Почему российская журналистика сегодня не интересна ни власти, ни обществу

В транспорте времен социализма люди любили почитать о скором открытии маршрута в коммунизм.  Игорь Попов. Перед работой. 1966. Репродукция © РИА Новости

«Вот оно, заведение лжи…»

Это решение, с одной стороны, органически вытекало из самой тоталитарной природы коммунистического проекта, а с другой – оказалось для него роковым. На закате советской власти генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов «порадовал» своих слушателей фразой, которая, наверное, казалась референту, вписавшему ее в «высочайший» доклад, верхом дерзости: «Мы не знаем общества, в котором мы живем».

Этому не приходится удивляться: общество, в котором не существует качественной политической журналистики, подобно организму, в котором не функционирует нервная система и который не чувствует боли, предупреждающей его о различных неполадках. Это обстоятельство порождает характерную закономерность: крах тоталитарных и авторитарных режимов происходит именно тогда, когда их вождям кажется, что они находятся на вершине своего могущества и популярности.

Нельзя, впрочем, утверждать, что в советское время журналистики вообще не было. Она была, и в ряде случаев достаточно влиятельная. Журналистам дозволялось разоблачать «отдельные недостатки», и эти разоблачения, как правило, влекли за собой реальные последствия. Вслед за появлением разгромной статьи в «Правде» или сюжета в сатирическом киножурнале «Фитиль» летели начальственные головы. Гражданин мог обратиться в газету со своими проблемами, и это работало.

Существовали и достаточно качественные внешнеполитические программы, такие как «Международная панорама» Александра Бовина. На фоне неистовых беснований нынешних казеннокоштных телепропагандистов она представляется едва ли не образцом сдержанности.

Однако – и это главное – советские журналисты не имели возможности открыто критиковать те события и явления, которые и привели к краху СССР: вторжения в Венгрию и в Чехословакию, войну в Афганистане, расправы над диссидентами, информационную закрытость, отсутствие политического плюрализма, косную идеологию, фальсификацию советской истории, запрет на частную собственность и многое другое.

В результате в официальную идеологию перестали верить даже те, кто по роду службы ее творил. Один мой знакомый, занимавший очень высокий пост в системе советского агитпропа, проходя мимо здания, где размещалась редакция газеты «Известия», неизменно напыщенно произносил: «Вот оно, заведение лжи».

«В начале было слово»… Некогда живое, страстное и зовущее коммунистическое слово умерло – и вслед за ним скончалась основанная на нем общественно-политическая система.

Свободы слова много, политической прессы – нет

Парадокс: советскому гражданину, впавшему зимой 1985 года в летаргический сон и проснувшемуся в наши дни, непременно показалось бы, что журналистика в России достигла невиданного расцвета.

На самом деле, в наши дни мы наблюдаем такое, чего советские диссиденты не видели и в самых радужных снах: в печатных изданиях и даже на центральных телеканалах представлены мнения людей, категорически не согласных с внутренней и внешней политикой действующей власти, на страницах оппозиционных СМИ, не говоря уже об Интернете, раскрываются коррупционные схемы, демонстрируется сверхроскошный образ жизни высших руководителей государства и даже разоблачаются агенты собственных спецслужб.

В каких-то сферах свободы слова в России даже больше, чем на Западе. Скажем, книжные магазины в Москве забиты литературой, прославляющей Иосифа Сталина. Но попробуйте, например, в Чили опубликовать книгу, положительно оценивающую генерала Аугусто Пиночета. А скажем, в Доминиканской Республике воспоминания дочери блистательного диктатора Рафаэля Леонидаса Трухильо Молины, этого отца доминиканской нации, и вовсе запрещены.

В России, к счастью, не укоренилась так называемая политкорректность – самая тоталитарная идеология всех времен и народов, которая поддерживается на Западе силами самого гражданского общества; выход за ее пределы чреват тотальным общественным остракизмом.

И тем не менее можно констатировать: политическая журналистика как общественно значимая профессия в России умерла.

Вопиющие в пустыне

Как разрешить это противоречие? Дело в том, что журналистика в отличие, например, от поэзии и прозы не является «чистым искусством», у которого «в запасе вечность». Михаил Булгаков или Осип Мандельштам могли «подождать» несколько десятилетий после своей смерти, прежде чем их произведения пробьются к читателям. Однако журналистике на подобное долгожительство рассчитывать не приходится: она нужна здесь и сейчас, и ее воздействие на общество и государство должно ощущаться немедленно.

Во многом именно так обстоит дело на Западе. Если, например, в Великобритании в СМИ появляются сведения о том, что тот или иной министр или депутат парламента владеет имуществом, явно не соответствующим его доходам, можно не сомневаться: парламент начнет по этому поводу расследование. И если будет установлено, что имели место злоупотребления, даже ничтожные по российским меркам, этот политик с треском вылетит со своего места и в его отношении будет возбуждено уголовное дело. В России же мы каждый день читаем и видим в Интернете, как государственные чиновники и депутаты, ни дня не занимавшиеся до своего поступления на государственную службу никаким успешным бизнесом, отстраивают себе дворцы в стиле Версаля, приобретают личные джеты с подачей в салон специального альпийского воздуха, прикупают своим детям недвижимость в Лондоне и – одновременно – учат нас аскетическому образу жизни и рассказывают о тлетворном влиянии на отечественную самобытность западной потребительской идеологии. И все это не влечет за собой никакой реакции – ни со стороны власти, ни со стороны общества.

Возьмем даже более простой пример: на Западе общественного деятеля, в научном труде которого обнаружены некорректные заимствования, немедленно с позором изгоняют отовсюду. В России же в диссертациях чиновных «светочей науки» систематически выявляются не просто «заимствования», а тотальный плагиат, вплоть до полного тождества их «научных работ» с прежде защищенными диссертациями. Не говоря уже о том, что научная деятельность этих персонажей начинается с защиты липовой диссертации и ею же и заканчивается: никаких следов из дальнейшего присутствия в науке обнаружить невозможно.

И снова, как правило, никакой реакции не следует. А ведь речь идет о тяжких преступлениях – краже чужой интеллектуальной собственности и присвоении себе незаслуженных привилегий.

Недаром говорил Козьма Прутков: «Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза». Возникает вопрос: ради чего в таком случае трудятся отважные «разгребатели грязи», как их когда-то называли на Западе, если ни власть, ни общество на их разоблачения никак не реагируют и их деятельность не получает общественного признания? Воистину, она напоминает глас вопиющего в пустыне, в той ледяной пустоши, которую представляет собой наша убогая общественная жизнь.

«Одно слово правды весь мир перетянет»

А ведь еще совсем недавно все было по-другому. Конец 80-х – начало 90-х годов прошлого века ознаменовали собой расцвет отечественной журналистики. Это было прямым следствием политики «гласности», анонсированной и проводимой в жизнь Михаилом Горбачевым.

В России, как ни в какой другой стране, сформировалось особое отношение к неподцензурному слову, нашедшее свое воплощение в пословице, на которую в свое время ссылался Александр Солженицын: «Одно слово правды весь мир перетянет». В это смелое утверждение верили и общество, и власть: Екатерина II считала автора «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева «бунтовщиком, хуже Пугачева». Иными словами, предполагалось, что публикация некоего публицистического текста, в данном случае совершенно неудобочитаемого, способна сокрушить великую империю. Аналогичным образом мыслили и коммунистические вожди, заточая в стальные сейфы «спецхранов» любые сочинения, способные поставить под сомнение слова из гимна СССР: «Партия Ленина – сила народная нас к торжеству коммунизма ведет».

Между тем за всю историю России и СССР на момент прихода к власти Михаила Горбачева существовал всего один период относительной свободы слова: 1905–1918 годы. И потому, когда на протяжении 1985–1988 годов все цензурные ограничения были фактически отменены, общественный интерес к свободному слову взметнулся до небес, а его воздействие на общественные процессы стало колоссальным.

Официальный голос ТАСС не уполномочен оценивать точность фактов. Фото © РИА Новости

Но ни одним свободным словом жив человек. В позднесоветские времена профессии журналиста и публициста были материально обеспеченными: один мой знакомый, бывший в свое время звездой  международной журналистики, получил от государства квартиру, стоимость которой составляет сегодня никак не менее 2 миллионов долларов. В 1990 году за публикацию в журнале «Огонек» статьи об антисталинской оппозиции мне заплатили 352 рубля – примерно две средние советские зарплаты. Однако с наступлением ельцинских реформ доходы большинства журналистов, равно как и подавляющего большинства советских граждан, резко упали.

И здесь возникло чрезвычайно любопытное явление, которому автор этих строк был непосредственным свидетелем. Дело было в 1993 году. В то время я работал в одной очень известной телепрограмме. Моя должность называлась «главный редактор», однако на деле я был идеологическим консультантом ведущего и его техническим помощником. По мере того как программа раскручивалась и наращивала рейтинг, нам стали поступать многочисленные предложения от различных личностей и структур о готовности заплатить за участие в этой программе. Вначале речь шла о сравнительно скромных суммах, однако очень скоро они выросли примерно до 55 тысяч долларов. Для сравнения: будучи до апреля 1992 года пресс-секретарем вице-президента России, я получал сумму, эквивалентную 50 долларам в месяц.

Аналогичные предложения получали и другие теледеятели. Принимались они или нет, мне не известно. Однако многие из телезвезд вскоре обзавелись роскошными квартирами, автомобилями с водителями и охраной и отстроили себе особняки с десятками ванн и туалетов и даже вольерами, где проживали крокодилы и другие тропические животные.

Под влиянием славы и денег – этих двух важнейших компонентов, способствующих разложению человеческой личности, произошла невероятная нравственная деградация телеперсонажей, которые позволяли себе самое отчаянное свинство, всякий раз сходившее им с рук.

Как грибы после дождя расплодились различные PR-агентства, которые предлагали своим клиентам за соответствующие суммы разместить любой материал в любом СМИ и организовать участие клиента в любой телепрограмме. Иногда, впрочем, телевизионное начальство все же «просыпалось» и по каким-то одному ему известным причинам запрещало программы с участием тех или иных лиц, носившие откровенно рекламный характер. Скорее всего кто-то с кем-то просто не поделился. При этом деньги, уплаченные клиентом, иногда ему возвращались, а иногда и не возвращались. Причем в последнем случае никто не возмущался: кому охота конфликтовать с телезвездами, перед которыми открывались все двери?

Свобода – это рабство

Эта «казацкая вольница» постепенно сменилась более упорядоченным подходом. С возникновением двух медиаимперий – ОРТ Бориса Березовского и НТВ Владимира Гусинского – журналисты превратились в обслуживающий персонал медиамагнатов, преследующих свои политические и экономические цели. Можно сколько угодно восторгаться «уникальным журналистским коллективом» НТВ времен Гусинского – и он был действительно уникальным, но не надо обольщаться: НТВ был предельно тоталитарной организацией. Один из создателей этой медиаимперии назвал ее «информационной заточкой» в руках Гусинского. В НТВ проводилась жесточайшая реакционная политика, присутствовали черные списки лиц, о которых ни при каких обстоятельствах не дозволено было говорить ничего хорошего, малейшее отклонение от «генеральной линии» каралось предельно жестко. И не случайно во главе аналитической службы «Медиа-Мост» стоял зловещий генерал КГБ Филипп Бобков, возглавлявший в советское время борьбу с инакомыслием. Примерно таким же образом обстояло дело и в ОРТ Бориса Березовского.

«Независимые» журналисты медиаимперий жили, говоря словами видного деятеля одной из них, Александра Невзорова, в «золотой клетке»: им выплачивались запредельные гонорары, выдавались невозвратные кредиты для приобретения дорогостоящей недвижимости в центре Москвы и даже вилл и яхт за границей. Можно понять нынешние стенания части этой публики, отлученной от «корыта», но при чем здесь свобода слова?

Впрочем, значительная часть деятелей НТВ, обслуживавшего интересы Владимира Гусинского, а по совместительству почему-то – лидера «Яблока» Григория Явлинского, сегодня сохранили свои позиции на нынешнем НТВ и с прежним задором служат уже совсем другим богам. То же относится и к другим телеканалам. Смысл работы на телевидении свелся к обеспечению собственного материального преуспеяния, все остальное стало вторичным.

Иногда площадь может стать и книгой отзывов о качестве работы СМИ. Фото PhotoXPress.ru

Нынешним телевизионным «властителям дум», в сущности, решительно все равно, какую идеологию проповедовать. По своему образу жизни они – типичные «западники», и, наверное, будь нынешний курс страны прозападно-либеральным, они отстаивали бы его с еще большим рвением, чем сегодня. Но так уж сложилось, что на их долю выпало обслуживать интересы нынешней правящей корпорации и активно участвовать в формировании ее идеологии. Эту идеологию видный политолог Владимир Пастухов справедливо уподобил булгаковской «осетрине второй свежести»: в ее основе – характерное для советской эпохи агрессивное противостояние на мировой арене западным либеральным демократиям, на этот раз на основе некоей мнимой российской «исключительности», «духовности», «особого генетического кода» и тому подобных идеологических клише.

Методы внедрения этой идеологии в массы значительно превзошли советскую пропаганду самых худших образцов. Здесь и рекомендации развязать полномасштабную войну против Украины, и призыв залить Армению кровью, и угрозы превратить весь мир в «радиоактивный пепел».

Под влиянием подобного зомбирования немало российских граждан отправились на восток Украины сражаться с «бандеровцами», и многие из них нашли там свою погибель. Лично я – и это мое оценочное суждение –  считаю подобных телепропагандистов отнюдь  не «голубками мира» и надеюсь, что рано или поздно их деятельность получит надлежащую правовую оценку.

Одно из поразительных достижений телепропаганды заключается в том, что российская внешняя политика, приведшая к моральному осуждению России со стороны подавляющей части мирового сообщества и экономическим санкциям, резко тормозящим развитие страны, представлена как величайший успех, и это представление разделяется подавляющим большинством населения, утратившего способность мыслить самостоятельно. Один из ведущих телепропагандистов заявил, что Россия показывает всему миру пример того, как надо вести себя прилично. Вероятно, то же самое он думает и о самом себе.

Что касается борьбы с «врагами внутренними», то здесь телепропагандисты со всей решительностью отринули от себя «химеру, именуемую совестью». Чего стоит порнографический репортаж из спальни бывшего премьер-министра Михаила Касьянова, показанный по одному из ведущих телеканалов явно с одобрения вышестоящего начальства. Любопытно, какова была бы реакция этого начальства, если бы подобный репортаж был продемонстрирован в отношении одного из его представителей.

Отрадно одно: среди моих молодых образованных знакомых нет ни одного, на кого эта тлетворная пропаганда оказывала бы какое-либо влияние. Нынешняя российская политика и ее пропагандистское освещение вызывают у них глубочайшее отвращение. А это значит, что битва за умы подрастающего поколения, имеющая решающее значение для будущего страны, правящей корпорацией безнадежно проиграна. При этом у многих людей старшего поколения сохраняется пиетет по отношению к телевидению, в то время как Интернет порождает большие сомнения. «По телевизору сказали – значит правда» – с таким восприятием мне нередко доводилось встречаться.

«Спину вялую сгорбя…»

Между тем подлинный смысл журналистики состоит не в том, чтобы обслуживать чьи-то личные или корпоративные интересы, пусть даже они и выдаются за интересы государства. Он заключается в том, чтобы информировать общество о его критически значимых проблемах и добиваться реакции власти и общества на эту информацию. Пусть даже эти проблемы покажутся кому-то трагическими и невыносимыми.

Вспоминается нечто из Галича:

Спину вялую сгорбя,

Я ж не просто хулу,

А гражданские скорби

Сервирую к столу…

Приходится только удивляться, что журналисты с подобным пониманием сущности своей профессии в России все еще есть, и их не так уж мало. Об этом свидетельствует ряд великолепных расследований последнего времени, включая, например, установление подлинных личностей «Петрова» и «Боширова», а также других незадачливых «рыцарей плаща и кинжала», чья деятельность как будто скопирована с худших голливудских поделок времен холодной войны, посвященных «советской угрозе».

Но если говорить о «разоблачительной» журналистике, то первое место здесь, бесспорно, принадлежит человеку, который журналистом вовсе не является, – Алексею Навальному. Аудитория его роликов, посвященных российской коррупции и ее виднейшим представителям, вполне может быть сравнима с аудиторией ведущих пропагандистских программ на центральных телеканалах.

В Интернете возродился и такой некогда процветавший жанр, как театрализованное, серьезное и нелицеприятное интервью; здесь бесспорным лидером является молодой журналист Юрий Дудь. И хотя в своей последней беседе с корифеем советско-российской телепропаганды Владимиром Познером он подчеркнуто играл роль ученика великого мастера, его интервью выглядят значительно живее, разнообразнее и, главное, компетентнее, чем программы самого Познера. К тому же Дудь без всяких проблем может пригласить в свою программу того же Алексея Навального, в то время как Познеру телевизионное начальство такой возможности не предоставляет. Но все же Познер – воздадим ему должное – это отнюдь не «Киселев-Соловьев» и им подобные. Даже в своей нынешней роли он сохраняет «осанку благородства».

Ситуация в российской журналистике, разумеется, отнюдь не сводится к дихотомии: продажные пропагандисты – честные разоблачители. Между ними имеется великое множество других форм журналистского бытия: экспертные издания, сохраняющие определенное чувство собственного достоинства и не скатывающиеся к безудержной апологии власти, качественные (и не очень) исторические журналы, узкоспециальные СМИ и бесчисленный гламур. Загнать все это многообразие в стойло официальной идеологии будет крайне нелегко, хотя подобные предложения настойчиво проталкиваются во властных кругах вплоть до совершенно безумных идей об отключении России от мирового Интернета. Особенно курьезно, что проталкивают их персонажи, уже давно надежно обустроившиеся на якобы ненавидимом ими Западе.

Если черной кошки в комнате нет, зачем ее искать?

В наши дни произошло качественное изменение общественного сознания, причем как на глобальном, так и на национальном уровне. Во всем мире наблюдается «синдром постправды»: люди разуверились в том, что истина вообще существует и что она поддается установлению. А ведь,  как отмечала еще американская писательница русского происхождения Айн Рэнд, именно стремление отделить истинные утверждения от ложных является важнейшим стимулом прогресса человечества.

Что касается российских телепропагандистов, то они заинтересованы не в установлении истины, а в том, чтобы эта истина была погребена под грудой сознательной лжи и бесконечным числом взаимопротиворечивых версий. Никому из них ни разу не пришло в голову извиниться за свои репортажи, даже когда их неправда становилась абсолютно очевидной для всех думающих людей.

Можно, конечно, ссылаться на классическое утверждение, согласно которому «все теории стоят одна другой». Но не следует забывать, что эта сентенция принадлежит дьяволу – отцу лжи.

Ко всему этому добавляется полнейшее неверие российских подданных в то, что обнародование какой-либо, даже самой убийственной информации, способно как-то изменить положение дел в стране.

В этих условиях качественная политическая журналистика, без которой невозможно преодоление нынешнего застоя и выход на траекторию поступательного развития страны, остается невостребованной как властью, так и обществом. И это уже надолго, если не навсегда.