Гавриил Попов
Странный пикет... Лицом к Америке – спиной к России?
Сегодня, вспоминая перестройку и конец холодной войны, я бы хотел коснуться причин, которые в итоге привели мир и Россию в кризисное состояние, которое мы переживаем.
На мой взгляд, с завершением холодной войны прежде всего Западом было допущено несколько фундаментальных ошибок.
Первая из них состояла в том, что были неверно оценены сами результаты многолетнего противостояния. Распад Советского Союза и проигрыш государственного бюрократического социализма был расценен на Западе так, будто победили противники СССР.
На самом деле, если одна из сторон исчезает, это вовсе не значит, что победила другая. Просто она осталась и ее сочли победительницей.
Вторая ошибка. Вместо того чтобы внимательно посмотреть на себя и разработать комплекс мер по модернизации с учетом новой, послевоенной ситуации, на Западе был сделан вывод: то, что победило, это и есть идеал.
Отказ от модернизации западного постиндустриализма я считаю серьезнейшей ошибкой.
Третий просчет тоже очень важен. После холодной войны возникла задача огромной сложности для США и России – требовалось провести конверсию и освободиться от гигантского военно-промышленного комплекса. Этот комплекс во время противостояния был нужен не только России и США, он служил и западному миру, и социалистическому миру. Поэтому конверсия для США и России была мировой задачей. Но мир отказался от помощи и США, и России. Четвертой ошибкой я считаю курс на расширение Евросоюза.
И, наконец, пятое – отсутствие общего плана переустройства мира после окончания холодной войны. Нужно было избавиться от язв капиталистической системы в постиндустриализме. Для этого прежде всего надо было преодолеть господство финансового капитала, при котором развитие неотделимо от кризисов.
Европейский пейзаж
Чем же при этом характеризовалось развитие Западной Европы и в чем были особенности ее кризиса? Мне кажется, было ошибочным решение расширять Западноевропейский союз, который первоначально состоял из шести стран. К исходу холодной войны он уже и так стал терять прочность. А в него начали вливаться другие страны Европы.
Такую ошибку однажды сделали ленинцы, решив интегрировать части Российской империи в Советскую Социалистическую Республику. А это были части совершенно разные по уровню своего развития. То же самое повторил Евросоюз. Порочным для ЕС стал и принцип равноправия стран. Это привело к тому, что малые страны стали реально влиять на развитие Европы.
Еще одна беда состояла в выборе идей западноевропейской социал-демократии, способствующих обвальному росту потребления.
Когда-то логика такого курса была понятна – надо было отвлечь народные массы от коммунизма. А теперь деньги, которые высвобождались в ЕС из военных бюджетов, не вкладывались в экономику, культуру, науку. Они прежде всего шли на потребление. Материальное положение европейцев улучшалось весьма заметно. В Евросоюзе постоянно росла опасность поднимающейся бюрократии. Такая чиновничья система, как в Евросоюзе, была в СССР.
Мой друг, латыш, имеющий лавочку в центре Риги, жаловался: «Жить невозможно. Приезжает какой-нибудь инспектор из Брюсселя и говорит, что у меня, например, дверь не той высоты. Ссылается на евростандарт. В следующий раз он указал мне, что график работы магазина не соответствует общепринятому в Европе...»
И, наконец, еще одна, на мой взгляд, ошибка. ЕС решил помогать тем новым странам, которые в нее вошли. Но помогать по-советски! То есть, командуя из Брюсселя, распоряжаться, куда вложить деньги, что и как лучше делать. Эта помощь напоминает то, что мы делали в Узбекистане, Армении, Грузии... Помогали так, что никто даже не подумал бороться за сохранение СССР.
Американская элегия
Теперь несколько соображений о США. Заблуждением американцев было не только признание своей страны победительницей в холодной войне, но и уверенность в том, что Америка теперь станет повелительницей мира. Но США не были готовы к руководству остальным миром. И мир не представлял американцев в роли единственных начальников и вершителей судеб.
Конечно, США понимали, что в XXI веке военная сила – не лучший и не самый безопасный способ управления другими странами. Так, может быть, уровень американского научно-технического прогресса мог бы заставить помочь повести мир за собой? Но после окончания холодной войны на выборах в США победили вовсе не развитые штаты вроде Массачусетса или Калифорнии. Верх взяли относительно отсталые – Техас, Канзас и пр. Поэтому рычагом дальнейшего господства США выбрали энергетику, управление мировыми ценами на нефть и газ.
Первоначальный шаг был простой. Решили взять под контроль Ближний Восток. Но устроенная в Ираке война ничего не дала. С Ираном тоже не получилось. Прямой, военный вариант управления ценами на нефть у США не прошел.
Тогда они приняли блестящее, на мой взгляд, решение. Стал развиваться сланцевый проект. Это было выдающееся научно-техническое достижение. Многие развитые страны, включая Европу, должны быть благодарны этому проекту. Потому что в перспективе он делает их независимыми от отсталых стран, у которых нефтяные запасы являются главным источником существования.
Результат сланцевой революции в Америке был успешным, но весьма затратные «сланцевые» нефть и газ получаются дороже обычных, традиционных.
Поэтому в США возникла жгучая проблема – наладить сбыт запасов из своих переполненных хранилищ по выгодным ценам. Но заставить Европу покупать американские энергоресурсы – дело нелегкое. Вот тогда США решили реализовать украинский проект: поменять правительство в Киеве, создать полосу нестабильности между Россией и европейскими странами. И это вынудит Европу покупать газ по американским «сланцевым» ценам. Этот проект они и реализуют с американской деловитостью.
Теперь два слова о третьем мире. После холодной войны в нем стали развиваться самостоятельно такие гиганты, как Китай, Индия и в какой-то мере Бразилия. Но все более проблемным становилось развитие остальной части третьего мира.
Вся эта картина говорит о том, что сегодня в мире нет единого мирового кризиса. Есть кризис Западной Европы. Есть устойчивое развитие США. И есть двунаправленное развитие третьего мира. Но есть еще и Россия.
Российские парадоксы
Если верить нашим гайдаровским монетаристам, кризис в России подпадает под их теорию циклического развития. И вот сейчас, считают они, наступил очередной период спада, а потом непременно начнется подъем.
Для начала я должен заметить, что в России нет экономики, которая развивается циклично. Так что разговоры о том, что мы находимся в неком волнообразном процессе – полное несоответствие реальности.
Есть известная сказка о трех поросятах. Помнится, волк в этой истории подул на домики, которые они построили. И разлетелись те «объекты», что были воздвигнуты из соломки.
Поэтому если волны и ветры мирового кризиса обрушились на Россию, то проблема в том, из чего и как мы свой домик построили.
Первым неустойчивым материалом оказалась всем известная приватизация в пользу номенклатуры и олигархов. Второе слабое место – в России остался не просто государственный сектор, а его номенклатурно-монополистический вариант. Следующая беда – политика, ориентирующая экономику на экспорт энергетического сырья и на жизнь от ренты. Иногда говорят, что Россия – это номенклатурно-олигархический постиндустриализм. Я бы к этому добавил – рентный постиндустриализм.
Россия настолько зависит от внешней ситуации, что даже курс рубля не может обеспечить. Каждый раз, когда я слушаю прогнозы, которые делают высокопоставленные российские чиновники, отвечающие за экономику и финансы, мне хочется понять – каковы все-таки служебные обязанности этих людей? Гадать под телекамеры и микрофоны, какой будет инфляция через месяц или год? Аналитиков и предсказателей надо иметь в исследовательских центрах, а не в государственном аппарате на министерских окладах.
Негативные процессы и явления связаны и с политической системой России, которую стало уже не стыдно называть управляемой демократией. А чего стесняться, если изобретен столь блестящий институт.
На выборы в губернии может выйти 25% населения, и они будут считаться состоявшимися. Губернатор может быть избран 12,5% населения, и он станет всенародным руководителем региона.
Поэтому я считаю, Россия отвечает не за внешний кризис, добравшийся до нее, а за ту систему, которую она для себя выбрала.
Для меня апофеозом этой слабости стал недавний Гайдаровский форум. Более нелепого зрелища я не видел давно. Наша лоснящаяся и всем довольная элита с участием приглашенных иностранцев с серьезным видом рассуждала о сложных процессах в экономике России. А в это время миллионы стариков теряли свои денежные сбережения, собранные за всю жизнь.
По-моему, президент не выдержал, потому что потребовал от правительства антикризисный план.
У меня такое предположение, что ничего более чуждого составу нашего правительства, чем само слово «план», я представить не могу. Какой план может быть для людей монетаристского мышления?
Глава правительства с этим планом в Думу не пошел – отправил своего зама. Или премьер Думу не считает органом, который что-то значит, или план счел недостойным обсуждения?
Скорее второе. Такое ощущение, что в план вносили все, что придет в голову. Отсюда в нем нет ни взаимозависимости, ни логики, ни временной последовательности, ни направлений для выделяемых ресурсов. Правительство прямо заявило, что все деньги, которые выделены на антикризисные меры, будут направлены банкам и уже они будут решать, кому раздать эти средства.
Но первый вице-премьер Игорь Шувалов на первом же совещании заявил, что достаточных денег у правительства на антикризисную программу нет.
А это, мне кажется, означает, что власть рассчитывает на то же, что и раньше. На то, что в мире кризис кончится, начнется подъем, появится спрос на энергоресурсы, и цены начнут расти. То есть вся надежда на внешнее регулирование.
 |
| Кризисные цены – одна из главных тем, занимающих сегодня россиян.
Фото РИА Новости |
Определение целей
Понимаю, что критиковать всегда легче, чем предлагать выходы из тупиков.
Я считаю, начинать надо с того, чего сейчас у нас вообще нет. С проблемы целей. О чем мы можем говорить, если не сформулировано главное – направление движения?
Убежден, что первейшая цель России – остаться великой державой. Это вовсе не общепринятая точка зрения. Масса людей, которых я очень уважаю, считает, что хватит нам замахов на величие, пора зажить просто и по-людски. Я в какой-то мере этих людей понимаю. Но беда в том, что Россия не может сохраниться, если она не будет великой державой. Почему? По двум причинам.
Во-первых, в силу своего геополитического положения на стыке Европы и Азии. Во-вторых, из-за фундаментальной черты русского национального характера. Ее сформулировал Достоевский, говоря о склонности российской ментальности к всемирному масштабу национального сознания, к всечеловеческой постановке вопросов и к столь же глобальным ответам на них.
Но это не значит, что сегодняшняя Россия спит и видит себя выше и главнее всех, как того хотели Ленин и Троцкий. Мы не должны мечтать стать и «одной из двух держав», как предполагал Брежнев, договариваясь с США. Мы должны быть «одной из» ведущих стран мира со своей исторической миссией. Но как, если мы хотим такого будущего, можно его добиться?
До революции Россия держалась территорией, размерами, мощью своей армии. Ленин стал опираться на великую идею нового строя. Сталин провел индустриализацию, создал мощную милитаризованную промышленность. Хрущев решил, что нужен еще и такой рост благосостояния, который через 20 лет выведет страну в лидеры по потреблению. Брежнев видел жизнь страны стабильной при наличии ракетно-ядерного щита и договоренности с США о мировой гегемонии на двоих.
А что же такое сегодняшняя цель? Почивать до упора на ренте от нефти и газа? Увы, опасность этой стратегии не понимает только ленивый. На мой взгляд, ни одна из целей, которыми раньше Россия пыталась обеспечить себе мировое влияние, условием усиления роли нашей страны в XXI веке быть не может. Мое мнение: Россия может в XXI веке выжить и процветать, если поставит себе задачу стать одним из мировых центров теоретической науки. Мы уже не в силах стать центром опытно-конструкторских разработок. Нам никого не догнать в производстве автомобилей.
Но есть область, где мы можем быть первыми, где мы сейчас все еще среди первых. Это теоретическая наука. Очень мало стран в мире, способных к серьезной теоретической науке. Посмотрите на США – держится на ввозе ученых из других стран. Обернитесь на Японию: прекрасные специалисты по всем прикладным наукам, но чего достигли в теоретических областях? Возьмите Китай – какие мировые открытия в области теоретической науки там сделаны? А прикладных достижений – множество, начиная с колеса, бумаги, пороха и т.д.
Особенность мышления европейцев – склонность к теоретической науке. Она была еще в античности – у греков и римлян. Была у англичан, немцев, французов. Есть и у России.
Теоретическую науку надо сделать главной целью развития страны. Мы можем создать такой мозговой центр, без которого мир не сможет существовать.
А что у нас сейчас делается? Есть гениальный математик Григорий Перельман. Он получил мировую премию по математической теории, миллион долларов. Отказался: «Мне она не нужна». Единственное, что ему нужно было – нормальная маленькая дача под Петербургом, чтоб на ней сидеть и думать. Ну и маму кормить надо.
Ему пришлось ехать в какую-то шведскую гимназию, чтобы там преподавать математику. Вот такое отношение к теоретической науке.
Для обеспечения теоретической науки в стране должны произойти крупные изменения в образовании. Школе нужны предметы, которые ведут к формированию людей, способных заниматься такой наукой. Нельзя будет обойтись и без соответствующего уровня культуры будущих теоретиков.
Кстати, какого качества может быть политическая наука, в которой интеллигенция никакой особой роли не играет?
Вспоминаю перестройку, начиная которую Михаил Сергеевич Горбачев сделал гениальный шаг. Он треть мест в первом парламенте страны отдал интеллигенции. И появился парламент, которого потом в России не было никогда. В нем был собран цвет мыслящей части российской интеллигенции.
В поисках выхода
А вот что можно делать сейчас? Чтобы построить дом, который не зависел бы от кризисных ветров?
Нужен комплекс преобразований из двух блоков.
Первый блок – надо развить те постиндустриальные реформы, которые у нас осуществились.
И второй блок – надо осуществить новый цикл реформ.
Вначале о том, как и что надо развивать.
Это очень сложная задача – от нынешнего российского номенклатурно-олигархического постиндустриализма перейти к нормальному, эффективному постиндустриализму.
Для этого необходимо осуществить земельную реформу, чего до сих пор не было сделано. Надо провести деконцентрацию, демонополизацию того, что досталось от Советского Союза. И в госсекторе, и в частном.
Потребуются принципиальные изменения отношения власти к малому и среднему бизнесу. И, конечно же, крайне необходимо открыть дорогу реальной конкуренции. Не обойтись нам и без эффективной банковской реформы.
Теперь о том, чего нет в государственном устройстве. Опять-таки ограничусь лишь кратким обозначением узлов реформирования.
Надо обеспечить в государственном устройстве России независимость ее отдельных элементов. Возьмите независимость низового звена государственного механизма. Александр Исаевич Солженицын говорил, что нам нужно создать земства. Можно назвать их иначе – муниципалитетами, советами, собраниями. Но без независимого низового звена ни в одной стране демократии не существует.
Второе, что требуется, – независимая государственная служба. Ничего изобретать не нужно, во всем мире это сделано. 95% государственных служащих США не зависят от властей: президента, министров, губернаторов, мэров. Они работают и делают карьеру по правилам государственной службы.
Это же только зависимых чиновников государственной службы можно направлять на политические митинги, заставлять контролировать ход выборов.
В США есть только 5% должностей госслужбы, которые могут занять чиновники, которых может выбрать для себя политик, победивший на выборах. Придет время, выберут нового лидера, и он заполнит эти 5% должностей своими людьми. Но ни на одну должность больше!
Серьезнейшим фактором развития является и укрепление независимости субъектов Федерации, потому что в огромной стране основные вопросы надо решать в среднем звене.
Наконец, я глубоко в этом убежден, что в России надо создать независимые структуры будущего. Ведь сегодня все наши институты – это поле деятельности временщиков. Людей, избранных на пять лет.
Но разве можно иметь гигантское государство, в котором руководят собравшиеся на пять лет люди? Они ведь даже не знают, что им самим делать через пять лет, после новых выборов.
Должны быть десятки учреждений, которые ориентированы на будущее и полностью независимы от текущих выборов.
И, наконец, все мы уже устали говорить про независимость третьей власти – судебной системы. А может, не надо слов?
Возьмите закон о судах премьер-министра 1917 года, социалиста Александра Керенского. Исчерпывающий, блестящий закон. Граждане избирают мировых судей. Мировые судьи избирают судей первого уровня, те – судей высшего звена. Граждане платят отдельный налог для судебной власти, которая таким образом получает свой бюджет.
А что у нас сегодня? Если даже Верховный суд захочет себе машину поменять, то надо обращаться в Управление делами президента. То же самое внизу.
Вы заметили, что аресты и следствия по делам губернаторов и мэров осуществляются бригадами из Москвы? Видимо, Кремль цену «независимости» третьей власти на местах знает хорошо. Нужна независимость и четвертой власти – средств информации.
Это значит, что эта власть не должна зависеть ни от первой, ни от второй, ни от третьей ветвей власти. А от кого должна зависеть? От общества, народа. А значит, должен быть особый налог для системы средств информации. И поступать он должен прямо от граждан – в бюджет четвертой власти. И, наконец, последний блок – реформы социальной сферы.
Первое – надо решительно преодолеть крайности неравенства. Для этого надо ограничить пределы личного богатства. Далее надо ограничить пределы того, что можно наследовать. Отдельный разговор – реальные основы для существования и развития среднего класса.
И наконец, главная моя мечта – независимость и самоорганизация интеллигенции, которая должна сама решать все основные вопросы своей жизни. Это позор, когда в Академию наук посылают чиновников из Кремля, которые должны заниматься тем, как устроить жизнь академии и академиков.
За нас выбирают бюрократы
Давайте посмотрим, что представляет собой непроизводственная сфера России. Это здравоохранение, образование, культура, наука, спорт. Сейчас все они – советские государственно-бюрократические системы. Все характеристики советского остались – бесплатность, контроль бюрократии над всем, нехватка средств, неэффективное использование даже тех средств, что выделены, коррупция при распределении этих средств. И в итоге – малоэффективное развитие непроизводственной сферы.
Главная проблема России – осуществить и в этой сфере то, что надо сделать стране при переходе от бюрократического социализма к постиндустриальному обществу. Возможна такая трехблочная система – государственное, коллективное, частное. Везде – и в науке, и в культуре, и в образовании, и в здравоохранении. Осуществить разгосударствление.
Не секрет, что чиновники все время нас обманывают и пугают: «Вы хотите бесплатное сделать платным!»
Нет ничего бесплатного. Все эти системы живут на наши деньги. Но эти средства поступают к чиновникам, которые ими распоряжаются.
А надо сделать так, чтобы наши деньги, которые государство собрало на учителей или врачей, шли сначала гражданам и затем от них учителям и врачам, минуя чиновников. И главными станут решения самих граждан.
Трудно это сделать? Да нет, совершенно нетрудно. Надо все деньги, выделяемые государством, скажем, на образование, раздать гражданам в виде чеков на образование. И граждане будут выбирать независимые школу, учителей и отдавать свои чеки им.
Преподается там история так, как хочет господин Мединский? Пожалуйста, пусть гражданин отдает детей в эту школу. Если он хочет идти в школу, где преподают другую историю, он идет в другую школу. У него есть чеки, он этой школе отдает их.
Если денег по чекам не хватает для учебы в избранной школе – родители доплачивают. Население имеет возможность своими деньгами влиять на развитие школ.
В непроизводственную сферу должны войти конкуренция, борьба за чеки и дополнительные деньги потребителя. Тогда в ней начнется рост эффективности.
Реформа непроизводственной сферы – это самая главная проблема для будущего России. Без нее не дадут должного эффекта ни меры по улучшению экономической и политической систем, ни меры по обеспечению независимости ветвей власти.
