивный человек, чтобы задавать такой вопрос серьезно, но мне был интересен ответ.) Или  хотя бы сколько они получат?» – «Да ничего они не получат! Их и не знает никто. Их по телевизору не бывает». После этого мы еще говорили про Тунис. Этот тунисец говорил в основном о том, что президент, может, еще и ничего, но вот его брат уж очень много ворует, даже представить невозможно сколько. И он мне рассказывал истории про это фантастическое воровство. Я почувствовал себя на родине, в пределах СНГ…»

Согласитесь, что это замечательный пример имитационной демократии, когда сомнительные действия властей все чаще воспринимаются обществом если не как должное, то, во всяком случае, как неизбежное следствие политики имитационного режима. Вера большинства в демократический идеал все чаще заставляет граждан идти на уступки людям власти, не выполняющим доверенные им функции, а также  представительным собраниям и государственным институтам. В реальности же  молчаливое согласие народа с неэффективной политикой власти, олицетворяющей в своих действиях так называемую волю народа, может привести к весьма плачевным результатам. 

Недаром же, как пишет в своей монографии социолог Михаил Афанасьев, «в политической социологии утвердилось понимание патрон-клиентных отношений как взаимосвязей преимущественно личностных, частных и неформальных, основанных на неравенстве в обладании ресурсами власти и разнице социальных статусов. И в то же время на взаимных обязательствах и заинтересованности».

Другими словами, по Афанасьеву, несоответствие официальных установлений и функций реальному  функционированию органов государственной власти – это «первое и главное впечатление и от современной российской политики». 

Именно такая демократия неуклонно трансформируется в инструмент решения большинства вопросов органами государственной власти, которые в своей неутомимой работе, по сути, ничем не ограничены. Об этом в свое время предупреждал Фридрих Хайек, нобелевский лауреат по экономике.

По его мысли, злоупотребления в таких патрон-клиентных отношениях может предупреждать лишь внешний, независимый институт. Но его место в современной государственной системе занимает законодательство, созданное самими же парламентариями. Таким образом, нарушается концепция суверенитета закона. Контроль над правительством со стороны избранного Заксобрания здесь выглядит просто благостной иллюзией, за которой не видны волны произвола, основанные на подкупе тех или иных групп интересов. 

Так складывается атмосфера, при которой  любая группа готова пойти на сколь угодные, зачастую неправомерные, уступки в предоставлении благ и привилегий другой группе, если будет уверена в гарантированной ответной благодарности.

Так, придя к власти с помощью поддержки большинства, государственные институты начинают реализовывать собственные, отличные от общественных целей задачи. 

Фридрих Хайек сделал о работе этого теневого механизма вывод о том, что в этой системе одна группа людей может объявить все, что ей угодно, делом, важным для всех, чтобы  на этом основании использовать общепризнанную процедуру для проведения в жизнь исключительно своих решений. 

К тому же такая  ситуация демонстрирует ошибочность мнения большинства, которому кажется, что оно выступает в качестве объективного и бесспорного контролера  общественной справедливости. Скорее такое большинство вообще не имеет представления о справедливости, о равноправном распределении благ внутри отдельно взятой группы. В этом случае общественный порядок заключается не в сознательном принятии обществом неких общих правил поведения, а в наличии у него верных представлений о должном поведении. «Не общество создает правила, а правила объединяют людей в общество», – полагает Фридрих фон Хайек. 

Демократия же может отражать волю большинства лишь тогда, когда  заинтересованное, энергичное большинство действует справедливо и только в рамках установленных общих правил. А если таких правил нет, это будет лишь выражением  безмерной воли социума, различные группы которого стремятся достичь собственных целей, рассчитывая на получение благ и привилегий со стороны властей.

А квартира у меня имитационная, протестная, брезентовая. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru

Такое положение дел часто создается вследствие политического характера природы государства, которую Чарльз Тилли, один из наиболее влиятельных исторических социологов, отразил в своей военно-налоговой теории «Принуждение, капитал и европейские государства».

 По этой концепции, главной возможностью для формирования основных структур государственности послужили процессы изъятия и борьбы за средства для ведения военных действий. Власти были вынуждены делать определенные уступки обществу, имеющему необходимые ресурсы и капитал. Таким образом, взаимодействие создаваемых государственных структур и общества осуществлялось через различные комбинации капитала и принуждения. Чаще они сводились к принуждению, выраженному в принудительном изъятии у населения средств, необходимых для ведения войн, включая одновременное создание структур, обеспечивающих такого рода изъятие.

Кроме принуждения населения существовали договоренности власти  с капиталистами как основными владельцами ресурсов, необходимых как для развития и функционирования государственных структур, так и для защиты страны. 

Также имело место сочетание капитала и принуждения, их одновременное применение, основанное на относительно равном взаимодействии. В любом случае это не простые люди, а держатели капитала чаще всего вступали во взаимодействие с правителями, что помогало капиталистам решать и свои проблемы тоже.

Работа со средствами, необходимыми для ведения военных действий, стала порождать незапланированные и зачастую нежелательные государственные структуры, у которых вскоре стали появляться собственные интересы, права, нужды и потребности. Эти «государственники» решительно отличались и были не зависимы от военных. У них появлялись своего рода «представительства» интересов той части населения, которая как  сильный источник ресурсов больше интересовала государственную власть – как во время войны, так и в мирное время.

Современные правительства тоже испытывают на себе давление различных групп интересов. При этом несоблюдение принципа разделения властей, а также замещения правового законодательства политическим вносит в деятельность государства свои нежелательные коррективы. Здесь, по сути, имеет место совпадение или пересечение законодательной и исполнительной власти. В этом случае последняя, помимо распределения государственных ресурсов занята еще определением их объема и порядка раздачи. 

Еще в XVIII веке английский философ Уильям Пейли создал «Принципы моральной и политической философии», где говорилось о той пользе, которую приносит государству разделение властных полномочий: «Когда функции разделены, то общие законы издает отдельный институт, не заботясь о том, на кого эти законы распространяются. Когда ж заранее известно, кто будет подлежать действию законов, законодателю трудно удержаться от того, чтобы не склониться на сторону тех или иных интересов».

В таких обстоятельствах очень важно понять грань между законом как волеизъявлением суверена и законом как правилом справедливого поведения. Сегодня в России этой грани практически нет. Поэтому вместо ограничения полномочий правительства современное законодательство выступает «побочным продуктом» его деятельности и зачастую направлено на расширение таких полномочий. 

Однако основной задачей демократического законодательства должно выступать создание универсальных общих правил, направленных на регулирование неопределенного числа случаев в будущем, поддержание абстрактного порядка, а не защита частных сиюминутных интересов.

Важнейшим условием поддержания такого строгого порядка выступает эффективное ограничение власти. Иначе  низкий уровень такого ограничения порождает свободу действий правительства, а значит, развитие произвола, способствующего увеличению давления на власть со стороны различных групп интересов. 

«Если не ограничить его (правительства) власть, оно никогда не сможет служить взглядам большинства избирателей, – предупреждает нас все тот же Хайек. – Оно будет вынуждено сколачивать и удерживать парламентское большинство, удовлетворяя требования множества различных групп интересов». Подлинной же ценностью демократии является защита народа от злоупотреблений административного аппарата своими полномочиями. Деятельность чиновников должна быть направлена на обеспечение необходимых для реализации общественных интересов. И даже, несмотря на невозможность предсказания точного результата тех или иных действий управленческого аппарата, «игра по правилам» улучшает шансы каждого на наиболее благоприятный исход.

С учетом вышесказанного на нынешнем этапе развития Россию вряд ли можно назвать современным демократическим государством. Господствующая в нашей стране форма политической организации общества скорее сравнима либо с феодализмом, когда социально-политическая сфера оказывается разделенной на различные сферы влияния, подконтрольные тем или иным группам интересов, либо с патримониализмом, который Макс Вебер определил как форму традиционного господства одного-единственного властителя, отличающуюся от остальных форм существованием лично обязанного вождю окружения.

 Для  доказательства господства социально-политической структуры, схожей с феодализмом, можно привести в пример практически отсутствующий в России институт частной собственности, когда в любой момент каждый может быть лишен всего, чем владеет, а также патрон-клиентные (причем не законные, а преступные) отношения власти с группами интересов, претендующими на получение определенного набора благ. 

В сегодняшней России весьма зримо  присутствуют общественные отношения, характерные для времен феодализма в Европе: слабость законов, произвол «знати», клановость и семейственность, предоставление «крыши» феодалами, примат личной преданности над законами. 

Зарождению неофеодализма в современной России способствовали два основных фактора. Во-первых, существующая в нашей стране демократия, которая  вместо обеспечения обратной связи государства и общества направлена на коррупционное усиление административного аппарата. 

Во-вторых, толчком к развитию российского неофеодализма стала «деградация бюрократического аппарата и общее моральное разложение сословия управленцев».

В условиях российского патримониализма государство «управляется как частное владение (вотчина) правящих групп, которое на основе власти-собственности приватизирует различные общественные функции и государственные институты». Причиной же существования в современной России и неопатримониализма Александр  Фисун считает наличие в постсоветских государствах «неформального соглашения по захвату государства и монопольной апроприации публичных политико-правовых функций». 

Здесь главным условием сохранения собственности и безопасности перед внешними угрозами будет являться покровительство верхов в обмен на предоставляемую им поддержку, в том числе материальную. «Неопатримониальная система свела к минимуму самостоятельный доступ автономных общественных групп к позициям контроля над распределением ресурсов, стимулируя рентоориентированных предпринимателей к вхождению в системы перераспределения ресурсов в рамках патрон-клиентных сетей», – отмечает Фисун.

Основные же элементы современной демократической системы в неопатримониальном обществе «подвергаются существенной трансформации, становясь оболочкой, прикрывающей патримониальные общественные связи», – констатирует ученый. 

Если в условиях демократии залогом стабильности является быстрая реакция государства на изменяющиеся запросы различных социальных слоев, то в условиях патримониализма таковой выступает способность элит проникать и поддерживать патрон-клиентные связи с различными группами интересов при как можно более низком уровне конфликтности.

 Прав был Дмитрий Фурман, утверждая: «Когда жить в условиях демократии очень трудно, а идейных альтернатив демократии нет, общество легко переходит к имитации. Поэтому сейчас так много имитационных демократий». 

Естественно, что в условиях такой формы власть чиновников считается их частной собственностью, приносящей доход от использования ее в «нужном русле». Неотъемлемыми атрибутами современной России стали также монополизация власти и экономики, коррумпированность судебных и правоохранительных органов, а также отсутствие должной свободы средств массовой информации. 

Выход из сложившейся ситуации, на наш  взгляд, заключается в принятии следующих мер. Основополагающим направлением должно стать ограничение власти путем реального разделения властей, когда каждая ветвь власти занимается строго определенным кругом вопросов, на решение которых она уполномочена. Деятельность государственной власти должна быть контролируема независимым внешним субъектом, каковым, по нашему мнению, должен стать Конституционный суд. На первый взгляд данное утверждение может выглядеть абсурдно, однако оно не лишено рациональности, потому как основной задачей такого суда должна стать не трактовка Конституции и проверка на соответствие ей принимаемых законов, а определение границ компетенции между ветвями власти, а также «охрана» существующего законодательства. Принуждение индивида должно осуществляться лишь в соответствии с универсальными, общими для всех правилами и нормами, обладающими правовой сущностью, а не отражающими волю отдельно взятых групп интересов. Гарантом соблюдения законодательства должна стать его правовая сущность, а не угроза применения к его нарушителям легитимного насилия со стороны государства, отличительными чертами которого стали специализированный полицейский аппарат, с одной стороны, и тюремная система – с другой. 

Неизменным принципом осуществления правосудия должен выступать принцип равенства всех перед законом. В обратном случае законодательный орган будет продолжать принимать лишь удобные для него законы, не попадая под действие неугодных ему норм права. Создание же правового государства и развитие институтов гражданского общества является неотъемлемым условием формирования демократической формы социально-политического устройства современной России, что, в свою очередь, становится возможным лишь в условиях должного взаимодействия общества и государства.