Почему мы не хотим знать свои культурные коды

Еще неизвестно, какая из культур поднимает человека выше... Фото Reuters

Я часто думаю о некоем опасном общественном консенсусе. Ни в коей мере не являясь сторонником теории заговора, не могу объяснить хотя бы себе, почему у нас в стране десятилетиями воспроизводится системная и повсеместная недооценка той роли, которую культура играет в жизни и развитии государства, общества, каждой личности.

Нет ведь таких специальных ограничительных предписаний. Но тогда почему гигантские ответственность и возможности культуры не учитываются, не оцениваются, рассматриваются крайне редко и фрагментарно.

Телевизор как поводырь 

Одна из причин сложившегося отношения состоит, видимо, в том, что культура в российской традиции воспринимается большей частью в своем узком смысле, связанном исключительно с художественной деятельностью в рамках свободного времени. И сегодня уже не имеет значения, идет ли речь об искусстве, массовой культуре, об экспериментальном творчестве или классике. Совершенно разные типы производства культуры, с несхожими способами функционирования, различными типами экономики, с несовпадающими репутациями создаваемых продуктов, благ и услуг – за всеми этими представлениями, начиная от восприятия произведений гениев до смотров художественной самодеятельности и организации досуга в парках, стоит общее понимание культуры как отдельной от остальной жизни сферы деятельности. От экономической, социальной, политической, от всех остальных.

Узкое понимание культуры усилилось в связи с появлением в мире массового общества. У нас это случилось в 60-х годах прошлого века, когда большинство стало перемещаться в города, получать образование, часто – высшее, рабочая неделя была нормирована, а потом и вовсе стала сокращаться. Увеличилось свободное время, а затем стали появляться и отдельные от непреложных нужд деньги. Это стало началом развития самого мощного, и не только в коммерческом плане, из сегментов духовного производства – массовой культуры. Скорость этого процесса умножилась благодаря открывшемуся доступу людей к виртуальным продуктам.

Главными воротами в массовую культуру в то время, безусловно, стало интенсивно развивающееся телевидение. Население Российской Федерации тратит сейчас на коммуникацию с телевидением в два раза больше времени, чем на потребление всех продуктов и услуг художественной деятельности, вместе взятых. На посещение музеев, кинотеатров, библиотек, концертных и выставочных залов, парков культуры, кружков и студий, на чтение книг, народное и самодеятельное творчество – на все! 

Время, которое наши граждане посвящают общению с «ящиком для глаз», занимает первое место среди всех пятисот занятий, фиксируемых социологами, кроме сна. И это не только наша, но и мировая тенденция.

Даже если взять развитие и наступление Интернета, то могущество телевидения пока все еще преобладает. Сегодня население России, начиная с возраста четырех лет, тратит на просмотр телевизора в восемь раз больше времени, чем на пребывание в Сети. Если на Интернет у среднего россиянина уходит 30–35 минут в день, то на голубой экран – без минуты 4 часа. В течение суток телевидение смотрят от 95 до 110 млн россиян. Недельная же аудитория составляет 128 млн. Ничто даже близко не может сравниться с таким охватом народа «культурным времяпровождением».

В традиционном кинематографе массовость выглядит куда скромнее. Его главными инвесторами стали в последнее десятилетие девочки-школьницы и студентки, потому что, как известно, самыми массовыми зрителями в России сегодня является именно покупательницы билетов в возрасте 12–25 лет.  Из 1 млрд 350 млн долл. ежегодных сборов почти три четверти доходов приносит именно эта аудитория, поскольку из каждых 10 билетов в кино 7,6 покупаются женщинами.

В поисках сложного человека

Культура в широком понимании этого понятия – это нечто иное. Обозначение многоуровневой и всепроникающей деятельности, связанной прежде всего с созданием смысла. Все то, что составляет духовный, интеллектуальный, эмоциональный, психологический мир человека: его ценностные системы, «картины мира», моральные установки, ментальные предписания, образцы поведения и т.д. Что такое, в частности, стереотипы? «Мертвые знания», автоматически воспроизводимые нами действия и представления, укорененные в нашем сознании.

К сожалению, сегодня, как и десять лет назад, я могу повторить: одна из основных драм современного российского развития состоит среди прочего и в том, что у нас заданы существенные ограничения на воспроизводство «сложных людей», которые хотели бы читать классическую литературу, ходить в консерваторию, смотреть авторские фильмы. Не представляю, как в России делать конкурентоспособным тот же бизнес, если у нас не выращиваются по-настоящему креативные, ответственные, доверяющие своим партнерам люди. Понимающие, что всемирно известный художник Казимир Малевич не «придурок, нарисовавший какой-то там черный квадрат...».

Культура в широком смысле слова в прагматическом плане в России, к сожалению, не исследуется. В рамках академической науки можно обнаружить определенные фрагментарные работы, часто очень интересные и важные, связанные с изучением некоторых элементов национальной культуры – российской ментальности, формирования ценностных систем, отличий православной морали от иных церковных традиций.

Когда же речь заходит об экономике, политике, социальных отношениях, то культурные матрицы чаще всего не учитываются. При рассмотрении таких явлений, как имитация, мошенничество, коррупция, жизнь по понятиям... Мы же не встретим научных конференций, в которых объективно анализируется технология этих действий. Как сие конкретно осуществляется, какое место занимают эти важнейшие практики в экономических процессах, как оценивать, к примеру, эффективность непрозрачных отношений.

Вопросы без ответов. Статистики лишь предлагают закладывать в любой показатель еще 25% объемов деятельности теневой экономики. Западные эксперты считают, что в России она составляет процентов 40!

Все это явления и факторы, конечно же, не экономического порядка. Таковы культурные предписания, те самые образцы адекватного социального поведения, которые в нашей стране большинство людей усваивают с детского возраста. Каждый ребенок старше семи лет знает, как можно управлять своей мамой. Он прекрасно понимает, что говорить следует одно, делать второе, подразумевать третье, а думать про десятое и двадцать пятое.

Учебников по этим «дисциплинам» нет, но такие знания, навыки и умения стали неотъемлемой частью нашей жизни. Что позволяет нам еще раз задуматься о последствиях недооценки роли культуры в нашей жизни. Еще и в историческом масштабе, со всеми вытекающими отсюда горькими заключениями.

Либерализм испугался

Не так давно в Высшей школе экономики (ВШЭ) проходила конференция, собравшая политологов, экономистов, социологов, философов. Обсуждали природу российского консерватизма. Выступали авторитетнейшие в своих областях знаний специалисты. Дискуссия была острой, интересной. Но что удивительно – слово «культура» в зале не прозвучало ни разу. Говорили о последствиях политических действий, экономических механизмах, массовом поведении, о результатах социологических опросов, о личности президента. Научный руководитель ВШЭ Евгений Григорьевич Ясин, конечно, подразумевал в своих комментариях культурные факторы обсуждаемых процессов, когда доказывал, что китайская модель экономики неприменима в России и что мы никогда не станем неевропейской страной. Но дальше этих тезисов дело не пошло. Было понятно, что культура в понимании, объяснении, а значит, и в управлении процессами, происходящими в нашей стране, в сущности учеными не привлекается.

Самое интересное заключалось в том, что в большинстве своем в зале находились не просто эксперты, а ведущие выразители идей либерализма. Из контекста дискуссии невольно следовало, что либеральные модели, управляющие российской экономикой с начала 90-х годов, не способны объяснить глубинные причины начавшегося системного кризиса. А ведь это были концепции рынка, новых социальных отношений, проекты будущего развития страны. Разговор шел о моделях универсальных, наработавших свой опыт применения в преуспевающих странах Европы. И вдруг в России они стали терпеть одно поражение за другим. Может быть, потому что к нашей стране продолжаем относиться как к испорченной Германии.

Мы часто слышим о том, что происходящие в нашей стране общественные метаморфозы есть результат неутомимой работы «зомбоящика», отечественного телевидения с его могучими пропагандистскими возможностями. Меня слово «пропаганда» в плане аналитики не устраивает. Это ведь обозначение любой деятельности по распространению идей. В слове «пропаганда» нет содержания (оно ему приписывается), а есть только технологии продвижения любого интеллектуального продукта. Мне кажется, что все, что происходило в уходящем году, связано как раз с мощным проявлением культурных моделей, которые выстраивались из разных систем представлений о происходящем.

Какова же «картина мира» подавляющего большинства? По многим социологическим опросам весны 2014 года, почти 70% граждан нашей страны, в возрасте от 16 и старше, не считают себя европейцами, 84% полагают, что у России есть настоящие враги. При этом 79% считают, что эти враги – западные страны (включая Японию).

По данным Фонда общественного мнения, 72% опрошенных согласны с тем, что при освещении общественно значимых проблем допустимо замалчивать ту «информацию, которая не отвечает интересам государства». А 54% считают, что в национальных интересах «возможно искажение такой информации».

Более 71% россиян готовы расстаться с демократическими принципами устройства жизни, личными свободами «ради сохранения порядка, экономической и политической стабильности в стране». «Стабильность» оказывается важнее, чем все ценностные конструкции, на которых выстраивается понимание современного мира, его устройство и тот его путь, которым сегодня идут и Китай, и многие развивающиеся страны Латинской Америки. Они ведь понимают, что самоизоляция – это настоящее самоубийство.

«Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть...» Фото Reuters

Еще один интегральный показатель состояния культуры: 72% наших граждан не доверяют другим людям, а 59% не доверяют никому, кроме собственной семьи. Это ведь системное содержательное предписание взаимодействия людей внутри общества, определение их способности к кооперации, к сотрудничеству. К тому сплочению и единству, о которых власть не устает повторять.

Все детство я стоял в очередях

Все это краски в той довольно целостной картине мира, которая видится подавляющему большинству. Надо ли удивляться, что в результате сосуществуют два народа России. Три четверти населения считает, что события 1991 и 1993 годов были невероятными, трагическими ошибками. Они не понимают, как те события отразились на их собственной сегодняшней жизни, не видят такой связи. Не осознают вызовы современного мира. К примеру, сущность частной собственности, свободы передвижения идей, людей, капиталов, продуктов, благ, услуг и многих других основополагающих ценностей рыночной системы. Подавляющее большинство российских граждан их просто отторгает. Им трудно реагировать на постоянно появляющиеся проблемы будущего, потому что они находятся во власти миросозерцания прошлого века, которое им более-менее понятно.

Все то, о чем я говорю, результат абсолютного непонимания миссии культуры всеми теми людьми, которые осуществляли революцию в нашей стране более 20 лет назад. Тогдашним лидерам казалось, что если человек после эпохи советского застоя придет в магазин, где «все есть», то автоматически полюбит новую реальность. Появление товаров, конечно, всем понравилось, но не изменило системы ценностей и представлений, укоренившихся в сознании миллионов. Ни в одной другой стране мира нет сегодня такого конфликтного мироощущения.

Позднее советское время помимо запретов на свободу и смешные ритуалы я запомнил постоянными очередями. По поручению мамы еще ребенком записывал номера в часовых стояниях за хлебом, сахаром, сгущенкой, мясом – за всем. Жил в цивилизации дефицита и не знал, что может быть иначе. До сих пор не могу понять, почему официальные власти, статистические органы, телевизионные каналы, пресса никогда не рассказывают нации о гигантских позитивных последствиях революции начала 90-х годов? Видимо, по своей сути она власти не нравится. В медийном, интерпретационном, ценностном пространстве существуют исключительно «лихие 90-е». Значит, такая культурная парадигма важна для формирования восприятия намеренно неосвоенных перемен. Обычно любая система постоянно рассказывает о своих успехах. Власть не может не гордиться теми достижениями, которые происходят во время ее правления. У нас же внимание обращается в основном на славное советское прошлое. И в первую очередь – на победы в войнах.

Официальное мировоззренческое программирование не напоминает о том, что доходы населения выросли за постсоветские годы в 12 раз. На январь 1992 года у него было менее 8 млн личных автомобилей, а сейчас их 44 млн. Всего лишь 13% населения ездят сегодня за границу. Это немного, но в 40 раз больше, чем два десятилетия назад. У граждан России имеется свыше 17 млн зарубежных паспортов. Раздвоенность сознания большинства не позволяет ему понять, что произошло. По каким причинам качество жизни стало так быстро меняться в лучшую сторону. Массовые убеждения: «крепкая рука», «стабильность», «хорошие цены на нефть» после 1999 года.

Повестка дня под контролем

Запуск важных процессов модернизации России – безусловно, заслуга российских элит, того самого меньшинства, которое имело иной взгляд на советскую систему жизни, на частную собственность, появление рыночных отношений. Инициативным людям был предоставлен шанс реализовать себя. Независимо от инерции большинства в постсоветском обществе.

Для того чтобы в сознании миллионов появилась адекватная проводимым экономическим реформам «картина мира», было необходимо мощное производство соответствующих массовых представлений. Но такой задачи не ставятся у нас до сих пор. Модернизации мировоззрения, ценностей, программ поведения не происходит. Этим вообще никто реально не занимается.

К примеру, никто много лет не обсуждает состояния современной общественной морали. Как в этом контексте выглядит, скажем, коррупция в России или насилие в семье? Чем они отличаются от коррупции и насилия в Мексике, Китае или во Франции? Какова история борьбы с этим злом? Почему русские цари не только в допетровские времена, но и позже сажали чиновников на «кормление»? Можно ли считать нынешних государевых людей новой аристократией, генераторами духовных скреп, смотрителями национальной морали?

Лишь ответив на подобные вопросы, можно формировать у общества представление о сущностных координатах развития и их влияниях как на судьбы страны, так и на жизнь конкретных людей.

Кто будет определять, контролировать так называемую повестку дня, то, что является сегодня в общественных переживаниях самым важным. Откуда вдруг возникает обостренное переживание россиянами такой псевдоглобальной проблемы современной России, как гомосексуализм. Столетиями наша культура превосходно с этим справлялась, и вдруг озабоченность, схожая разве что с военной тревогой.

Россия так быстро в 1980–1990-е годы стала уходить от тоталитарного режима, от протофеодальных моделей в сторону современного мирового сообщества, что казалось: она ищет пути сближения с ним. Мы смогли довольно быстро войти в систему международного разделения труда, расширить торговый обмен, добиться вступления страны в ВТО, принимали законы, отвечающие критериям развитых демократических государств. Все это свидетельствовало о желании изменения советского устройства жизни, о понимании того, что мы должны развивать в гражданах инициативность, конкурентоспособность, гражданскую ответственность, способность к консолидации и кооперации, идти по пути создания демократических институтов и процедур, соблюдения прав и свобод личности. Так вырастал исторический проект модернизации России.

О том, почему этого движения к иной жизни не получилось, говорят результаты одного международного исследования, проведенного в начале нынешнего года. Опрос показал, что Россия находится на одном из последних мест в Европе по такому показателю, как «способность к изменениям». А вот показатели, по которым мы, наоборот, в лидерах, – стремление к «стабильности», «порядку», «неготовности к риску». Тут российские граждане – чемпионы Европы. Граждане развитых стран хотят завтра жить не так, как сегодня, а мы, напротив, завтра хотим жить, как жили вчера.

Государство – это большая семья

Другая черта жаждущего «стабильности» российского общества – неготовность к гуманитарным практикам. Наши люди гораздо в меньшей степени, чем граждане других европейских стран, готовы «помогать другим», заботиться о чужих бедах и проблемах. Мы больше других склонны поддерживать «своих». За этим, безусловно, стоит подозрительное отношение к «чужим». Россияне видят окружающий мир более враждебным, чужим и опасным, чем жители Европы. Такая ориентация в мире, конечно же, еще больше укрепляет концепцию особого пути России.

Важнейшее свойство этой уникальности – представление россиян о родном государстве как о большой семье. Такое гипертрофированное его видение в качестве корневой системы, каркаса всех сфер жизнеустройства, приводит к всеобщему убеждению, что оно отвечает за все – бизнес, безопасность, социальное обеспечение, частную жизнь. Государство имеет право все о тебе знать, управлять тобой, давать тебе объяснения в отношении того, какие ценности правильные, а какие следует обязательно отринуть. Государство – отец, наставник, судья, кормилец, поводырь во всех делах общественной и частной жизни.

Кроме того, наш министр культуры уверен, что необходимо «воспитывать поколение победителей». Значит, этот институт считает себя ответственным и за мобилизационное сознание, за то, что мы в любую минуту должны быть готовы к появлению противника, к жертвам, законам военного времени, необходимости выявлять предателей. Президент и правительство – это наши родители, которые определяют, кто в окружающем мире «свой» для национальной семьи, а кто – «чужой».

Этой традиции не одна сотня лет, но в современном мире она архаична, а следовательно, весьма опасна. Мировое сообщество давно уже выбирает другие культурные модели.

Многие развитые общества прекрасно осознают вызовы времени, заняты решением такой, в частности, задачи, как формирование сложной личности. Они понимают, что основная конкуренция уже идет вовсе не за газ или нефть, не за качество автомашин или айфонов, не за биотехнологии или ракетное оружие, а исключительно за качество человека, который все это способен создать. Только такие люди могут освоить безмерную сложность нынешнего мира. Способны видеть и открывать те коридоры, пройдя которые может начаться новая эпоха, те прорывы в неизведанные формы сотрудничества, без которых невозможно будущее.

Все это нельзя осуществить без гражданского общества, забирающего у государства такие функции, как защита прав человека, свобода во всех сферах существования, борьба за сохранение природы, создание законов, моральных принципов, фондов развития демократии, культуры в ее узком понимании, без волонтерских движений. Без всего этого невозможно создание конкурентоспособного человеческого капитала.

На мой взгляд, современная система российской жизни не ставит перед собой задачу формирования сложных людей. Отсюда и негласная поддержка мифов о том, что Запад духовно обесточен, злакозненен, не уважает национальные интересы отдельных стран, что главным генератором пошлости и примитивности для американцев и всего мира является Голливуд.

Заказчики, производители, демонстраторы художественной культуры не жаждут увеличивать количество подготовленной публики. В советское время этим довольно серьезно занимались, потому что развитие личности, как ни странно, было одним из постулатов советской доктрины. Развивалось массовое художественное образование с ориентацией на серьезные авторитеты. Не прочитать новой обсуждаемой книги или не посмотреть эстетически значимый фильм образованные люди считали для себя настоящим упущением.

До умножения понимающих вызовы времени людей сегодня ни государству, ни бизнесу нет дела. Человек скорее клиент, объект опеки, с которого надо брать налоги и обслуживать по стандарту – предоставить положенный объем образования, услуг ЖКХ, медицины, социальных гарантий, пенсий, доступа к кредитам и т.д. Как личность человек мало кого интересует. Ваши переживания, идеи, мечты, идеалы, страхи и надежды – это к родственникам и друзьям.

Надежда еще остается

При всех обозначенных и неназванных бедах, связанных с неадекватным пониманием функций российской культуры, она, безусловно, сильнее не только экономики, но и политики, которая стремится формировать массовые представления через телевидение, радио, прессу, специальные сетевые программы. Эта работа идет постоянно, но не может контролировать аудиторию тотально. Многие передачи весьма и весьма креативны, привлекают и удерживают внимание зрителя.

Вместе с тем в России уже давно существует некий внутренний культурный механизм, позволяющий людям безболезненно переходить из одной реальности в другую или пребывать сразу в нескольких разных содержательных мирах. Одна реальность – это когда на телешоу нам рассказывают об успехах в политике и экономике. Другая – когда мы читаем в магазине новые ценники, третья – когда в компании единомышленников обсуждаем положение дел в стране. Такая смена систем оценки и моделей поведения никак не травмирует психику российского человека. Мы умеем жить в разных смысловых контекстах. Более того, если социолог попросит нас заполнить какую-нибудь анкету, то не исключено, что многие впишут себя и окружающую реальность в цвета официально востребованного понимания происходящего.

Второй огромный ресурс российской культуры связан с тем, что я называю балансировкой. Когда какое-то явление, событие, процесс начинают развиваться и доходить до некоего своего максимума или края, то непременно возникает движение в обратную сторону. Пример тому – нынешнее российское антизападничество. Россия многократно переживала солидарное чувство неприязни к той же Европе.