Один и без "оргоружия"

Властитель дум веселым не бывает... Фото Сергея Васильева/PhotoXPress.ru

Превращение конспирологии в современной России в популярный инструмент политико-исторического анализа, которым пользуются эксперты-политологи, представители властной элиты и массовая аудитория, может быть объяснено целым рядом факторов различной природы и разного масштаба. Очевидно, что у конспирологического мышления есть свои «агенты», чья деятельность способствует легитимации объяснительных схем. Одним из тех, кто использовал конспирологическую риторику «до того, как это стало мейнстримом», был Александр Проханов – писатель, журналист, многолетний редактор газеты «Завтра».  

Конечно, рассматривать экспансию теории заговора в области политической аналитики исключительно с Прохановым не стоит. Хотя в 1990-е годы именно он и ряд авторов его газеты, в частности Александр Дугин, стали практиковать конспирологический подход к осмыслению текущих политических событий. 

В 1993 году вышла дугинская «Конспирология», где автор, увязывая геополитику с «тайными силами истории», предлагал образчики конспирологической трактовки ключевых событий ХХ века. 

Проханов, судя по его романам и публицистике, разделял многие воззрения Дугина и его готовность использовать экстравагантные конспирологические гипотезы для анализа политико-исторических процессов. Тут стоит вспомнить, что оба персонажа  в разное время были связаны с кружком Юрия Мамлеева и «московским мистическим подпольем» Евгения Головина. Формируемые в этой, по сути, контркультурной среде представления о движущих силах истории и ее эзотерических смыслах на исходе СССР были своего рода альтернативой официальному историческому дискурсу. 

Но тогда они не находили прямого выражения в текстах. Хотя попытки Проханова придать новый импульс развитию иссякающего советского проекта, взглянув на него как на вариацию «философии общего дела» или технократическую утопию, доказывают, что писатель уже в 70-е был далек от ортодоксально-советского понимания истории. 

Масоны остались на паперти

С 1993 по 2014 год он написал несколько политико-конспирологических романов, среди которых «Последний солдат империи» («Гибель красных богов»), «Господин Гексоген», «Политолог», «Виртуоз», «Крым». Каждый из них более или менее последовательно трактует культурно-политическую жизнь России последних 20–25 лет, отражая это время в духе теории заговора, заодно отслеживая изменения в характере и публичном статусе конспирологического мышления. 

Причем эти изменения любопытно соотносятся с движениями в карьере и статусе самого автора. В 1990-е годы конспирология была по большей части формой протестного высказывания, языком политических радикалов и маргиналов, не имевших доступа к рычагам власти. Радикалом и маргиналом был тогда и сам Проханов. Затем, как полагает писатель, «в годы путинского режима в русском народе страшно развилось конспирологическое сознание». Что и сделало нашего героя востребованной медийной персоной. 

«Начиная от 11 сентября 2001 года и заканчивая ужасами Беслана,  – поясняет он, – все это (теория заговора) по-особому кодирует общественное сознание. Люди начинают постепенно думать, что все самое интересное производится действиями неких закрытых структур... Меня могут обвинить в том, что я поощряю эти конспирологические настроения, которые могут сработать на руку врагам российского государства. Я не утверждаю, что пресловутые взрывы домов или гибель подлодок были инспирированы напрямую спецслужбами... Главное другое – власть чувствует лучше других эффект своей беспомощности перед серией катастроф и использует его в своих интересах… Все, описанное мной, – лишь реакция на этот эффект беспомощности. Я всего только запустил свой булыжник в это новое качество сознания с целью посмотреть, как будут расходиться круги».

Себе Проханов отводит роль диагноста и исследователя возникшего на его глазах массового крена в конспирологию. Потому и обозначает дистанцию между собой и растиражированным карикатурным образом практикующего конспиролога-маргинала с параноидальными наклонностями. 

В 2002 году, отвечая на вопрос ведущих «Школы злословия», является ли он сторонником теории заговора, гость студии сначала оговорил высокую функциональность заговора как сюжетно-риторического приема. Назвав «Господин Гексоген» конспирологическим романом, он добавил: «Это жанр, очень удобный для текста, особенно сегодня. Такое количество событий… Все это можно организовать только через довольно жесткие упрощенные конспирологические метафоры...» Правда, потом  признал, что заговор видится ему – ни больше ни меньше – движущей силой истории: «Я был включен во все эти политические процедуры. Я знаю, что вообще ведь история – это история заговоров. Другое дело, что практически никакой из заговоров не реализуется до конца».  

Периодически Проханов пытался показать, что он «владеет» теорией заговора, а не она им. Хотя главный его роман «Господин Гексоген», по мнению Михаила Рыклина, пример неконтролируемой, близкой к бреду, психотической речи, спровоцированной «параноидальной уверенностью в том, что против России плетется всемирный заговор, и ему надо во что бы то ни стало противостоять...». 

То и дело писатель  стремится нормализовать существование теорий заговора, заявляя, что они интерпретируют широко распространенную и, в общем, обыденную для политической жизни вещь – существование параполитических структур, «клубов влиятельных людей», чье воздействие сильнее официальной власти. 

Отсюда его скептические отзывы о традиционных конспирологических сюжетах («Я не очень сейчас оперирую теориями масонских заговоров, слишком уж она (sic!) заезженная и папертью отдает»). Однако за этим следует характерная оговорка: «но, согласитесь, некая метафизика в мире все же есть». Короче говоря, весь скепис по поводу «заезженных сюжетов» вытесняется внутренней убежденностью Проханова в том, что заговор – это «метафизика», вариант вечной борьбы добра и зла, и тогда отрицать заговор нелепо, ибо это равносильно отрицанию зла как такового. То есть заговор – не только рационально выстроенная сеть интриг и тайных договоренностей, но  набор эзотерических принципов и практик, которые во многом сродни магии, высвобождающей инфернальные силы и воздействующей на глубинные уровни психики. 

Когда колосс рухнул

Джеймс Бонд у нас не проходит. Даже на афишах фанаты Путина внесут свое видение. Фото Reuters

Распад СССР стал смыслоообразующим событием в романно-публицистической конспирологии Проханова. Во-первых, это было эмоционально обусловлено ощущением тотального проигрыша («Мир ополчается на нас и наносит страшное поражение», – говорит один из героев «Господина Гексогена»), во-вторых, потребностью в «русском реванше». Как известно, на протяжении 1990-х годов и в дальнейшем писатель энергично оппонировал тому мнению, по которому  распад СССР был объективным и потому неотвратимым процессом. Проханов же доказывал обратное: гибель державы – результат масштабной, в несколько десятилетий операции, задуманной и проведенной тайными международными структурами при помощи «агентов влияния» внутри страны.

 В том, что «самая большая геополитическая катастрофа ХХ века» носила рукотворный характер, он не одинок. Многие публицистические тексты и мемуары о распаде СССР, созданные позже авторами консервативно-государственнической ориентации, содержат те же мотивы. 

Такие трактовки можно рассматривать и как своего рода компенсаторный механизм, позволяющий рационализовать болезненные переживания от гибели страны указанием на наличие секретного сценария травматического распада. 

В этом случае мы можем взглянуть на романы Проханова «Последний солдат империи» и «Господин Гексоген» как на попытку не просто невротически проговорить травму 1990-х в конспирологическом сюжете, но сконструировать ее, имплантировать травматические смыслы при описании событий того десятилетия. 

В центре этих романов – целая сеть заговоров, однако концептуально важным для прохановской конспирологии является заговор спецслужб. Опираясь на различные источники (в том числе конспирологические изыскания Дугина), писатель утверждает, что политика разрядки  в 1970-е годы привела к опасному сближению ЦРУ и КГБ. Сначала они  сблизились для возможности балансировать уровень вооружений, а затем договорились о совместных действиях по изменению ситуации в мире.  

Так возникли тщательно законспирированные международные  структуры спецслужб, начавшие работу по установлению Нового мирового порядка и  разрушению неэффективного советского строя. Перестройка и развал СССР, которым предшествовала многолетняя работа по дезориентации и подкупу советской элиты, и есть кульминация совместного заговора КГБ и ЦРУ.  

Однако у Проханова атлантистски ориентированным спецслужбам противостоит защищающая евразийские, а значит, патриотические интересы, такая организация, как ГРУ. В «Господине Гексогене» коллега Белосельцева Кадачкин (его прототипом послужил  отставной полковник ГРУ Владимир Квачков. Кстати, тоже сторонник теории заговора и автор книги «Кто правит Россией?») намекает на существование противостоящей КГБ тайной организации, «закрытой, хорошо организованной когорты». 

Сложнейшую сеть заговоров распутывает в этих романах Белосельцев. Он собирает информацию, выявляет в ней фактографические нестыковки и противоречия, демонтирует аргументацию противника, обнаруживает «агентов влияния» и вплотную приближается к тому, чтоб сорвать планы заговорщиков. Иронический парадокс в том, что ему никогда не удается это сделать.

Он всегда, как красиво сказано в «Господине Гексогене», оказывается «страстным игроком чужой смертельной игры». Несмотря на свои исключительные интеллектуальные способности, которым окружающие поют дифирамбы, Белосельцев не в состоянии разобраться во всех хитросплетениях. Когда же он наконец открывает подлинные цели заговора, то уже невозможно предотвратить реализуемый врагами сценарий. 

В обоих романах заговор предстает в двоящейся перспективе: с одной стороны, это спасительный порядок, обнаруживаемый Белосельцевым в хаосе, «скрытый, действующий осознанно центр»; с другой стороны, заговор подобен анфиладе, перемещение по которой постоянно меняет оптику героя.

Открывая всё новые  детали, герой осознает, что внутри одного заговора расположен другой и т.д., он постоянно балансирует между чувством интеллектуального контроля над ситуацией и не менее сильным ощущением своей незащищенности перед чужим зловещим  воздействием. В том же «Господине Гексогене» ему кажется, будто «множество невидимых глаз наблюдают за ним, следуют по пятам… читают его мысли, просматривают сны, прослеживают тайные влечения». 

Психотронные бури 

Вполне вероятно, что характерные для конспирологических сюжетов и щедро живописуемые Прохановым чувства тревоги, беспомощности и беззащитности перед враждебным проникновением в психику или тело опосредованы ближайшим контекстом –  массовым интересом к проблеме «пси-оружия» в 1990-е годы. 

Психотронное воздействие на сознание и поведение, что бы под ним ни подразумевалось – парапсихологические, фармакологические или психотехнические методики (существует широкий спектр определений «пси-оружия») – в это десятилетие остается горячей темой научно-популярной, а чаще паранаучной публицистики. С идеей «пси-воздействия» в социальном воображении россиян оказались прочно связаны и события августа 1991 года, которые Проханов считал частью тайного плана по уничтожению СССР. 

В дни путча и позднее, во время расследования действий ГКЧП, несколько раз заходила речь о наличии и опасности применения спецназом психотронных генераторов. По одной из версий, защитники Белого дома якобы были введены в состояние эйфории при помощи  специальной аппаратуры, которая находилась на борту американского крейсера «Белкнап», пришвартовавшегося в Варне. 

Мощное экстрасенсорное воздействие, направленное на путчистов, распознавал сочувствующий им герой «Последнего солдата империи». Вообще в интересе Белосельцева к «оргоружию» легко можно опознать давний интерес писателя к этому феномену. 

«Оргоружие» в его романах и публицистике – одна из метафор тотального заговора, акцентирующая внимание на технологической его стороне. Но это не только особые технические устройства, но весь комплекс разнообразных методов воздействия на сознание, включая гипноз, оккультные практики, шаманизм, колдовство, а также подрывную идеологическую работу. В «Последнем солдате империи» Белосельцев излагал свои выводы об эффектах использования «оргоружия» в специальном исследовании, которое драматически запаздывало с обнародованием – ГКЧП терпел поражение, и герой осознавал неотвратимость скорой «гибели красных богов».  

Ретроспективно можно предположить, что податливость массового сознания внешним влияниям, хрупкость индивидуальной и коллективной идентичности стали для Проханова одним из самых больших потрясений от распада СССР. По его мнению, советское общество, подвергавшееся длительному воздействию западного «оргоружия», подошло к рубежу 1980–1990-х деморализованным и демобилизованным, готовым некритично принимать чужие ценности, предавая свои, а это, в свою очередь, привело к краху государственности и к политико-культурной дестабилизации 1990-х. 

Собирательный образ 1990-х складывается в его романах и публицистике из переживания уязвимости по отношению к внешним воздействиям и компенсаторного желания жесткости и способности к активному (противо)действию. Примечательно, что объектом постоянного внешнего воздействия предстают в «Последнем солдате империи»  первые лица государства – Горбачев и Ельцин. 

Их политическая несамостоятельность передана типичным для писателя «овеществлением метафоры»: Горбачев в буквальном смысле оказывается пластмассовой игрушкой, а Ельцин истуканом, который приводится в действие и контролируется при помощи инъекций плаценты. Крайняя подверженность политической элиты России 1990-х годов внешним влияниям, исходящим от спецслужб и их агентов, от олигархов и их корпоративных разведок, ее исключительная управляемость и марионеточный характер становятся в романах Проханова главной  характеристикой того десятилетия. Той самой оценкой, которая спустя некоторое время будет успешно воспроизводиться в официальном дискурсе, разоблачающем лихие 90-е. 

Любопытно, что на рубеже 1990–2000-х ирония Проханова в адрес поначалу премьера, потом президента Путина была также вызвана убежденностью, что тот – ставленник «горстки веселых, смешливых людей, придумавших и нового президента». Проще говоря, заговорщиков,  возглавляемых Борисом Березовским – «кибернетиком, стратегом, знатоком колумбийских методик, чернокнижником  и черным магом». 

Россия и  «Казино «Рояль»

Однако по мере того, как Путин делал шаги на пути укрепления «суверенности» и новой «имперскости» Российского государства, писатель и публицист начал выстраивать мифологию путинского правления вокруг  иной идеи – обретения президентом, освобождающимся от бремени тайных договоренностей, необходимой самостоятельности и независимости. Впрочем, действующие лица прохановского конспирологического сюжета, истолковывающего ход мировой политики, остались прежними: «мировая закулиса» vs. российская власть. Согласно Проханову, высвобождение Путина из-под влияния олигархов и связанных с ними мировых параполитических структур лишь усиливает желание последних вернуть его под свой контроль: против него работают «колдуны» и «маги», применяется «пси-оружие», сконструированное с учетом новейших представлений о человеческой психике». 

Подчиняясь синдрому практикующих конспирологов, Проханов воспринимает окружающий мир как резервуар знаков и символов, которые используются «посвященными» и указывают на некие скрытые от глаз профанов смыслы. С точки зрения писателя, конспирологическим посланием, адресованным Путину и «партии третьего срока», является фильм бондианы «Казино «Рояль» (2006).  В этом «оккультном» фильме  содержится сценарий, который тайные могущественные круги в ситуации, когда Путин колеблется, идти ли на третий срок, могут ему навязать. По сюжету Бонд хочет вместе со своей подругой Веспер Линд убежать из Игры – «искусственной матрицы» в Историю – «подлинную жизнь». 

Аналогично этому Путин испытывает искушение, отбыв благополучно два президентских срока, отказаться от третьего, удалиться на покой  и предоставить преемнику «расхлебывать неизбежные катастрофы русской и мировой истории». Побег Бонда из Игры не удается, потому что тонет подружка Линд. 

Такой сюжетный поворот заставляет Проханова вспомнить предостережение тогдашнего шефа ФСБ Патрушева об опасности терактов на гидросооружениях. Бонд возвращается за стол казино, где место ему уступает американец. Так, предполагает Проханов, и Путину в случае его отказа от президентства тайные правители мира обеспечат самое высокое место в международной политической иерархии, куда «делегируют не избиратели, не мировые экономические ассамблеи, но тайные жрецы мира, управляющие историей через Игру…». 

Этот чрезвычайно важный, так сказать, практический посыл конспирологических построений Проханова – «обнаружить» и «расшифровать» – лишний раз подчеркивает их неотменимую зеркальную логику. Другими словами, разработанная Западом и применяемая против России «магическая культура», частью которой является фильм «Казино «Рояль», настоятельно требует ответных мер, то есть создания подобной культуры в российских условиях. «Этой рафинированной сверхсложной культурой не может обладать один человек… Ею могут обладать секретные, параполитические  центры, закрытые сообщества, стремящиеся управлять макрополитикой, ходом исторических  процессов... Россия не обладает подобной культурой и поэтому проигрывает в схватке цивилизаций. Ею манипулируют, ее загоняют в тупики, управляют волею первых лиц государства и целых социальных слоев», – пишет Проханов.           

Необходимость своевременно обнаруживать и нейтрализовать источники идеологической опасности,  –  своеобразная idеe fixe писателя. Правда, попутно выясняется, что для обнаружения и блокировки таких угроз нужны особые институты и квалифицированные эксперты. 

Если, как утверждал писатель, создание «оргоружия» под силу «лишь высочайшему коллективному интеллекту, который в сегодняшней России рассеян по малоизвестным «клубам» и «школам», занятым на свой страх и риск, без поддержки государства, противодействием врагу», то власть должна озаботиться объединением этих «школ» в единое целое и создать сильный экспертный центр, ответственный среди прочего за разработку российского «оргоружия». 

Такой центр – Изборский клуб – был создан в 2012 году, а Проханов стал его председателем, успешно конвертировав конспирологические тревоги в административный капитал.