Юрий Соломонов
В.И. Ленин с делегатами II конгресса Коминтерна у «дворца Урицкого», Петроград. Фото 1920 года
Первого и последнего в жизни агента Коминтерна я встретил, когда студентом был отправлен в сибирский колхоз на картошку. Так вот бригадиром нам поставили старика-китайца полусумасшедшего вида, который периодически заявлял о своей причастности к мировой революции единственной фразой: «Я ребятам только рацию таскал…»
Своим появлением эта удивительная организация обязана партии большевиков и октябрю 1917 года. Владимир Ильич Ленин после победного штурма Зимнего дворца стал понимать, что этот триумф вряд ли обрадовал западную буржуазию. Поэтому он увидел перспективу в расширении большевистских идей и сил за пределами России.
Эта мысль дивным образом совпала с расколом в мировом социалистическом движении, вызванном мировой войной. Тогда, на радость Ильича, из общей массы европейских социалистов выделилось левое революционное крыло, чьи установки и планы были схожи с большевизмом.
Вот почему уже в начале декабря 1917 года Совет народных комиссаров выпустил секретное постановление о любых и скорых видах помощи «левому интернационалистическому крылу рабочего движения всех стран».
В этих действиях было очень важно, что инициаторы проекта сразу же подразумевали не меньше как коммунистический Интернационал, о котором Ленин говорил еще в начале войны.
Тогда Социнтерн уже не проявлял должной международной солидарности и стал раскалываться на группы патриотов-оборонцев, каждая из которых поддерживала правительство своей страны.
Но октябрь 1917-го основательно вскружил головы вождей большевиков. Они разом почувствовали в себе силу для дальнейшего расширения своего движения не только внутри страны, еще плохо понимавшей, что с ней произошло, но и за пределами державы.
Троцкий уже 26 октября 1917 года на II Всероссийском съезде Советов публично заявил: «Надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу».
Ленин писал Свердлову и Троцкому в октябре 1918-го: «…Международная революция приблизилась… на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших». Затем уже в 1919-м в заключительном слове при закрытии I (учредительного) конгресса Коминтерна сообщил, что «победа пролетарской революции во всем мире обеспечена. Грядет основание международной Советской республики».
Председатель Исполкома Коминтерна Григорий Зиновьев уже в октябре 1919 года заявил, что в течение года мировая революция распространится на всю Европу.
На фоне этих предсказаний Никита Сергеевич Хрущев, в начале 60-х пообещавший в стране коммунизм к 1980 году, выглядит слегка погорячившимся романтиком. Но при этом не будем забывать, что он руководил уже страной с ядерным оружием, лидирующей в освоении космического пространства, с высоким уровнем образования и науки…
Большевики, конечно, тоже любили мечтать, но они не были бы таковыми, если бы не опирались на свою волю и активную практику.
Даже Гражданская война не помешала им искать более тесные контакты с партиями, покинувшими Социнтерн. Тестом на лояльность к большевизму была непримиримость к «буржуазному парламентаризму» и признание диктатуры пролетариата не только лозунгом, но и политическим режимом с концентрацией власти в руках Советов.
Поэтому когда в начале февраля 1919 года в Берне собралась конференция перепуганных западноевропейских социалистов, чтобы восстановить Социнтерн и оживить социалистические идеи, как уже в марте ответом «сборищу защитников парламентаризма» стал созванный в Москве конгресс нового Коммунистического, или III, интернационала.
Делегатов на учредительном форуме было немного, но победный опыт большевиков в 1917 году подсказывал им, что дело не в численности, а в стремлении к победе.
На том же учредительном конгрессе была принята «Платформа международного коммунистического движения», одним из авторов которой был Николай Бухарин, выдвинувший в качестве неотложных задач: завоевание пролетариатом власти; замену буржуазного парламентаризма советами; оказание экономической и иной взаимопомощи пролетариатам различных стран.
Высшим органом новой организации провозглашался Конгресс. Руководство Коминтерном в период между созывами Конгресса возлагалось на Бюро исполкома. Коминтерн стал важным инструментом воздействия Советской России на ситуацию за ее пределами.
«Слабым звеном» по марксизму
 |
| Аллегорическое представление III Интернационала. Иван Голиков. Палехская миниатюра, 1927 |
По сути, первый же конгресс новой организации поставил крест на одной из основополагающих идей Маркса: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями».
Так, по Марксу, из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. И тогда наступает время социальной революции.
Взамен этому Коминтерн выбрал концепцию «слабого звена» в цепи империализма, то есть потерявшей силы страны, где было бы легче осуществить стремительный революционный прорыв. Это означало, что коминтерновское видение истории не замечает всех этих заумных сентенций Маркса о диалектике развития.
Поиски «слабого звена» – это как-то сразу взбодрило головы лучших умов создателей Коминтерна.
Сталин, например, в 1924 году объявил, что такая слабая цепь в первую очередь оборвется либо в Индии, либо в Германии. Действительно, через девять лет, в 1933-м, в Германию прорвался даже не просто социализм, а национал-социализм, который почему-то сразу стал бороться с коммунистами.
Тем не менее загнивание капитализма в «мировом масштабе», по логике теоретиков Коминтерна, наверняка подарит шанс любой компартии, если она готова захватить власть при определенных условиях, в пределах какого-нибудь национального образования. Степень развития капитализма при такой ситуации не имела значения.
Некоторые из тех, кто стоял за теорию «слабого звена», испытывали некоторое смущение: можно ли считать уже свершившуюся большевистскую революцию пролетарской? А если можно, то по Марксу получается, что до октября 1917 года капитализм в России все-таки успел достичь уровня западноевропейского капитализма!
А как же тогда игнорировать наличие в России сильных пережитков «феодализма», которые, по утверждению опять же занудных марксистов, сохранялись в российской экономике вплоть до октябрьских событий?
К счастью, все эти вопросы одним махом снимала теория «слабого звена». Она сразу, без всякой диалектики, давала вполне себе разумное объяснение захвату власти большевиками в полуотсталой России.
Больше того, при небольшой интерпретации и адаптации понятия «слабое звено» можно было применять для самых разных экспансий социализма, назвав эти действия, скажем, «выполнением интернационального долга», «защитой социалистических ценностей» и т.д.
После Зимнего хоть на Версаль
Таким образом, основной задачей Коминтерна стала координация планов коммунистических и революционных групп в разных странах, а фактически – их разработка при содействии и участии российских представителей. Речь шла о формировании слаженной мировой стратегии коммунистов разных стран, их подчинении единой цели, как ее понимали в Москве.
В Советской России стали открываться представительства зарубежных компартий. Была развернута сеть учебно-тренировочных центров, в которых готовились кадры профессиональных революционеров из числа зарубежных граждан для работы в соответствующих странах. Через каналы Коминтерна революционные группы зарубежных стран получали из Советской России разнообразную материальную помощь, информационно-пропагандистские материалы, организационно-методическую и экспертную поддержку. По линии Коминтерна была развернута подпольная работа. Она включала пропаганду и военно-конспиративные мероприятия. Деятельность Коминтерна послужила основанием для обвинений Москвы в «экспорте революции».
Но въедливый Эрик Джон Эрнест Хобсбаум, известный британский историк-марксист, не выдержал и написал:
«Однако именно в 1920 году большевики совершили то, что при взгляде в прошлое кажется главной их ошибкой, – произвели раскол международного рабочего движения. Они сделали это путем структурирования международной коммунистической организации по образцу авангарда ленинской партии, состоявшего из элиты штатных «профессиональных революционеров».
Но вся штука в том, что эту «ошибку» идеологи Коминтерна, наоборот, считали несущей духовной скрепой своей международной организации, которая, как, впрочем, и всякая национальная компартия, должна стать священным орденом, только уже всемирного масштаба.
Действительно, если такая большая страна, как Россия, под большевистским руководством совершила такой взлет к свободе, то почему бы не заразить этим духом другие страны?
Это было реальное политическое и социальное вдохновение. Случившееся в октябре 1917 года принесло некоторым ощущение счастья от незатухающей борьбы. При этом пропаганда и культура вносили в общественное сознание не только «все как один умрем в борьбе за это», но и «я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Но для таких походов надо было обладать специальными силами.
Сражаться, учиться и не светиться
Не так давно, выступая в эфире «Эха Москвы», историк Александр Колпакиди сказал, что в конце 20-х – начале 30-х годов между СССР и Западом могла бы начаться война. Если бы в то время не было Коминтерна, который служил своего рода «пятой колонной» в тылу потенциальных противников.
«Разведки Англии, Франции, Польши и Румынии прекрасно знали, что стоит только предпринять какие-то агрессивные действия против Советской России, тут же специально обученные люди, а не какие-то уличные леваки, вступят в дело. Это же были хорошо обученные люди, прошедшие обучение в специальных школах, у них было оружие, они владели техникой городского боя, знали, как взрывать мосты…»
Еще Александр Колпакиди сказал, что он считает Коминтерн самой большой секретной организацией из когда-либо созданных в мире.
Это подтверждает то, что наиболее интересные материалы об этой организации оставили люди, имевшие к ней либо прямое, либо косвенное отношение.
«…В то время в Москве существовали четыре комвуза. Первый из них, Ленинская школа, предназначался для товарищей, уже накопивших большой практический опыт, но лишенных возможности по-настоящему учиться. Через этот университет проходили будущие руководители коммунистических партий. В описываемое время там, в частности, учился Тито.
Второй комвуз, куда направили меня на учебу, назывался Коммунистический университет национальных меньшинств Запада имени Ю.Ю. Мархлевского, который был в свое время первым его ректором. Он был создан специально для национальных меньшинств Запада, но фактически там было около двух десятков секций – польская, немецкая, венгерская, болгарская и т.д. В каждую из них включалась особая группа коммунистов – выходцев из того или иного национального меньшинства данной страны. Так, например, в югославскую секцию входили сербская и хорватская группы. Что касается еврейской секции, то она охватывала коммунистов-евреев из всех стран, да еще вдобавок советских евреев – членов партии. Во время летних каникул часть из них разъезжалась по родным местам, и через них мы знали обо всем, что происходило в Советском Союзе.
Третий университет назывался КУТВ (Красный университет трудящихся Востока). В нем обучались студенты из стран Ближнего Востока. Наконец, Университет имени Сунь Ятсена был создан специально для китайцев. Во всех четырех университетах насчитывалось от 2 до 3 тыс. тщательно отобранных людей».
Это фрагмент из книги «Большая игра», написанной Леопольдом Треппером, советским разведчиком-нелегалом. Он был организатором такой известной разведывательной сети, как «Красная капелла».
По возвращении в СССР в 1947 году он был арестован и обвинен в связях с чекистом Яном Берзиным, расстрелянным в 1938 году. Осужденному на 15 лет Трепперу понизили срок до 10. После отбытия наказания долго не выпускали на жительство в Израиль. Помогло лишь вмешательство международной общественности.
Две книги, две судьбы
В 1928 году в Западной Европе была выпущена на немецком языке книга А. Нойберга «Вооруженное восстание». В начале 30-х годов это издание появилось на французском и испанском языках.
Точных сведений о том, выходила ли книга «Вооруженное восстание» на русском языке, нет. Но это могло быть связано с конспирацией, так как работа по изданию осуществлялась командованием Красной армии совместно с Бюро агитации и пропаганды Коминтерна.
Если же говорить об авторе, то никакого Нойберга на самом деле не было. Ее писали не какие-то очарованные левой идеей юноши, а люди, прошедшие войны, революции и тюрьмы, имеющие опыт классовой борьбы и смертельных политических интриг.
Такие военачальники, как Василий Блюхер и Михаил Тухачевский, чекист Иосиф Уншлихт, такие коммунисты, как немцы Эрих Волленберг и Ханс Киппенбергер, итальянец Пальмиро Тольяти, вьетнамец Хо Ши Мин, а также соратник Ильича еще по ленинской «Искре», революционер, сотрудник Коминтерна Осип Пятницкий и Манфред Штерн, советский разведчик, в будущем командир интербригады, получивший в Испании прозвище «Спаситель Мадрида».
В 1931 году в Европе вышла книга итальянского журналиста Курцио Малапарте «Техника государственного переворота». Ее автор в 16 лет ушел добровольцем на Первую мировую, был ранен и награжден орденами Франции и Италии. За свою жизнь вступал в фашистскую и коммунистическую партии, оставаясь при этом анархистом.
Прославившая его книга была антитоталитарным памфлетом, которую запрещали в Германии и Италии. На нее болезненно прореагировали Троцкий, Гитлер и Муссолини.
Все это к тому, что в отличие от группы авторов, спрятавшихся за псевдонимом Нойберт, Курцио Малапарте писал не о теории и опыте государственных переворотов. Он был исследователем этого феномена, предупреждал об опасности вооруженных путчей и восстаний.
Вот что он говорил о лидерах революции в России: «Когда в начале 1929 года я был в России, мне удалось беседовать с коммунистами всех оттенков, принадлежавшими к самым разным слоям общества, о роли Троцкого в революции. Официальная позиция СССР в отношении Троцкого выработана Сталиным; но сплошь и рядом, особенно в Москве и Ленинграде, где троцкистская пария наиболее влиятельна, я слышал мнения не очень-то совпадающие с мнением Сталина».
Этот склонный к авантюрам журналист излагал важные вещи. Например, о том, что коммунистическая опасность, с которой должны бороться правительства современной Европы, заключается не в стратегии Ленина, а в тактике Троцкого. Причем эта тактика представляет собой «перманентную угрозу коммунистического переворота для каждой европейской страны…»
Но был еще Сталин, «эта наиболее выдающаяся посредственность нашей партии», как написал Троцкий. И будущий «вождь народов» после смерти Ленина нашел свою и тактику, и стратегию. В том числе и по отношению к Коминтерну.
В 1935 году на проходивший в Москве конгресс Коминтерна был приглашен в качестве гостя Михаил Смиртюков, помощник заместителя председателя Совнаркома СССР. Вот что он вспоминает: «Там была очень необычная для того времени в СССР обстановка. Делегаты, не глядя на докладчиков, ходили по залу, беседовали друг с другом, смеялись. А Сталин ходил по сцене позади президиума и нервно курил трубку. Чувствовалось, что вся эта вольница ему не нравится…»
В середине 30-х годов «вольница» закончилась. Массовые репрессии начались и в рядах Коминтерна.
Репрессивный синдром
Здесь следователям не надо было придумывать страну, на разведку которой мог работать тот или иной арестованный. Работники, как и видные деятели Коминтерна, на самом деле были связаны не только с коммунистами разных стран, но и со спецслужбами разных государств. Для такого сотрудничества, собственно, и был придуман Коминтерн.
Но сталинские репрессии привели к большому числу жертв членов Коминтерна.
Чтобы понять масштабы этого террора, надо вернуться к тому же списку авторов, скрывавшихся за псевдонимом Нойберт.
Михаил Тухачевский, как хорошо известно, был расстрелян в 1937 году по «делу военных». В составе военной коллегии, рассматривающей его дело, был Василий Блюхер, который был репрессирован и умер в Лефортовской тюрьме годом позже. Немец Ханс Киппенбергер был расстрелян как агент Рейхсвера в Москве в 1937 году. Эрих Волленберг обвинен в «контрреволюционном троцкистско-террористическом заговоре». В 1933-м исключен из партии с формулировкой: «Вел борьбу против КПГ, распространял антипартийные взгляды и клевету против руководства партии». В 1934-м уехал из Москвы. Умер в 1973 году в Германии. Иосиф Уншлихт в 1938-м осужден Военной коллегией Верховного суда СССР. Расстрелян. Осип Пятницкий приговорен этой же коллегией в том же году к высшей мере и расстрелян. Манфред Штерн в мае 1939 года приговорен к 15 годам заключения «за контрреволюционную деятельность». Умер в лагере.
Только два коммуниста – итальянец Пальмиро Тольятти и вьетнамец Хо Ши Мин – умерли своей смертью.
В такой вот пропорции революция пожирала своих детей. Независимо от того, какая это была революция – национальная или мировая.
В отличие от авторов «Революционного восстания» у итальянца Малапарти судьба сложилась лучше. Он много писал и печатался, но вошел в историю все-таки «Техникой государственного переворота». К концу жизни увлекся Китаем, но исследования не завершил. Может, поэтому свою виллу на Сицилии он завещал правительству Поднебесной.
Коминтерн же ушел со сцены в мае 1943 года. Но это был формальный уход, якобы показывающий смену политики СССР в отношении других стран и отказа от коминтерновских методов влияния на международную жизнь. Но вскоре выяснилось, что его функции взял на себя в более мягкой упаковке Международный отдел ЦК ВКП(б)…
Что ж, как пел один мой знакомый бард, «мировая революция все еще не за горами…»
