Видел бы вас Муссолини...

«Прими, Европа, тех из нас, кто не погиб в пути...» Фото Reuters

Представьте себе сцену: утро, свежий воздух, площадь, театр. Перед театром толкутся люди не самой свежей молодости: возраст присутствующих колеблется между 40 и 70 годами. Но зато многие носят комичные кепки без козырька, из которых сзади свисает длинная нить, поддерживающая пышный шерстяной клубок.

Как раз эти детали, архитектурный стиль театра и мелькающие неподалеку древние руины говорят о том, что мы в Риме. И на самом деле кое у кого в руках еще есть свернутые флаги. И когда позднее они развернут их, сразу понятно – это зелено-бело-красный итальянский триколор. Но если зрительное впечатление от странных кепок и знамен не очень настораживает, то впечатление меняется при наполнении площади криками. Участники мероприятия то и дело исторгают из себя до боли знакомое в Италии: «Дуче! Дуче!», что значит «Вождь! Вождь!»

Этим воплям более 70 лет. Тогда они были выражением восторга своему кумиру. Другие выкрики, доносящиеся из глубины времени, состоят из вопроса и ответа. По-итальянски это читается так: A chi la vittoria? («За кем победа?») A noi! («За нами!»).

Становится понятным, что здесь проигрываются части какого-то политического ритуала фашистов. Кстати, шерстяной клубок на нити был элементом партийного мундира при Муссолини.

Но зачем фашисты собрались на театральной площади в центре Рима, вооруженные своими параферналиями? Вскоре это выяснилось.

В сторону театра «Бранкаччо» двигался небольшой кортеж автомашин, на первой из которых красовался обширный плакат с надписью «Casa Pound» («Дом Паунда») – фашистской организации, штаб-квартира которой находится неподалеку. Члены этой группировки претенциозно обозначают себя как «фашисты третьего тысячелетия» и ведут свое название от американского поэта Эзры Паунда, поклонника Муссолини, который провел большую часть своей жизни в Италии, где умер в Венеции в 1972 году.

Толпа перед театром между тем росла. Некоторые из тех, кто был в кепках с клубками, стали махать флагами и кричать: «Salvini, sei tutti noi»! (примерно: «Сальвини, ты наш герой!»).

«Герой» ловко выскочил из машины и направился к трибуне. Многие не верили глазам своим: что имеет общего мелкий буржуа, глава «Лиги Севера», партии, программа которой предусматривает отделение от Италии северных областей страны, чтобы потом объединить отделенные территории в единую «Паданию», с оголтелыми фашистами из так называемого Дома Паунда?

Дело в том, что за несколько дней до этого назидательного зрелища перед «Бранкаччо» во многих автономиях Италии состоялись местные выборы, на которых одним из победителей оказался Сальвини, частично удвоив количество голосов, набранных на предыдущих всеобщих выборах. Как же так? Всего менее недели тому назад мы отмечали День Великой Победы войск антигитлеровской коалиции (в том числе и Красной армии) над фашизмом, который был объявлен «сокрушенным навсегда», а вот группа неофашистов как ни в чем не бывало получает на выборах почти вдвое больше голосов, чем пять лет тому назад? Глава «Лиги Севера» Сальвини, конечно, ходит гоголем.

И это притом, что позиции лиги прямо противоположны платформе фашистов, которые являются «унитаристами», сторонниками идеи не отдавать «ни пяди отцовской земли...».

Правда, в основе схожести правоцентристов и фашистов сегодня есть два фактора: первый – недоверие к Европейскому союзу как «надправительственной организации», особенно враждебность к единой валюте, евро, и второй – нетерпимость к явлению массовых миграций. В Италии в настоящее время проживает около 3,9 млн мигрантов-«экстракоммунитариев» (уроженцев стран, не входящих в ЕС), что по сравнению с примерно 60 млн общего населения страны, конечно, не является астрономической цифрой. Но правоконсервативным силам (как, впрочем, и в России) удалось внушить части коренного населения паническое чувство страха и беззащитности перед угрозой вторжения варваров, якобы привозящих в Европу болезни, эпидемии, насилие, преступность, ограбления и ряд прочих напастей, одна страшнее другой. И тут мы наталкиваемся на одну из самых характерных черт фашизма: способность создавать у людей чувство непосредственной опасности, сочетаемой с известной степенью мимикрии. Фашисты не любят, чтобы их идентифицировали как таковых. 

«Разве я фашист?! Боже упаси! Нечего об этом даже говорить!» Так более или менее отвечал на соответствующий вопрос Джанни Алеманно, предыдущий мэр Рима, затем уступивший место нынешнему мэру Иньяцио Марино.

Алеманно принадлежал к партии «Национальный альянс», образованной лидером «умеренных» фашистов Джанфранко Фини, в свою очередь, выходцем из «Итальянского социального движения» (ИСД), которое являлось прямым продолжателем Национальной фашистской партии времен Бенито Муссолини.

Позднее остатки Национальной фашистской партии, потеряв власть в результате свержения Муссолини, вылились в «суперпартию» «Народ свободы», возглавлявшуюся бывшим же премьером Сильвио Берлускони, который, выиграв политическую тяжбу с Фини за контроль над этой партийной галактикой, исключил самого Фини из «Народа свободы».

Какая доля фашизма прилипла к каждой из этих партий при всех указанных переходах и трансформациях? И какая из этих партий или их отложений сегодня содержит большую долю фашизма? Такую же реакцию, как Фини, на вопрос о своем отношении к фашизму проявляет Иньяцио Ла Русса, экс-министр обороны при Берлускони. Но в 60–70-е годы Фини со товарищи участвовали в уличных беспорядках, устраивали драки со своими противниками и в ряде случаев угождали в тюрьму за акты насилия.

Потом, в 90-е годы, разные Фини, Ла Русса, Алеманно и иже с ними, учуяв новые политические веяния после падения коммунизма в СССР, «перестроились». Они понимали, что не могли вступать в новую эру в черной рубашке и с «римским салютом». Итак, Фини совершил «великий поворот»: с помощью перебежчиков из стана Берлускони он создал новую партию – «Национальный альянс», объявил себя «врагом всякого тоталитаризма» и дошел до того, что назвал фашизм «абсолютным злом».

Но позднее, когда эти «бывшие фашисты», они же «постфашисты», пришли к власти на волне солидного большинства голосов, они как бы начали заниматься переоценкой ценностей. Фини назвал Муссолини «одним из самых выдающихся политических деятелей ХХ века». Он считал его политику положительной до 1938 года, когда был принят закон против евреев. Мэр Алеманно, продолжая уверять, что он «не фашист, не бывший фашист, не постфашист», заявил в интервью английской газете «Санди таймс»: «Италия нуждалась в фашизме. С исторической точки зрения положительно то, что фашизм сыграл основную роль в модернизации Италии. Фашизм осушил болота, создал инфраструктуру страны».

А вот то, что фашизм отменил все свободы, ввел «расовые» законы и втянул Италию в самую разрушительную войну в ее истории – все это кажется забытым. Приход к власти итальянских эпигонов дуче и их попытка обелить фашистское прошлое – уникальное явление в Европе, которое не может не вызывать беспокойства в Евросоюзе.

Что-то похожее наблюдается лишь на бывшем советском пространстве, где «ностальгики» утверждают, что Сталин тоже «дал мощный толчок модернизации страны», строил Беломорканал, всевозможные электростанции и Комсомольск-на-Амуре. Что при этом он уморил миллионы людей, стыдливо замалчивается. Итальянские демократы перед попытками «постфашистов» реабилитировать режим Муссолини испытывают такое же отчуждение, какое ощущают демократы в России перед попытками реабилитировать «великие стройки социализма» сталинского времени.

В заключение приведу слова, которые в мае 2014 года сказал итальянский философ и писатель Умберто Эко: «Фашизм не остался в историческом прошлом. Фашизм сегодня не сводится к деятельности отдельных экстремистских групп. Фашизм вовсе не маргинальное явление. Фашизм, отступив политически, подарил современному миру те технологии власти, которые продолжают использоваться до сих пор. Он оставил нам тот язык, который мы не можем преодолеть, постоянно забывая о его истоках. Мы продолжаем говорить и интерпретировать в фашистском духе, а немногочисленные попытки указать на это сталкиваются с причитаниями о посягательстве на «великое государство», «великую историю», «великий народ» и, конечно, на «великие традиции», которые почему-то снова и снова сводятся к дежурному набору милитаристских образов, в которых неорганизованные массы должны ощутить свое единство».

Рим