Роль еды в сотворении войны или мира

Так скромно оно и станет выглядеть в будущем – голодное мировое правительство. Фото Reuters

О роли еды в жизни человека в информационном пространстве говорят и спорят круглосуточно. Эта роль как будто хорошо известна с древнейших времен. Но сегодня главная несмолкаемая дискуссия идет о том, по какой диете лучше всего питаться. Финальная мудрость, думаю, проста: есть надо то, что вкусно, но не объедаться.

Поиски общего правила привели к некоему комплексному меню для всего человечества. По утрам мир должен есть кашу с обезжиренным молоком. Днем овощи или рыбу. Или что-то еще, но обязательно освященное диетологическим проповедником. Мы таким духовникам внимаем, но при этом часто замечаем, что люди, которые едят то, что им самим вкусно, более энергичны и оптимистичны. А фанаты, употребляющие что-то полезное через силу, по моим наблюдениям, нередко становятся пессимистами. Либо страдают болезнью желудка, нервными расстройствами и т.д. Диетологи и врачи меня научно опровергнут, но не разубедят!

Занимательное «страноеденье»

Другое дело, что существует традиционная диета целых стран и даже частей света, которая определяется ресурсами регионов (зерно-скот и прочее), уровнем развития и культурными традициями. От них действительно зависят национальное здоровье и социальное самочувствие огромных сообществ. Вот дефицит продуктов (равно как и резкий взлет цен для массового потребителя), необходимых для той или иной национальной диеты, может вызвать большие проблемы. Поэтому есть даже понятие «доминирующая диета» (то есть доминирующего у небогатого и часто крестьянского населения). Скажем, исторически азиатская диета – рисовая и овощная. В России – это картофель, квас, ржаной хлеб. Средиземноморские страны – вино, шашлык, сыр. В центрально-восточноевропейской диете доминируют еврейская и немецкая кухни с форшмаками, борщами, сосисками и прочим.

Доминирующие продукты определяют структуру потребления продовольствия каждой страны. А объединяет государства в группы сложившиеся уровни и качество потребления. Исходя из такого подхода, эксперты отмечают, что уровень потребления в развитых странах очень высок. Там люди едят хорошо и много. Причем эти же страны благодаря высокой производительности труда еще и импортируют продовольствие тем, кто в нем нуждается, но часто и экспортируют (иногда субсидируют!).

Лидером по количеству производимого и съедаемого продовольствия признаны США. Удивительно, что второе место по экспорту после Америки занимает Голландия. Правда, это с учетом экспорта цветов – голландцы обрабатывают 80% территории, отсюда и такой рекордный показатель. И перелетные птицы у них садятся весной и осенью недели на три – отдохнуть самим и поля удобрить (вместо химии)!

Здесь надо понимать, что мир производит огромный объем продовольствия, но при этом оно распределено неравномерно и по землям, то есть по возможностям производства, и по потреблению. Но по экспорту все равно лидируют развитые страны, правда, не все. Молочную продукцию поставляет ЕС. Зерно, в частности пшеницу, кукурузу, – США, Бразилия, Канада, Аргентина, Россия.

На эту тему была защищена у нас диссертация, из которой получалось, что экспорт пшеницы, кукурузы, риса представляет собой скрытый экспорт воды, поскольку это необходимость при производстве. В малых количествах зерно экспортируют многие страны. Прибавим к ним Малайзию с рисом, но это же связано с водой, которая обусловливает крупные производства зерна.

Мировое производство зависит от того, кто, где и сколько съедает. Это очень важный фактор, учет которого предполагает четкое понимание социальной структуры.

Конечно, бедные люди питаются плохо – как количественно, так и качественно. Я сейчас не беру такие страны, как, скажем, Бангладеш, Индия или азиатские страны, в которых существует абсолютная бедность. Люди живут на 1–2 долл. в день. Но бедные и в развитых странах едят плохо. Так, если бедный человек подсел на пышки и сладкую водичку, то он набирает нездоровую полноту и, естественно, слабеет.

Но как только люди попадают в финансовую, политическую и отчасти в финансовую элиту, они действительно начинают соблюдать диеты. Но они-то при высоких покупательных возможностях потребляют на общем фоне очень мало – едят хорошо и дорого, но их мало.

Памятник жертвам ирландского голода.   Фото Тобиаса Абеля

Кто же съедает тогда основные объемы продовольствия в мире? Таким едоком является средний класс. Когда средний класс появляется и начинает расти в какой-то развивающейся стране, он начинает копировать модели потребления развитых стран. Например, сегодня китайские города стали обрастать японскими ресторанами. И не впадая в национальную кулинарную гордость, они активно питаются разными блюдами из тунца, приготовленного по-японски. Так, с учетом огромного числа китайских гурманов тунец может стать исчезающим видом рыбы.

Поэтому, когда мы говорим о продовольствии, то нельзя утешаться тем, что мы можем обойтись без каких-то продуктов, потому что у нас столько миллионов тонн картошки, столько курятины, а еще капуста и т.д. Сегодня развитие среднего класса все чаще и больше измеряют по объему и структуре потребления.

И это понятно. Чем богаче становится представитель среднего класса, тем чаще он начинает посещать рестораны, больше покупать в дорогих гастрономах, отправляться в гастрономические туры и пр. А когда этот класс начинает расширяться, то по стоимости и тоннажу съеденного обгоняет своих социальных соседей с обеих сторон.

Таким образом, продовольственный, кулинарный бизнес заинтересован в среднем классе как в массовом потребителе больше, чем в едоках, представляющих взыскательную элиту. Последняя при всей платежеспособности не делает погоды для серьезной системы питания.

Съест ли средний класс планету?

И конечно же, мировой продовольственной проблемой сегодня является рост цен на многие виды товаров. Эта проблема имеет свою драматургию. При подъеме цен не уменьшается потребление базисных продуктов – вымываются более качественные, не удовлетворяются иные потребности. Потребление качественных и ценных продуктов перемещается в сторону богатых.

Есть анализ потребления среднего класса в США, согласно которому сегодняшние представители американского среднего класса лет в 25–30 с тем же образованием и положением не могут купить себе такой дом, какой могли себе позволить их родители лет 30 назад. Детям под силу приобрести дом или квартиру лишь меньших размеров. А это говорит о том, что зарплата за эти десятилетия выросла, но этого роста не хватает, чтобы купить аналогичное жилье по выросшей за это же время стоимости.

Еще одна американская тенденция – сегодня структуру потребления среднего класса отличает сдвиг (не целиком, конечно, а в долях) от красного мяса назад к более дешевой курятине. Дорогие продукты или очень качественное потребление демонстрируют в развитых странах примерно 10% населения. В США, может быть, в два раза больше. В Европе таких едоков, скажем, 15%. У нас примерно 10, но и то это не самый верх качества, скорее питание вперемешку. Или соблюдение советского рациона, где деликатесом считается шашлык или банка сайры – это я сейчас о личных предпочтениях, включающих гречневую кашу с молоком. А в остальном – обычное, знакомое питание.

Так что потребление страны отражают две категории и диеты:

1. Численность и сложившаяся структура питания среднего класса.

2. Большая часть бедного населения – с его вынужденной скромной едой и редкими праздниками.

Источник: Euromonitor

Но это не значит, что мы не должны учитывать движение мира в сторону более интенсивного потребления. И нам тоже обязательно надо многие продукты производить. 

Прежде всего для небогатых и, по возможности, для 30% более состоятельного населения. Для России серьезная проблема, что у большинства населения доля продовольствия в расходах доходит до 30% в среднем, у многих и того более – для них важны прежде всего цены!

1–2% элитного населения мира не могут съесть планету. А вот ее растущему среднему классу это под силу. Можно себе представить мир как большой остров Пасхи, население которого в свое время поглотило все, что могло поддерживать жизнь. Оставшиеся там статуи смотрят в море – «импорта ждут»? И напоминают нам о необходимости мира и о рациональном отношении к мировому и отечественному, климату, природе и к продовольствию. Как ни странно, но человечество может впасть в такое гибельное безрассудство, особенно если передерется по второстепенным вопросам.

Поэтому с точки зрения социального анализа отечественного потребления продовольствия я бы разделил потребление таким образом. Элите (очень богатой части бизнеса и среднего класса) определил бы 10% – они в основном ездят за границу и т.п. Потом еще 20–25% – люди небедные, но которые не могут позволить себе дорогих больших путешествий, дорогих ресторанов, ценных приобретений и т.п. Но есть же еще примерно 60–65% остальных, тех, кому мы должны поднимать уровень потребления. Потому что если мы этого не сделаем, то о какой социальной устойчивости и продовольственной безопасности можно говорить? Так что надо думать о росте потребления, если мы думаем о масштабах будущего производства.

Рукотворный голод

Когда речь идет о продовольствии и о продовольственной безопасности, то это прежде всего колоссальная человеческая проблема, которую люди должны уметь решать сами.

В свое время знаменитый ирландский голод (1845–1849) был связан со сменой образа жизни. Пока ирландцы выращивали зерновые культуры, они поздно женились и имели мало детей, всего хватало, хотя жили и небогато. Когда же они перешли на картошку и стали собирать большие урожаи, то были вынуждены дробить большие участки на меньшие. Картошка была в избытке и не требовала постоянных затрат времени и сил. Ирландцы стали раньше жениться и производить больше детей. Две трети урожая картошки шли на питание людям. Остальной кормили скот. Но в 1845 году случился не просто неурожай. Все картофельные поля (они были засажены одним сортом) оказались пораженными фитофторозом. А так как картошка была едой номер один, начался голод, с ним пришли болезни, в том числе и эпидемии. И когда к этому добавилось повышение платы за землю от налоговых органов, по этим и другим причинам избежавшие смерти от голода или болезней стали покидать страну. В общей сложности погибли от 500 тыс. до 1 млн человек. Это лишь одна история драматических отношений человека с тем, что он ест.

Не буду сейчас подробно говорить о том, какая структура обеспечения едой нами может быть реализована. Но если коротко, то такая страна, как наша, должна прежде всего обеспечивать себя хлебом, молочными продуктами, овощами. Фрукты, может, за исключением яблок, при всем растительном многообразии мы будем всегда покупать.

У нас основные проблемы, конечно, внутренние – при таком обилии земли цены на нее слишком высоки, а посредники выгребают разницу между ценой продуктов в городах и ценой, которую получает производитель. Везде проблема институциональной модели – от этого не уйдешь. И производить надо для небогатых – недорого! А состоятельные люди могут платить дороже за более сложную диету с использованием импортных продуктов.

Если говорить о мировом производстве продуктов, то ясно, технологии часто располагаются вдалеке от мест спроса и потребления. Прежде всего речь сегодня идет о глобальной торговле мясом, а значит – об Аргентине, Уругвае, где жители съедали еще недавно по 130–140 кг мяса на человека, включая грудных младенцев, – получалось, мужчина должен съедать 1 кг каждый день! Японцы потребляют очень много рыбы, как и норвежцы. Кстати, Испания – тоже рыбная страна.

Конечно, если говорить о продовольственной безопасности, то большую роль играют и фрукты, которые сегодня – важный элемент мировой торговли.

То есть страны, с которыми можно сотрудничать по тем или иным видам продовольствия, есть. Дальше надо смотреть, кто и что конкретно производит. Скажем, в Канаде, Польше и США это традиционно фермеры. Но где-то это крупные латифундии. Значит, есть разница в характере производителей. А это значит, надо уметь выбирать оптимальные варианты.

В то же время, забегая вперед, скажу о том, что у нас есть производства, которые, можно сказать, спали и видели наступление санкций. Я имею в виду производителей курятины и свинины с их незаполненными мощностями. Они жаждут вытеснить иностранных поставщиков. И такой шанс у них появился. Импорт свинины в прошлом году составлял около 28%.

Мы, конечно, в состоянии прокормить свое население. Просто необходимо ликвидировать некоторые странные парадоксы. Почему мы, к примеру, хлеб экспортируем, а картошку покупаем? Покупаем почему-то яблоки, хотя их количество на приусадебных участках превышает импорт на наших прилавках. Что мы импортируем еще? Качественные продукты для богатых покупателей. Поэтому плач по уходящему импорту – это реакция богатых потребителей. Причем это такой импорт, который так далек от продуктов повседневной необходимости – поэтому к проблемам продовольственной безопасности озабоченность далеко не бедных людей отнести трудно. Как они сами друг другу говорят, «это рынок, старина...»

Источник: Euromonitor

Кошмар фермера – импортеры вернулись

Но при всем российском неизбывном оптимизме надо признать, что санкции – это очень плохо. Потому что они подрывают процессы глобализации и конкуренции в мире. Конечно, санкции дают шансы российскому производителю, но только в случае, если они продлятся. Если же исчезнут через пару месяцев, то «пролетят» все, кто успеет вложиться в развитие импортозамещающих производств.

Иностранные конкуренты очень грамотные. Когда в 1998–1999 годах была гигантская девальвация (с 6 руб. за 1 долл. до 24 руб.), падение поставок по стоимости продовольствия снизилось, если мне не изменяет память, в два раза, а по объему – раза в полтора. Это было сделано иностранцами лишь для того, чтобы удержаться на российском рынке.

То есть мы имеем дело с конкурирующим импортом, который соперничает по объему, цене и качеству. Поэтому надо на вызовы отвечать адекватно – другого выхода нет, кроме производства качественной недорогой продукции. И конечно же, надо освобождаться от посредников на пути товара к потребителю.

Важно понять, что проблемы санкций и ограничения импорта – социальные. Конечно, две трети населения России живет на отечественных продуктах или на субсидированном импорте. Поэтому сдерживание цен может быть успешным только при условии конкуренции в сельском хозяйстве и торговле. И должен быть свободный доступ ближних производителей – чтобы их не зажимали «крыши» укоренившихся поставщиков, поднимающих цены и препятствующих конкуренции. Постановления правительства здесь бессильны – надо местным органам власти работать.

В связи с санкциями некоторые энтузиасты вернулись к обсуждению вопросов о нашем членстве в ВТО. Заговорили даже о выходе из этой организации, в которую так долго вступали. Но дело в том, что политические санкции правилами ВТО не предусмотрены. Там рассматриваются различные нарушения правил торговли: проблемы демпинга, нечестных ограничений и пр.

Эта организация существует вне политических санкций, а именно такие применены против России, одной из великих держав, члена Совета Безопасности ООН. Столь фантастическая ситуация никакими правилами торговли, относящимися к компетенции ВТО, не регулируется.

Да ВТО нас и не защитит. И если эта структура когда-нибудь может развалиться, то вовсе не потому, что из нее кто-то выйдет. А потому, что принятые когда-то правила перестанут работать в широком поле вопросов. Глобальное развитие стоит на принятых и выполняемых правилах игры.

В развитых странах субсидирование сельского хозяйства существует и играет свою важную роль. Это есть и в США, и в странах Евросоюза. Как есть критики, доказавшие, что такие субсидии – это очень плохо. Тем не менее если эти страны отменят государственные субсидии, то тут же рынок продовольствия в Европе и США заполнят Аргентина, Бразилия, некоторые другие страны, способные выдержать такую конкуренцию. Но более дешевой продукцией они будут выбивать местных фермеров. В свою очередь, фермер в развитых странах начнет протестовать. У него партии, газеты, право на демонстрации и т.д. 

Поэтому истребление национального фермера всюду протекает тяжело и драматично. Гибнут урожаи, протухают продукты, страдают семьи... Конечно, фермеров мало. Каких-то несколько процентов от населения. Но фермерство – это очень важный элемент национальной идентичности, национальной культуры. Сколько книг и фильмов, где герой – фермер, у большинства горожан предки (два-три поколения назад) были фермеры.

А взять польского фермера – он в последние 20 лет вытягивал страну. Теперь все удивляются, почему Польша так быстро развивается. Да потому, что на момент окончания социализма там розничная торговля и фермерство были частными. Поэтому произошла быстрая адаптация.

Наши санкции, конечно, наносят ущерб западному фермерству, но это не подорвет сельское хозяйство развитых стран. Фермеры частично получат компенсацию от своих правительств и от ЕС. Но психологический ущерб, конечно, нанесен.

Что касается наших фермеров, то им избежать таких травм помогает природа. Они в августе уже не могли начать, скажем, посадку овощей. У нас не собирают четыре урожая в год. Сейчас возможен разве что увеличенный сев озимых. Можно заниматься откормом скота, переработкой молочных продуктов... Санкции – это плохо, но можно в связи с этим начать решать те вопросы, которые откладывались последние два десятилетия.

Это все нормальная, тихая и созидательная работа. Она так или иначе тоже что-то дополняет к нашим жизненным ресурсам. Потому что если весь мир вместо разумного производства и потребления уйдет в конфликты и к «требовательному потреблению» вне пропорции к ресурсам планеты, можно не заметить, как мы все окажемся на пустынном острове со странными каменными статуями, голодно смотрящими в звездное небо.