Анна Кроткина
Английские полисмены пытаются защитить свои мужские права. Кадр из фильма «Суфражистка». 2015
Американские фильмы, рассказывающие о социальной несправедливости исторического прошлого, по сути, оптимистичны: рано или поздно зло будет наказано, добро восторжествует, и доказательство тому – сегодняшний день.
Исключение составляет только что вышедший англо-американский фильм «Суфражистка» (режиссер Сэра Гэврон), посвященный борьбе британских женщин за предоставление им избирательных прав и основанный на исторических событиях 1912–1913 годов.
Фильм бескомпромиссно пессимистичен. Главная героиня, молоденькая прачка (ее играет Кэри Маллиган), примкнувшая к движению за права женщин, теряет все – и дом, и смазливого мужа, и маленького сына, которого муж, имеющий все права на ребенка, отдает чужим людям на усыновление.
Несмотря на смелость и решительность героини, долгожданный хеппи-энд так и не настает. Фильм заканчивается не победой суфражисток, а сценой похорон одной из участниц движения. Цветовая гамма фильма – почти все сцены выдержаны в приглушенных голубовато-коричневых или серых тонах – тоже исключает позитивную интерпретацию.
На пресс-конференции в Лондоне создатели фильма легко объяснили его меланхолический тон:
«Это фильм о сегодняшнем дне, потому что мы все еще живем в мире, где нет равенства полов», – сказала Маллиган.
С Маллиган согласилась и Мэрил Стрип, сыгравшая в фильме главу движения Эммелин Панкхёрст: «Женщины не имеют избирательных прав в Саудовской Аравии (хотя сейчас вроде бы идет регистрация), но лишены женщины права голоса и в центре Европы – в Ватикане. Во всем мире женщины не включены в процесс принятия самых важных решений. Пока не будет казаться странным, что на важном заседании за столом сидит меньше половины женщин, прогресса не будет».
За последние два столетия проект по созданию социального равенства полов можно считать самым радикальным и самым трудноисполнимым, потребовавшим коренной перестройки не только законодательства, но и менталитета.
Субординация женщин, существовавшая тысячелетиями, перестала быть неоспоримым фактом жизни относительно недавно.
В Америке движение за права женщин началось в 1848 году, когда в городе Сенека Фолс собрались 300 женщин и мужчин во главе с организатором съезда Элизабет Кэди Стэнтон. На съезде она зачитала «Декларацию чувств», представлявшую список несправедливых законов, не дающих женщинам право получать образование, ограничивающих их в возможности владеть имуществом и лишающих их самоуважения. «История человечества – это история постоянного закрепощения женщин и установления абсолютной над ними тирании узурпировавшими власть мужчинами». Декларация Стэнтон основывалась на идее социального равенства, возникшей в эпоху просвещения и вдохновившей французов на революцию и уничтожение «старого порядка», а американцев – на свержение власти Великобритании и британской монархии.
Это не значило, что философы Просвещения были феминистами. Жан-Жак Руссо, например, считал, что женщины по своей природе иррациональны, импульсивны и долг их «в любое время нас (то есть мужчин) ублажать, прислуживать нам и бороться за нашу любовь… Это есть обязанность женского пола, и понять это они должны еще в младенчестве».
Однако мечта о всеобщей свободе, равенстве и братстве, повлиявшая на умы мужчин, заставила и женщин по-новому увидеть их традиционное положение в обществе и начать борьбу за пересмотр законов, державших женщин в подчинении.
К концу XIX века положение женщин не претерпело никаких изменений, и их недовольство стало нарастать. Теперь к осознанию несправедливости законов прибавилась еще и новая концепция классовой и экономической эксплуатации.
О своей борьбе за права женщин Эммелин Панкхёрст (та самая, которую в фильме играет Стрип) написала книгу воспоминаний, где она рассказывает о причинах, побудивших ее и ее соратниц перейти от мирных демонстраций за избирательные права к воинственным методам битья стекол, разрушения государственного имущества, поджогов почтовых ящиков и голодовок в тюрьмах.
Овдовев после 19 лет счастливого брака, Панкхёрст, у которой было пятеро детей, устроилась на работу в попечительском совете по делам бедных. То, что она увидела в приютах для бедных, придало ее борьбе за права женщин революционный пафос классовой борьбы. «В рабочем доме были беременные, которые делали самую тяжелую, самую грязную работу до самых родов. Многие из них были совсем маленькие девочки… Почти все работали домашней прислугой… именно в этом классе больше всего незаконнорожденных…. После родов младенцев обычно отправляли в семью, где за ребенком должен быть уход… По закону, если мужчина, совративший девочку, дает 20 фунтов в семью, где содержится ребенок, эта семья не подлежит инспекции. Конечно, младенцы быстро умирают, часто до того, как 20 фунтов полностью потрачены. И тогда семья берет следующую жертву… Женщины годами пытались изменить закон и провести хотя бы маленькую реформу, защищающую незаконнорожденных младенцев и не позволяющую любому богатому негодяю избежать ответственности за своего ребенка… Я думала, что я была суфражисткой до моей работы в попечительском совете, но теперь я поняла, что голосовать на выборах – это не только право, но и острейшая необходимость», – писала Панкхёрст.
В конечном счете женщины в Англии получили избирательные права в 1918 году, а в Америке – в 1920-м. Закону о голосовании сопутствовали и новые законы о правах женщин на образование и частную собственность.
Но эти изменения законодательства не привели к равноправию.
Не считая нескольких лет во время Второй мировой войны, первую половину ХХ века американские и британские женщины провели в основном или дома, или на низкооплачиваемых работах. Женщины теперь получали образование, но применить его они не могли.
К 50-м годам ХХ века в США в разгар холодной войны положение женщины оказались в центре идеологических распрей с коммунистическим врагом.
С точки зрения противников коммунизма, бытовое благосостояние и четкое разделение гендерных ролей как нельзя лучше определяло разницу между коммунизмом и капитализмом. В Советском Союзе женщины работали днем наравне с мужчинами, а вечером, придя домой после полного рабочего дня, брались за стиральные доски, утюги и кастрюли. Дородный же капитализм смог подарить женщинам комфортную жизнь домохозяйки.
В сфере удобств Западу было чем похвастаться.
К этому времени четверть всего населения Америки переселилась в маленькие зеленые оазисы предместий, где у каждой семьи был свой домик с лужайкой. Когда дети возвращались из школы, их, по установившейся в те годы традиции, уже ждали мамы в фартучках со стаканом молока и свежевыпеченным печеньем.
К началу 60-х годов 75% американцев имели собственную стиральную машину и целый арсенал мелкой бытовой техники – пылесосов, электрических мешалок и взбивалок. Жизнь большинства замужних женщин состояла из упростившихся хлопот по хозяйству, ухода за детьми и занятий собственной внешностью.
«Заботясь о детях, редко покидая дом, вашей жене тоже иногда хочется развеяться, немножко побунтовать. Не мешайте ей получить удовольствие от покупки новой шляпки, похода к парикмахеру или даже, в крайнем случае, от приобретения нового мебельного гарнитура», – советовали мужьям популярные журналы.
Но где нет равенства, там нет и счастья. Запертые в своих комфортных домиках домохозяйки страдали от скуки, одиночества, нереализованных талантов. Они нередко прикладывались к бутылке или подсаживались на транквилизаторы. При разводе они оказывались если не у разбитого корыта, то у поломанной стиральной машины.
50-е годы стали последней главой в истории узаконенного неравенства полов в Англии и США. В начале 60-х последовала еще одна волна демонстраций за равноправие.
В США при президенте Джоне Кеннеди была создана специальная комиссия по делам гендерного неравноправия. Своей победой Кеннеди был обязан голосовавшим за него женщинам и, став президентом, не мог игнорировать их проблемы. Вскоре при содействии комиссии был отменен старый закон, не позволявший женщинам занимать высокие государственные посты; исключение женщин из числа присяжных было признано неконституционным; был принят закон, запрещающий дискриминацию женщин при найме на работу.
В 1967 году на День матери феминистские ассоциации организовали массовые демонстрации, на которых женщины бросали в одну кучу фартуки. Гора выброшенных передников символизировала новую реальность и полный разрыв с традиционными устоями и неравенством полов.
К XXI веку в Англии и в Америке борьба за равенство в сфере закона в основном завершилась, и перемены налицо. Начиная с 70-х годов количество женщин в вузах увеличивается с каждым годом, и на сегодня девушки рванули вперед: в большинстве университетов Англии и США женщин на 10–15% больше, чем мужчин.
Среди американских и британских юристов больше трети женщин; среди врачей в США женщин одна треть, в Великобритании – половина; в крупных корпорациях в обеих странах на должностях нижнего и среднего звена женщин 50%.
Извечная проблема неравенства, о которой с горечью говорили актрисы фильма «Суфражистка», возникает на уровне руководства. В юридических фирмах в Англии и США только 13–15% женщин входят в руководящий состав. В больших компаниях среди исполнительных директоров всего 3% женщин. В американском сенате женщин 20%, в британском парламенте – 23%.
О причинах сегодняшнего неравенства, неисчезнувшего из общества, я расспросила трех успешных американских женщин.
«Феминистки 60-х годов хотели, чтобы физиологическая разница между мужчинами и женщинами не играла роли. Женщины хотели (и некоторые становились) женскими суперменами – они преуспевали в карьере, рожали детей и становились прекрасными матерями. Но в большинстве случаев такое суперменство женщину выматывает. И в конце концов она сдает позиции», – сказала мне Лора Броди, автор нескольких романов и хорошо известной в США книги о женщинах в военных академиях.
Броди привела пример из собственного опыта. Когда она училась в Гарварде, она жила в общежитии с восьмью девочками. «Все они по окончании университета стали успешными профессионалами, врачами, юристами и экономистами, но после рождения детей только одна из них, искусствовед по профессии, продолжала серьезно работать и даже сделалась куратором Музея современного искусства в Нью-Йорке. Другие или ушли на полставки или бросили работу, когда выяснилось, что смотреть за детьми, кроме них самих, некому». Сама Броди тоже работает почасовиком в университете, так как, когда ее дети были маленькие, она отказалась от полноценной профессорской ставки.
«Для того чтобы женщина могла успешно развиваться в своей профессии, нужна другая структура семьи. Прежде всего нужно, чтобы мужчина в семье полностью делил с женщиной обязанности по воспитанию детей, не считал, что забота о детях – это женское дело».
С Броди согласна и другая известная в Америке и Европе писательница Домника Радулеску. На идеологическом уровне, по мнению Радулеску, американские мужчины в основном согласны с концепциями феминизма и идеями равенства, но их убеждения часто не реализуются в деле. «В лучшем случае они помогают с детьми, они помогают по хозяйству, как если бы это был не их дом, не их дети, а дом и дети соседей», – говорит она.
Лавиния Брансвик, молодой юрист из Нью-Йорка, считает, что концепция равенства не применяется в обществе там, где речь идет об обязанностях мужчин. «После рождения ребенка моя фирма дает женщине четыре с половиной месяца отпуска. Но такой отпуск надо давать и отцам. Тогда до 10 месяцев ребенок может оставаться с одним из родителей. И главное, необходимо, чтобы отпуск для отцов был бы не частной инициативой отдельных фирм, как это сейчас бывает, а требованием федерального правительства – тогда мужчины будут более серьезно относиться к своим отцовским обязанностям».
Несмотря на колоссальные достижения в области законодательства, каждое новое поколение женщин не испытывает чувство победы, а по-новому переживает существующее неравенство. В результате от борьбы с дискриминационными законами общество перешло к проекту перестройки сознания в надежде, что мужчина станет нежнее и заботливее, женщина – тверже и решительнее, и тогда наступит, наконец, долгожданная справедливость.
Вашингтон
