Андрей Кортунов
«Сколько ж можно стоять между прошлым и будущим...» Фото Reuters
Посмотрим на крайние проявления нарушения этого баланса. С одной стороны, есть Северная Корея, всеми силами сохраняющая свой суверенитет, свои – весьма своеобразные – традиции, свою идентичность. По мнению многих наблюдателей, Северная Корея сегодня остается более «корейской», чем Южная. Однако платить за тотальную закрытость приходится выпадением страны из мировых процессов развития со всеми вытекающими отсюда последствиями. С другой стороны, есть примеры некоторых малых стран Европы (в том числе и бывших советских республик), которые удачно вписались в европейские и даже в глобальные интеграционные процессы. Но при этом они многое потеряли и продолжают терять как с точки зрения сохранения национальной культуры, системы образования, науки, так и с точки зрения сохранения национального языка, который вытесняется в бытовую сферу. Если 10–12% населения – причем наиболее энергичная, образованная и трудоспособная его часть – уезжают на заработки из стран «новой Европы» в страны «старой Европы», значит, проблему сохранения человеческого потенциала нельзя считать в полной мере решенной.
России объективно легче найти баланс между включенностью в глобальный мир и защитой своей идентичности. Российская культура – культура мощная, не нуждающаяся в особом «протекционизме». Российскую науку и образование – несмотря на множество проблем – было бы несправедливо описывать в категориях умирания. При этом культурный архетип русского человека всегда отличался особой пластичностью, гибкостью, приспособляемостью к самым разным условиям. Русский человек выживал и подчас реализовывал себя не только в различных климатических зонах от тундры до тропиков, но и в самом разнообразном этнокультурном и религиозном окружении. Не ассимилируясь, но приспосабливаясь, не растворяясь, но смешиваясь с другими культурами и этносами. Собственно говоря, на этой пластичности и строилась Российская империя; по этой причине российская территориальная экспансия и колонизация столь отличались от стандартных западноевропейских моделей. Мне кажется, что этот культурный архетип сохраняется и сегодня, что дает нам неплохие шансы на адаптацию в глобальном мире без вынужденной самоликвидации.
Однако проблемы поиска баланса для нас, конечно, тоже существуют. Я бы выделил в качестве одной из самых острых проблем «разорванность» общественного сознания и угрозу поляризации нашего общества по оси «глобализация – суверенитет». Говоря простым языком, те, кто успешно встраивается в мир XXI века, часто жертвуют своей культурной идентичностью в пользу того, что воспринимается как императив глобализации. И, наоборот, те, кто ставит во главу угла сохранение идентичности, нередко скатываются к изоляционизму и восприятию внешнего мира как создающего главным образом новые угрозы, а не новые возможности.
При этом, говоря о тех, кто ориентируется на внешний мир, я отнюдь не хочу ограничиться категорией реальных или потенциальных эмигрантов. Мне кажется, проблема глубже. Можно оставаться в России, жить в Москве или в любом российском мегаполисе и тем не менее культурно, цивилизационно, профессионально все дальше и дальше отходить от своей страны, от своего общества, от своих ценностей и традиций. Эта «разорванность» проявляется не только на индивидуальном уровне, но и на уровне отдельных социальных и профессиональных групп. И на уровне различных регионов тоже. Ведь наши регионы очень сильно отличаются друг от друга – и по перспективам своего международного развития, и по устойчивости культурного архетипа. Кому-то проще встроиться в новое разделение труда в мире, а для кого-то это почти невозможно. Кто-то выигрывает от открытости страны, а кто-то рассчитывает на сохранение ее максимальной закрытости.
А уж если говорить о нашей эмиграции, то трудно назвать успешной страну, теряющую, по разным оценкам, от 50 до 150 тыс. человек каждый год, которые либо уезжают по долгосрочным контрактам, либо меняют гражданство, либо, находясь в стране, фактически работают на другие общества и государства. Парадокс, но если оставить в стороне сырье и энергоресурсы, то Россия сегодня экспортирует главным образом капитал и мозги. Получается, что в стране наблюдается перепроизводство обычного капитала, который не находит себе применения в национальной экономике и вынужден мигрировать в другие страны. А также перепроизводство мозгов, человеческого капитала, который также не находит себе применения внутри страны и вынужден предлагать себя там, где в нем есть потребность и условия для его воспроизводства.
Наша важнейшая национальная задача, на мой взгляд, заключается в том, чтобы восстановить некое внутреннее единство и преодолеть разрыв между «Россией в себе» и «Россией в мире», который, к сожалению, с каждым годом становится все больше и больше.Если говорить о «России в мире», то в последние годы кое-что уже было сделано для привлечения к сотрудничеству наших диаспор, особенно диаспор в развитых странах Запада. Эксперименты дали, на мой взгляд, неоднозначные результаты – что-то сдвинулось с места, но одновременно был допущен целый ряд серьезных ошибок. Власть очень плохо знает «Россию в мире», а потому сохраняет множество упрощенных и даже ложных стереотипов в отношении того, как нужно работать с этой целевой аудиторией.
Что же касается «России в себе» – то есть той части нашего общества, которая пока не умеет, а во многом и не хочет жить в новом глобальном мире, то причиной такого позиционирования часто является невежество в вопросах внешней политики. Говоря об обществе, я имею в виду всех – не только пресловутых домохозяек и пенсионеров, но и значительную часть нашего бизнеса и нашего «политического класса», а также нашего образовательного сообщества. Не надо даже ездить по регионам, забираться в глухую провинцию – достаточно посмотреть то, что у нас пишется на форумах в Интернете, чтобы убедиться, что уровень знаний о внешнем мире у нас до сих пор катастрофически низок, а уровень предрассудков и иллюзий крайне высок.
В какой-то мере это можно объяснить общим падением интереса к международным делам, да и к внешнему миру в целом. Россия пусть не повсеместно и не всегда, но демонстрирует тенденцию к усилению изоляционизма. Наблюдается своего рода парадокс – наша зависимость от внешнего мира увеличивается, а уровень нашего понимания этого мира зачастую снижается (если, конечно, это понимание не сводить к знанию цен на недвижимость в Европе или умению разобраться в карте вин в парижском ресторане).
Мы теряем ведущие школы ученых-международников. Старые поколения американистов, арабистов, франковедов уходят, не оставляя себе адекватной замены. Экспертный потенциал по проблематике стран СНГ остается явно недостаточным. И т.д. А незнание международных проблем порождает страх, желание отгородиться от внешнего мира. Мне кажется, это очень опасное явление: изоляционизм в нынешних условиях будет губительным и для нашего общества, и для экономики, и для культуры, и в конечном счете для государства тоже.
Огорчает и почти полное отсутствие цивилизованного дискурса по вопросам внешней политики и международных отношений. Под «цивилизованным дискурсом» я понимаю дискуссию, в которой можно занимать разные позиции и тем не менее не обвинять друг друга в предательстве национальных интересов, в прислуживании перед властью, в «проплаченности» и т.д. Цивилизованный дискурс предполагает стремление приблизиться к истине, а не желание во что бы то ни стало уничтожить своего оппонента.
Нам сегодня необходимо активное и масштабное просвещение граждан по вопросам внешней политики и современного мироустройства, обучение людей жизни в сложном и противоречивом современном мире. Возьмем конкретный пример: Россия вступила в ВТО, и через год от высокопоставленного представителя федеральной власти общественность слышит, что у нас мало кто понимает, как воспользоваться преимуществами, которые дает России ВТО. Надо ли удивляться, что наша позиция по многим проблемам ВТО сегодня исключительно оборонительная – мы понимаем, чем ВТО нам угрожает, но не понимаем, что ВТО может нам дать.
И эта неподготовленность к жизни в новом мире XXI века характерна не только для пенсионеров и домохозяек. Это проблема и нашей муниципальной власти, региональных администраторов, бизнесменов, многих наших университетов… И так вплоть до Государственной Думы и федеральных министерств. Но кто-то же должен заняться целевой работой с нашими ключевыми аудиториями, участвующими в международной жизни. Если мы этого не сделаем, тогда неизбежно будем отставать от других стран и народов, и чем дальше – тем больше. Перефразируя слова одного проницательного француза, можно заметить: «Если вы не хотите заниматься международными проблемами, то международные проблемы займутся вами».
