Виктор Макаренко
Гротеск художника революционеры оправдали. Б.М.Кустодиев. Большевик.1920. ГТГ
В момент Октябрьского переворота духовное закабаление русского народа и всего населения России стало делом уже недалекого будущего.
Да, еще выходили газеты других партий. Русская интеллигенция еще ничего не знала о марксизме в его ленинско-сталинской версии. Большинство народа находилось под влиянием Православной церкви. Для того чтобы партия большевиков могла монополизировать функцию жреца-идеолога и соединить ее с властно-собственническими действиями, она еще должна была немало потрудиться. Эта работа не прекращалась на всем протяжении существования советской власти, а наследники большевиков из либерального, социалистического и консервативного лагерей ведут ее и сегодня.
А тогда, в октябре 1917-го, партия взяла власть из рук представителей бюрократического комплекса. Начался процесс социального, а кое-где и физического устранения и уничтожения класса властителей-собственников, который образовывался на протяжении нескольких десятилетий развития госкапитализма в России.
Новые «государственные мужи» из рабочих и солдатских организаций тоже были властителями-собственниками, так как продолжили тот же самый процесс контроля над силами принуждения и производительными силами. Правда, «красные дворяне и вахлаки», если воспользоваться метафорой Андрея Платонова, были чужды «белоручкам» с точки зрения социального происхождения. А нарастающий идеологический туман затемнял действительные помыслы новой власти.
Так, персональный состав класса властителей-собственников стал меняться – места «белых воротничков» занимали «кожанки», «толстовки» и «синие блузы». Однако социально-политическая структура России оставалась нерушимой. Новые товарищи-господа по-прежнему аккумулировали власть и собственность, причем делали это более успешно, будучи генетически связанными с социальными низами.
Таким образом, благодаря большевикам история развивалась в том же самом направлении – концентрации власти и собственности в одних руках. Но именно эти руки как раз с остервенением писали, что народные массы принимают ключевые политические и экономические решения, что они руководят страной, а завтра будут управлять всем миром.
Получалось, что Октябрьская революция не вела от капитализма к социализму как общественному строю, основанному на началах справедливости. Русское общество в то время уже не было капиталистическим ни в марксовом, ни в веберовском смысле слова. Оно лишь было переходной и достаточно развитой формой на пути к тоталитаризму. И потому состояло из властителей-собственников и подданных – непосредственных производителей. При этом властители-собственники не могли в один прием связать свои жреческо-идеологические функции с властью и собственностью. Этот процесс был длительным и после Октября 1917 года делал только первые, несмелые шаги. Поскольку эта революция не изменила социальную структуру, она не была также межформационным переломом.
Причем персональные изменения в социальной структуре стали возможны лишь потому, что предшественники новых властителей-собственников своей политикой вызвали гражданское сопротивление русского народа и всех других народов, населяющих Российскую империю. Без такого гражданского сопротивления рабочих, крестьянских и солдатских масс Ленин со своим политическим именем и большевики со своими организационными способностями и самоотверженностью в действиях не сделали бы ничего.
Иначе говоря, Октябрьская революция была процессом гражданского сопротивления русского общества социал-либеральной власти, конечным этапом которого стал большевистский переворот. Изолировать эти процессы и события невозможно, ибо в противном случае нельзя объяснить победу большевиков в Гражданской войне и всеобщую ненависть русского народа к прошлым «кадетам» и нынешним «либералам» и «демократам». Однако такая изоляция постоянно встречается в исторической и политической литературе. Прошлые и нынешние сторонники «умеренного» или «демократического» социализма пренебрегают этим неудобным фактом – именно социал-либеральная политика вызвала бунт рабоче-крестьянских масс, которым умело воспользовались большевики.
Чем же был революционный процесс в России в XX веке? Почему его хотят забыть представители почти всех направлений современной политической мысли России? Он был выражением гражданского сопротивления масс существующей русской власти. После любых восстаний и революций на некоторое время происходит уменьшение политического и гражданского отчуждения. Новая власть пытается в определенной мере удовлетворить ожидания и потребности масс. Так было и в данном случае.
Первый декрет советской власти дал землю крестьянам, в результате чего 150 млн десятин земли перешло в их распоряжение. Достаточно сравнить эту цифру с длящейся более полувека царской аграрной реформой и нерешительной аграрной политикой «умеренных» социалистических партий, чтобы понять причины победы большевиков в Гражданской войне.
В этой войне против них выступили все силы царской России вместе с силами «умеренного» социализма. Массы пошли за большевиками, потому что первоначально их политика была наиболее близкой интересам и чувствам большинства русских людей.
Из-за этого «10 дней» действительно потрясли мир. Русская революция на целые десятилетия стала источником вдохновения художественного авангарда Запада. И почти все ценное в художественной культуре самого великого русского народа в XX веке связано с первыми годами и десятилетиями после революции.
Но как сказал один неглупый консерватор: «Никакая власть не любит революционеров. Особенно власть революционная».
Первичные уступки массам были сведены на нет все более усиливающимся бюрократическим комплексом. Спустя примерно полгода после Октября 1917-го те же самые крестьяне, которые получили землю, были подвергнуты первому давлению аппарата, которое по ошибке или недоразумению (злой умысел тоже нельзя исключать) нарекли военным коммунизмом. А 10 лет спустя землю у крестьян отобрали, ее властителем-собственником стал партийный аппарат. Как назвать поворот от революционной анархии к диктатуре? К сожалению, пока не выработано надежное теоретическое понятие для описания этого процесса. Воспользуемся пока метафорой «политические кандалы и наручники», к которым вскоре добавились и духовные.
В русском языке есть слово «сволочь». Оно означало аркан, который татары набрасывали на толпу наших предков перед их уводом в плен. Из романов Лескова можно узнать, что таким же арканом пользовались русские помещики при переселении крепостных на новые земли. И действительно, русское государство долго свивало аркан переплетения власти и собственности для русского народа.
Февральская революция создала, точнее, закрепила систему двоевластия. Октябрьская революция открыла перспективу троевластия, и такую перспективу коммунисты успешно использовали. Здесь они тоже никакой Америки не открывали: достаточно вспомнить систему иезуитов в Парагвае или государство ордена крестоносцев, недалеко отстоящее от системы троевластия.
Коммунисты начали использовать свою систему троевластия: «власть–собственность–идеология», в соответствии с которой я выделяю бюрократию в сфере экономики и материального производства, политическую бюрократию (тут без пояснений) и идеологическую бюрократию, которая расцвела в СССР как никогда и нигде. Эти осколки империи существуют до сих пор.
Но уже тогда революционное переустройство было слабо связано с идеологическим содержанием марксизма. Наоборот, идея борьбы с эксплуатацией в интересах угнетенных масс составляла определенную угрозу для новой власти (достаточно вспомнить «рабочую оппозицию» и реакцию Ленина на нее). Правда, и эта опасность была незначительной.
Идея любви к ближнему тоже была помехой. Но в стремлении уже Церкви к тотальной власти. Однако духовные отцы ее умело обошли и обходят до сих пор. Макс Вебер показал, что всякая идеология первоначально стремится изменить мир. Но едва эта цель связывается с материальными интересами ее пропагандистов и распространителей, начинается процесс ее приспособления к существующим социальным и политическим отношениям. Вообще говоря, влияние идеологий на интересы незначительно. В случае конфликта между ними за дверь выбрасываются всегда идеологии. Подтверждением истинности данного тезиса является тот факт, что та же самая судьба постигла марксизм.
Итак, Октябрьская революция была выражением действительного гражданского сопротивления русского народа социал-либеральным властителям-собственникам. Этот процесс нарастал на протяжении всего 1917 года, хотя гражданское сопротивление было слепым. Оно сразу начало опутываться теми, кто хотел «вышибить из седла» прежних властителей-собственников и занять их место.
Тем не менее русский народ воспротивился связи власти и собственности. Четыре года спустя этот процесс привел к восстанию матросов и рабочих Кронштадта. Все восстания против советской власти, вплоть до событий в Новочеркасске (1962), могут рассматриваться в этом ключе. После Второй мировой войны тенденция усилилась в странах – сателлитах СССР: Берлин (1953), Будапешт и Познань (1956), Чехословакия (1968), польское побережье Балтийского моря (1970, 1980–1981). Вот почему сравнивать произошедшее в Югославии, Китае, во Вьетнаме и на Кубе с Октябрьской революцией нельзя. Их родоначальницей была Февральская революция в России.
Октябрьская же открыла новую линию исторических и политических событий – народных движений против фашистского насилия и эксплуатации, а затем уже и против социалистического насилия, эксплуатации и духовного господства.
Февральская революция стала родоначальником ряда социалистических революций. Октябрьский переворот открыл ряд революций, направленных против социализма.
