Анна Кроткина
«Будешь в Вашинтоне, спроси, где Белый дом, я встречу...» Фото Reuters
В 2010 году 18 февраля один психически неустойчивый американский программист по имени Джозеф Стэк проснулся в особенно темном расположении духа. Сперва он поджег собственный дом, расположенный в уютном предместье города Остин в Техасе. Затем направился в местный аэропорт, сел в принадлежащий ему двухместный самолет, заправил его до отказа горючим и, поблагодарив авиадиспетчера за помощь и пожелав ему приятного дня, взмыл в воздух только для того, чтобы через 10 минут врезаться в здание Налогового управления. В результате Стэк погиб сам, убил одного менеджера управления и ранил 14 других государственных служащих.
На своей странице в Интернете Стэк оставил предсмертную прокламацию, в которой паранойя и безумие чередовались с мнениями, не расходящимися с идеями многих совершенно уравновешенных граждан США.
Католическую церковь он назвал сборищем разбогатевших вульгарных обманщиков (он провел несколько лет в детском доме при церкви). Большой бизнес, медицинские страховые компании и фармацевтические корпорации он заклеймил как сборище жуликов и коррупционеров. Но больше всего гнев у него вызвали Налоговое управление и политическая элита, состоящая, по его словам, из «воров, обманщиков, жлобов, занятых только собственной выгодой, у которых есть бесконечное количество времени, чтобы сидеть и что-то там обсуждать», вместо того чтобы конкретно помогать гражданам.
В пучину безумия Стэка толкнула его затяжная война с Налоговым управлением, которое настаивало, что он не доплатил государству налоги за свой маленький бизнес – консалтинг.
Как выяснилось, в этом конфликте закон и справедливость оказались по разные стороны баррикад, и вот как это получилось. Налоговые проблемы возникли у Стэка в результате законоположения, проведенного в жизнь нью-йоркским сенатором Мойнихэном и делающего фактически невозможным существование независимых консультантов.
Мойнихэн хотел услужить мегакомпании IBM, базирующейся в его штате, и сэкономить им на налогах 60 млн долл. Чтобы оказать услугу большой компании, не нанеся урона государственному бюджету, надо было как-то наскрести деньжат по сусекам. Этими сусеками оказались независимые программисты-консультанты, не работающие в больших компаниях. Их малый бизнес был обложен дополнительными налогами.
Новый закон не принес достаточной прибыли для государства и создал колоссальные финансовые проблемы для ранее законопослушных налогоплательщиков. Уже через год Мойнихэн, имевший репутацию честного политика, попытался этот закон аннулировать. В этом деле к Мойнихэну присоединилось еще 70 сенаторов, однако закон остался в силе.
«Этот закон разрушил не одну жизнь, нанес урон развитию технологии, подорвал инициативу в создании малого бизнеса. Тот факт, что закон существует даже после того, как его создатели сами пытались его отменить, показывает степень неадекватности нашего конгресса, где и демократы, и республиканцы безразличны к нуждам простых граждан», – сказал юрист Харви Шульман после смерти Стэка в интервью с Times.
Конечно, реакция не добившегося справедливости Стэка экстремальна. Но его негодование и оценка элитных компаний и институтов созвучны миллионам американских граждан.
И действительно, за последние полтора десятилетия американская политическая и экономическая элита не раз повела себя самым грубым и недемократическим образом и в результате потеряла уважение граждан.
Примеров элитных безобразий и проколов накопилось великое множество. Раньше Верховный суд в глазах американцев исполнял роль непредвзятого и внепартийного института, поддерживающего объективную силу закона. Но за последние десятилетия судьи слишком часто стали принимать в суде решения в соответствии с линией выдвинувшей их партии. Во многих вопросах решения пяти судей, номинированных республиканскими президентами, и четырех судей, номинированных президентами-демократами, может предсказать любой американец.
Порушилась и репутация, казалось бы, всесильных секретных служб США. Из-за отсутствия разумного обмена информацией между отделами служб 19 мужчин, вооруженных лишь ножами, захватили самолеты и совершили массовый теракт в Нью-Йорке в 2001-м, при котором погибло более 3 тыс. человек.
Далее под предлогом борьбы с терроризмом последовала война в Ираке. Эту войну, слепо следуя президенту, поддержало большинство конгресса и американская пресса. Сегодня эта война, на которой погибло более 4 тыс. американцев, признана большинством американских политиков и политических комментаторов ошибкой.
Кроме того, страшно проштрафились американские банки, создавшие «ипотечный мыльный пузырь», чуть не порушив в 2007 году всю мировую экономику.
Согласно опросу Гэллопа, никогда в истории США доверие граждан к традиционным институтам не падало столь низко.
Только 30% американцев доверяют Верховному суду. Только 22% доверяют газетам и лишь 18% верят телевизионным новостям. Подавляющее большинство (74%) не доверяют банкам.
Но меньше всего американцы верят конгрессу. Всего 7% американских граждан положительно оценивают работу правительства. Это не только самый низкий коэффициент доверия конгрессменам, зафиксированный опросами, но и самый низкий уровень доверие к какому-либо социальному институту.
Лишь армия продолжает вызывать уважение американцев. 74% граждан относятся к ней положительно.
Что происходит с демократическим обществом, когда подмочившая свою репутацию элита теряет доверие граждан? По мнению политологов, в образовавшуюся лакуну часто устремляется популизм.
Популизм – это не конкретные принципы, а риторический прием, взывающий к накопившимся обидам граждан и предлагающий простую схему ценностей: все в мире делится на добро и зло или на своих и чужих. Популизм – это тоска по сильной власти, на которую можно опереться, которую можно слушаться беспрекословно, потому что она всегда права.
Чаще всего популизм возникает в тех странах, где гражданское общество ослаблено, раздроблено или не имеет глубоких корней.
До недавнего времени американские политические комментаторы смотрели на все растущую волну популизма в Европе и пожимали плечами. Националистические лозунги Марин Ле Пен во Франции и Виктора Орбана в Венгрии или не привязанная к экономической реальности риторика социализма Алексиса Ципраса в Греции – все это казалось в США заморской экзотикой.
Но в предвыборном 2016 году популизм добрался и до Нового Света.
На авансцену вышли два неожиданных претендента на пост президента США: кандидат от Республиканской партии бизнесмен Дональд Трамп и социалист Берни Сандерс от партии демократов.
Не имея общую идеологию, популисты всего мира похожи тем не менее друг на друга. Прежде всего это политики, называющие себя противниками заевшейся, далекой от народа элиты. В словаре Трампа нет хуже слова, чем слово «политик».
«Трамп – свой парень, и я чувствую к нему доверие. Он говорит понятные вещи на понятном языке. Конечно, я знаю, что он родился в богатой семье и сейчас миллиардер. Но он лучше понимает мои проблемы, чем все наше правительство», – сказал мне Майкл Адамс, мелкий предприниматель из Вирджинии.
Хотя Сандерс провел немало лет в сенате, он предстал перед публикой антиправительственным идеалистом-одиночкой.
«Сандерс не коррумпирован системой, и я ему верю», – сказала мне нью-йоркская преподавательница йоги, на груди которой красовался огромный круглый значок со словами «Голосуйте за Берни» и «Нет миллиардерам».
Популистам важно найти какого-нибудь врага, против которого можно объединить избирателей. Для Сандерса это «миллионеры и миллиардеры» и банки, с которыми он обещал расправиться. Для Трампа враг – латиноамериканские эмигранты и мусульмане, угрожающие, по его мнению, безопасности в стране.
Популисты предлагают абсурдно упрощенные решения социальных и экономических проблем, но это обычно не отталкивает их сторонников – популисты взывают к чувствам патриотизма и национализма, к эмоциям гнева, обиды и гордости, а не к разуму. «Проблемы с импортом и экспортом. Мы их разрешим. Проблемы со здравоохранением. Mы их разрешим. Проблемы со здравоохранением женщин. Мы их разрешим», – провозглашает Трамп. Сандерс обещал не меньше, и конкретных деталей плана действий у него было не больше.
Популисты всех мастей, не уважая профукавшую свой авторитет элиту, сбрасывают со счета и демократический способ правления. Сандерс призывал к революции, хотя неясно, что именно он под этим подразумевал.
Трамп обещает построить стену между Мексикой и Штатами, депортировать 11 млн нелегальных мигрантов, приказать армейским следователям пытать террористов. Мечтающие о сильной власти граждане не спрашивают, например, как может осуществляться депортация 11 млн людей без массовых нарушений американского закона – ведь властям придется устраивать нелегальные облавы, заходить в дома и квартиры без ордеров на арест или обыск. Очевидно, что главное будет – суверенная воля президента, а закон и Конституция пойдут побоку.
Недавно, выступая в Алабаме перед 30-тысячной толпой, Трамп задался неординарным для американцев вопросом: «Зачем нам выборы? Выборы нам не нужны». Трамп знает свою аудиторию – среди американцев без высшего образования 44% приветствуют идею сильного лидера, неподвластного конгрессу и Конституции.
На сегодняшний день у Сандерса немного шансов на праймериз победить свою соперницу Хиллари Клинтон и сделаться представителем Демократической партии на президентских выборах. Трамп же на этой площадке преуспел и, победив других своих соперников-республиканцев, вышел в финал.
О том, что может означать для США приход к власти президента-популиста, я спросила профессора-политолога Принстонского университета Яна Вернера Мюллера.
По мнению профессора Мюллера, приход к власти Трампа не повлечет за собой крушение демократии и конституционного строя.
«Я думаю, Америка, несмотря на многочисленные проблемы, страна крепкая. Американская конституция построена с помощью «системы сдержек и противовесов», которые будут в серьезной степени контролировать президента».
Тем не менее Мюллер видит Трампа как серьезную опасность для американского общества. То, что Трамп выступает против административной элиты, не кажется Мюллеру радикальным: «Почти все американские президенты в своих предвыборных кампаниях заявляли, что они не часть вашингтонской элиты». По мнению Мюллера, опасность популизма Трампа заключается в том, что он представляет себя как единственно легитимного лидера.
«Трамп уже нанес обществу вред», – говорит Мюллер. Несомненно, расизм в США существовал и до Трампа, но даже в 1960-е годы политики южных штатов не могли выражаться так откровенно и грубо, как это делает Трамп. «Трамп нарушил табу социальных норм, когда он обратился к открытой пропаганде ненависти. Он открыто заявил, что мы должны с подозрением относиться ко всем мусульманам. Такое заявление в американской политике ново», – сказал Мюллер.
Беспокоит Мюллера и то, что это заявление Трампа не вызвало должного отпора в обществе. Наоборот, в обществе открылся целый слой, поддерживающий политику дискриминации.
Американцы разуверились в своей элите и традиционных социальных институтах. Но готово ли американское общество отказаться от демократических принципов и принять авторитарного лидера – покажут президентские выборы в ноябре.
Вашингтон
