Куда уходит совесть поутру...

Гибридная национальная идея Фото Reuters

Да, казалось бы, сегодня обществу не до этических проблем. В Донбассе неспокойно, в Сирии непредсказуемо, парламентские выборы прошли с традиционными подтасовками… Но в то же время видно, что этические проблемы сильно волнуют общество, и этот интерес к ним не праздный.

Я думаю, что в последние полгода большие дискуссии шли именно по этическим вопросам. Обсуждаются и преследуются различные флешмобы, разразился скандал вокруг 57-й московской школы, не утихает полемика об абортах, спорят о выставке Джона Стерджеса, сорванной «Офицерами России», в связи с которой  разгорелся спор о педофилии, о детском теле в искусстве, о порнографии… То и дело общество выходит на этические темы: казалось бы, изгнанные из публичной сферы через дверь, а они все-таки влезают обратно через окно.

Вместе с тем власть тоже зримо присутствует в этическом поле. Это, я бы сказал, вообще главная скрепа, одна из доминант третьего срока Путина. Этическая тема неожиданно появилась в публичном поле в декабре 2011 года, когда городской класс понял, что украдены выборы. Запрос на мораль появился на фоне благополучия (по пирамиде Маслоу, на самой вершине ее). Это был запрос на достоинство, честность, и он был реализован в течение нескольких месяцев Болотного движения, всей так называемой белой революции.

Поэтому когда Путин в мае 2012 года вернулся в Кремль, то начал складываться консервативный этический ответ власти на вызов протестующих. И этот ответ, в общем, резонирует с неоконсервативным  трендом во всем мире, начиная с «морального большинства» в Америке и «партии чаепития» и кончая запрещенным в России ИГИЛ и «Боко Харам» и прочими неоконсервативными мегапроектами в третьем мире.

Таким образом, этика, повторю, является важной скрепой нынешней власти и, может быть, будет оставаться в этом качестве до следующего срока Путина, после 2018 года. И к нам прилетают уже первые ласточки, все новые назначения, этот неожиданный женский контур в политике: Москалькова, Кузнецова, Васильева, воцерковленные православные представительницы власти, которые открыто в публичной сфере ведут этическую дискуссию, приводят этические аргументы.

То есть появляется некий православно-консервативно-охранительный этический контур политики, который задает доминанту наших публичных дискуссий. Так что этика и с той и с другой стороны во всем этом мерцает, присутствует.

Но тут надо сразу разобраться, почему власть, вторгаясь в сферу морали, сама не этична? На мой взгляд, потому, что чем больше власти, тем меньше этики. У нас власть и этика находятся в обратной пропорции. Чем ближе к вершинам власти, тем меньше этики.

Лучше всего этика наша иллюстрируется, как и все социальные модели, автомобильным движением. Чем больше у машины прав, чем круче у нее номера, чем больше у нее пропусков и спецсигналов, тем меньше она подчиняется общим правилам. Она получает право ехать на красный свет, двигаться по осевой полосе и всячески нарушать.

«Запомнишь заповеди или с собой будешь носить?» Иллюстрация Depositphotos/PhotoXPress.ru

То же самое происходит и в политической жизни. Чем выше статус человека, тем ниже к нему этические требования. Это происходит в силу особой ресурсной, статусной организации российского политического пространства, потому что у нас власть осуществляется исключительно в символической сфере и определяется формулой «потому что может». Вот это «могущество» – от слова «могу» – это, по Карлу Шмитту, и есть логика суверенитета. Чем больше у тебя суверенитета, тем менее ты ограничен этическими правилами, ты создаешь пространство исключения.

Причем власть постоянно должна доказывать свой суверенитет и свой особый статус за счет избыточного нарушения этических правил. Зачем это избыточное действие? А затем, это символическая политика. Вот пример. Ночь. Пустой Кутузовский проспект. Кати не хочу – все пять рядов свободны. Но есть же пустая осевая полоса! И поэтому машина с мигалкой несется по осевой. Я еще понимаю, когда это в час пик происходит, но зачем по осевой на пустой дороге?

А затем, что это избыточное действие доказывает право субъекта на власть. Это такое же доказательство права на власть, как и наша символическая экономика, которая проистекает из ресурсной и сословной организации государства, по Кордонскому. Когда различные сословия должны постоянно доказывать свое право на власть. Вот из-за этого в обществе и происходит фундаментальный этический разрыв.

Второй исток проблемы я вижу в этическом провале 1990-х годов. В книге Александра Оболонского есть глава про советскую этику (пусть она квазиэтическая, но все же этика), о которой из каждого утюга вещали и которая навязывалась от заповедей пионера на обложках тетрадей до морального кодекса строителя коммунизма. В качестве реакции на это в 1990-е годы у нас возникла этическая лакуна, которую мы называли постмодерном. Тогда в экономике и социальной сфере восторжествовал социал-дарвинизм, а в этической сфере – полный релятивизм и аномалия.

В этом провале выросло пелевинское «поколение П», поколение пиарщиков и рекламщиков, из которых и вышла новая политическая элита, начиная с администрации президента, ведь это бывшие пиарщики «Менатепа». Эти пелевинские герои задали новую моральную и политическую норму. Потому и возникает сегодня неэтическое пространство, намечается полный развод этики и политики.

Теперь об административных регламентах. За этим, я бы сказал, нарочитый технократизм власти, который был и раньше, сохранился он и сейчас. Его олицетворяют такие фигуры в администрации президента, как Антон Вайно и Сергей Кириенко... Сейчас многие говорят, что последний связан с Петром Щедровицким, и вспоминают методологию старшего Щедровицкого, Георгия, который еще в 1970-е годы выступал фактически за внеэтическую технократию. И вот сейчас эти технократические регламенты и протоколы могут возвратиться, вступая вразрез с политической этикой.

Что можно предложить в качестве выхода? Мне кажется, что у нас все равно, неизбежно, начнется совершенно новый политический цикл и произойдет возвращение этики. Это как «черный лебедь» Талеба. Это может произойти и в 2017  году, и  в 2027-м, и  все-таки, наверное, не в 2042-м, а раньше.

Мне кажется, этот новый политический цикл будет этическим. Предполагаю, что одной из главных политических инноваций может быть лозунг Навального «Не врать и не воровать». Это самая элементарная  политическая программа, на которой, однако, можно выстроить тотальную политическую альтернативу тому, что сейчас происходит в России.

Потому что главная проблема сегодняшней России – это не цены на нефть, это не курс доллара, это не лукавые выборы. Главная проблема – это несправедливость. Россия – фундаментально несправедливая страна в экономической, социальной и политической сферах. И в качестве ответа на эту несправедливость, в качестве политической платформы должна появиться новая моральная политика, новая этическая программа.