Италия уже 150 лет пробует создать правильных итальянцев

При журналистах Сальвини вряд ли озвучит миланских ксенофобов: «Южанам и свиньям жилье не сдается». Фото Reuters

Основной национальный проект современной Италии возник почти случайно. Его как нельзя лучше сформулировал литератор и политик Массимо Д'Адзельо, бывший премьер-министр канувшего в историю Сардинского Королевства.

Это государство было настоящим двигателем Risorgimento – процесса объединения Италии в XIX веке, завершившегося в 1871 году. Выступая в Турине, столице старого Королевства, сохранившей эту роль и при новой монархии, Д'Адзельо произнес фразу, ставшую одной из наиболее знаменитых в нескудном репертуаре итальянских крылатых выражений. «Abbiamo fatto l'Italia, ora dobbiamo fare gli italiani», то есть «Мы создали Италию, теперь мы должны создавать итальянцев», – сказал маститый политик перед собранием новоизбранных законодателей.

Но кое-кто утверждает, что ставшая программной для Италии фраза была высказана другим политиком из первого ряда вершителей судеб новой державы, тоже бывшим премьером и министром иностранных дел Пьемонта  графом Камилло Бенсо ди Кавур. Ну это уже не так важно, главное, что она вскоре стала народным достоянием.

Мы угнетены и осмеяны

С тех пор итальянские правители всех политических окрасок только тем и были заняты, что «создавали итальянцев». Из массы темных, непросвещенных горцев и крестьян старого времени, не знавших никакой общности за пределами тени собственной колокольни, делать общество граждан, сознающих свои обязанности перед родиной и свои неотъемлемые права, за которые они должны при случае сознательно бороться. Эту трудную и ответственную задачу пытались решить разными путями (порой честными, а порой и нет) либералы XIX века. А после Первой мировой войны – фашисты 20, 30 и 40-х годов прошлого века. Затем демократы, пришедшие к власти в 1945 году, после окончания Второй мировой войны, падения фашизма и восстановления гражданских и политических свобод.

Представители итальянской интеллигенции и  «патриоты» за все время Risorgimento усматривали главный изъян Италии в отсутствии внутреннего единства. В популярном тогда гимне итальянцев, написанном в 1847 году молодым поэтом Гоффредо Мамели на музыку композитора Микеле Новаро и впоследствии ставшем государственным гимном Италии, говорится: «На протяжении веков мы угнетены и осмеяны, так как мы не единый народ, так как мы разделены».

В момент начала объединения страны в 1861 году за пределами Италии еще оставались Церковное государство (территория которого была сильно урезана), регионы Трентино, Юлийская Крайна, Далмация, которые войдут в состав Италии либо 10 лет спустя, в 1871 году, либо в результате Первой мировой войны.

Короче говоря, ситуация 1861 года была такова: на Апеннинском полуострове теснилось с десяток государств различных размеров и исторической значимости.

Важнейшими из них были Сардинское Королевство, оно же Королевство Пьемонт, со столицей в Турине, Ломбардо-Венецианское королевство (Милан), Церковное государство (Рим), Великое герцогство Тоскана (Флоренция) и Королевство обеих Сицилий (оно же Неаполитанское королевство) со столицей в Неаполе. Плюс к этому герцогства Парма, Пьяченца, Гуасталла, Модена.

Из всех политических образований только два могли считаться независимыми от прямого влияния великих европейских держав: Пьемонте и Королевство обеих Сицилий. Они не состояли ни в каком официальном альянсе, который мог бы «посоветовать» или даже навязать их политике свою линию.

Хотя было очень хорошо известно, что Неаполь дружил с испанцами, Сицилия – с англичанами и т.д. Все остальные апеннинские государства, включая Тоскану, находились в той или иной форме в зависимости от Австро-Венгрии.

Большое и, по мнению многих, раздражающее исключение было  «Имущество св. Петра», то есть папское государство, которое возникло на основе подделки – фальшивой грамоты, составленной в VIII веке в недрах папской канцелярии. Эта фикция вошла в историю под названием «Дар Константина», согласно которой император в момент переноса столицы в Константинополь якобы подарил Западную часть империи Папе Римскому Сильвестру I. Только в XV веке итальянский гуманист Лоренцо Валла доказал на основе филологического анализа текста документа его фальсификацию. Папское государство при многочисленных связях с Австро-Венгрией придерживалось политики нейтралитета. Неаполь был скорее политически инертным, и все эти факторы позволили Пьемонту сыграть первую скрипку в сложном деле объединения Италии.

Люди во всех этих удельных княжествах кое-как принадлежали к итальянскому культурно-историческому кругу, все худо-бедно говорили по-итальянски. Но к большому огорчению патриотов-интеллектуалов, не ощущали никакого чувства общности с такими же людьми, говорящим на том же языке в соседней деревне. Кроме того, особенно на юге страны, жители не умели общаться между собой по-итальянски, говорили на каких-то наречиях, тоже, впрочем, восходивших к латыни.

Враги кругом, одни враги!

Итак, Италия оказалась объединенной благодаря усилиям Пьемонта, интеллектуалов-патриотов вроде Джузеппе Мадзини, основателя общества «Молодая Италия». А еще благодаря «бандитскому действу» последователя Мадзини, головореза Джузеппе Гарибальди, прошедшего со своими ополченцами дорогу от Сицилии до Пьемонта, отдавая все попадавшиеся ему города и веси под суверенитет пьемонтского короля Виктора Эммануила II (негласно одобрившего такую инициативу).

Вот тогда новой правящей элите Италии стало ясно, что «создавать итальянцев» в качестве единого сознательного народа было возможно, только привив ему, особенно молодому поколению, солидные исторические знания, которых у него не было в силу многовекового разделения и сосредоточения умов почти исключительно на местных делах и проблемах. «Только осознание их общей истории может сплотить итальянцев» – таков был лозунг главного, вернее, единственного национального проекта «создания итальянцев».

При этих обстоятельствах идентичность итальянцев произрастала не из внутренних процессов и побуждений, а в постоянном сравнении с внешним миром, ощущаемым в историческом плане прежде всего враждебным.

Мы, итальянцы – хорошие и стремящиеся к солнцу, к свободе. А они, иностранцы, – чужаки, злые, стремящиеся задушить наши благородные порывы. А ведь именно нам, древнему народу, с его богатой историей, полагалось бы быть вождем и учителем всех иных народов Европы.

Недаром один из творцов Risorgimento писатель Винченцо Джоберти стал автором книги, озаглавленной «О духовном и гражданском первенстве итальянцев». Историческое сознание итальянцев после объединения формировалось под сильным влиянием схемы «враг/друг». Враг зачастую демонизировался, и в этой роли чаще всего, конечно, выступала Австро-Венгерская империя, как коварная, вероломная, а отдельный австриец, например в книгах с картинками для детей, охотно изображался человеком наглым, глуповатым и пр. Этот антиавстрийский подтекст в воспитании молодежи сохранялся и после Первой мировой войны.

Путеводителем по обучению молодежи истории, у которого всегда оставался известный реваншистский привкус, служил все тот же гимн итальянцев, из которого черпались риторические упоминания о событиях старой римской истории (например, Публий Корнелий Сципион, разгромивший в битве под Замой в 202 году до н.э. войска Ганнибала во время Второй пунической войны, и т.д.).

То же самое происходило с более близкими к нам темами, которые преподносились в том же приподнятом духе. Иногда преподавание истории в качестве носителя национальных (и националистических) ценностей сводилось к анекдотическому, как в известном (в итальянских школах) эпизоде с прибытием во Флоренцию Карла VIII и его войск в 1494 году. Вопрос: «Что сказал Карл VIII, когда представитель флорентийской власти Пьер Каппони отказался выплатить ему изрядную сумму?» – «Карл VIII сказал: «Мы прикажем сыграть на наших трубах!» – «А что ответил Пьер Каппони?» – «Он ответил: а мы прикажем звонить в наши колокола» (в том и другом случае, конечно, в знак готовности к бою).

У Муссолини в системе воспитания было два главных предмета – история и строевой шаг. Фото Эрнесто Фазиоли. 1940

Либералы, демократы, фашисты… далее везде

Когда вспыхнула Первая мировая война, многие в Италии, и не только сторонники сражений, усмотрели в этом событии возможность привести итальянцев к совершению первого совместного подвига во всей их истории. Южане и северяне воевали вместе, разделяли одни невзгоды в окопах позиционной войны, учились наречию друг у друга и впервые были вынуждены самими обстоятельствами общаться теоретически на общем итальянском языке. После этого опыта, считали поборники войны, итальянцы, спустившиеся в окопы стадом, выйдут из них народом.

Не получилось

Италия вышла победительницей из Первой мировой войны, отняла у Австрии долго желанные города Тренто и Триест, но ценой 600 тыс. погибших, опустошения экономики и бесконечных революционных волнений тех, кто хотел «сделать, как в России». Дело однозначно шло в направлении гражданской войны. И всё вместе это породило фашизм.

В эпоху Муссолини нашла продолжение идея «создания итальянцев», но теперь национальный момент дополнялся и отчасти заменялся идеологическим. Речь больше шла не столько о воспитании «хороших итальянцев», сколько о «хороших фашистах». Еще точнее – о «хороших итальянцах», которые были бы одновременно и «хорошими фашистами».

Первым делом Муссолини решил организовать молодежь, чтобы не было отсебятины при воспитательной работе. Руководство Национальной фашистской партии, то есть сам Муссолини, создал ассоциацию «Итальянская ликторская молодежь» («ликторский» это вроде синоним слова «фашистский») – организацию, которая объединяла всех молодых людей и пеклась об их правильном политическом воспитании, включающем начальное военное образование. В системе воспитания королевой оставалась история. Один из идеологов фашизма, недюжинный человек, министр народного образования, видный представитель интеллигенции, основатель крупнейшей итальянской энциклопедии «Треккани» Джованни Джентиле (впоследствии убитый партизанами) даже писал: «История – цель и вершина всего воспитательного процесса».

Но Муссолини вульгаризировал это понятие. Он хотел превзойти историков-учителей XIX века, сделав из истории не только предмет изучения, но и объект текущей жизни, как будто нет больше водораздела между историей и жизнью, между античностью и современностью. Он выкопал из могил времени фашии ликторов, центурионов, римский салют, гусиный шаг и прочее. Но это не превратило итальянскую молодежь в современников Цицерона и Цезаря.

Фашизм закончился, как мы все знаем. Но от негласного «национального проекта» создать из итальянцев новый, сплоченный, зрелый народ почти ничего не осталось.

В 30-е годы Муссолини думал сформулировать общенациональную задачу через героизацию массовой эмиграции итальянских крестьян и бедняков в недавно завоеванные территории Ливии. Но этот эксперимент завершился неудачей. Крестьяне и бедняки, не привыкшие к сухому и знойному климату пустыни, умирали сотнями; к тому же Италии, запоздалому искателю колониальных авантюр, скоро пришлось отстаивать свои ливийские владения от восстания «народного мстителя» Омара аль-Мухтара. Всю ливийскую акцию (которая, правда, началась до Первой мировой войны) пришлось свернуть. Выжили только романтически ностальгические песни вроде «Тripoli, bel suol d'amore» («Триполи, прекрасная земля любви»).

Теперь все это позади. Остались в прошлом рисорджименто, патриотическая риторика, романтизм войн с Австрией «за независимость», окопы Первой мировой войны, фашизм, коммунизм и все остальное.

«Лига Севера» хотела бы отделиться

Задача сделать из итальянцев сплоченный, сознательный народ, увы, провалилась. Идеалы Risorgimento ничего не говорят современной молодежи, занятой поиском работы в условиях экономической и социальной нестабильности. 

Начиная с 1961 года, в течение 10 лет отмечались основные эпизоды проекта Risorgimento. А в 2014 году состоялись в Риме и других местах при участии президента республики Джорджо Наполитано довольно скромные церемонии в ознаменование 150-й годовщины провозглашения Итальянского королевства (монархия была отменена в Италии в 1947 году), но народного энтузиазма на этом юбилее было мало.

Кроме того, в стране появились политические силы, открыто проклинающие Risorgimento как источник всех зол. Главная партия, выступающая с таких позиций, – «Лига Севера», возглавляемая Маттео Сальвини, которая до недавнего времени входила в состав правительства Берлускони. В  первоначальной программе «Лига Севера» ставила целью отделение богатых северных районов Италии от бедных районов Mezzogiorno, то есть Юга. Это было впервые, чтобы политическая сила в Италии призывала расколоть страну, родившуюся в процессе Risorgimento и якобы сплотившуюся в горниле антифашистского Сопротивления.

Политика «Лиги Севера» не только расширила старые трещины между Севером и Югом с обвинениями Юга в иждивенчестве по отношению к Северу, но и способствовала возникновению ксенофобии, а то и откровенного расизма. Некоторые инженеры человеческих душ думали, что превращение итальянцев из стада в народ свершится во время экономических и социальных перемен, последовавших за Второй мировой войной.

По целому ряду причин, в частности благодаря Плану Маршалла, помощи, оказанной Вашингтоном Риму в качестве форпоста против советского коммунизма, более рациональному использованию ресурсов, послевоенное возрождение в Северной Италии шло быстрее, чем на Юге. Это привело к тому, что в конце 50-х – начале 60-х годов в стране заговорили об «экономическом чуде». Им воспользовались прежде всего батраки и безземельные крестьяне Юга, которые миллионами хлынули в Северную Италию в поисках более солидных доходов. Эти люди стали работать на заводах и фабриках, перемешиваясь с туземной рабочей силой. Но и эти эпохальные миграционные процессы не сблизили выходцев из разных районов одной страны. Местные жители называли южан уничижительным словом «терун» («родившийся от земли») и начали выставлять у дверей своих домов объявления с надписью «Не сдается южанам и свиньям».

Южане воспринимались обывателем как полудикие, грязные люди, всегда готовые затевать драки и пускать в ход ножи. Как вы понимаете, при таких взглядах и предрассудках трудно говорить о чувстве локтя, которое должно помочь создать единый сознательный народ из разнородных частей. Только в одном был достигнут  успех.

Во второй половине 50-х годов в Италии появилось телевидение. Телевизоры разошлись как булочки благодаря их сравнительной дешевизне и широкому применению системы платежей в рассрочку. Слушая и смотря телевизор, люди не только приобрели множество новых знаний, но и научились говорить правильно и корректно. Язык нивелировался, итальянцы стали действительно говорить по-итальянски. Местные языки и диалекты не исчезли, теперь их пыталась оживить именно сепаратистская «Лига Севера».

Итак, можно сказать, что властям Италии только наполовину удалось осуществить «национальный проект», который два века назад сформулировали «отцы родины» Массимо Д'Адзельо и граф Камилло Бенсо ди Кавур: «Мы создали Италию, теперь мы должны создавать итальянцев».

Рим