Александр Мертваго
Россия, научившаяся спать в очередях. Николай Загорский. У земской больницы.1886. ГТГ
17 октября упала искра в горючий материал умершего старого строя. Эта искра быстро разрослась в пламя, охватившее всю Россию, и в течение года революционный пожар очистил все прошлое, оставив для дальнейшей нашей культурной работы загадочную гарь, таящую в себе незримую силу грядущей культуры.
Что вырастет на этой перегретой почве? Кого она выкормит теми богатствами, которые в ней создались благодаря пожару? Даст ли она урожай культурного посева или предоставит свои силы для вырастающей от пней поросли, которая обратит Россию снова в дремучий лес старого бюрократического порядка?
Но старая бюрократия после революционного пожара не имеет под собой прежней почвы; она, подобно выгоревшему лесу, должна, приспосабливаясь к новым условиям, ослабеть и смениться другими родственными ей породами, прозябавшими прежде под ее тенью. Но и эта смена далеко не всюду может совершиться, так как огонь революции явился таким энергичным культурным фактором, что для прежней флоры нет места. В революционном пожаре сгорела не только старая дворянская бюрократия, но и нараставшая под ее гнетом всесословная интеллигенция…
Быть альтруистами на казенном
содержании
Трагична судьба нашей интеллигенции.
«Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано»… 1825 и 1905 годы являются яркими показателями нашей неспособности исполнить взятую на себя историческую задачу, и несомненно, что современная всесословная интеллигенция, сменившая дворянскую, уступит, в свою очередь, место народной интеллигенции, которую создаст наконец сама жизнь, а не правительство.
До сих пор правительство, нуждаясь во все большем числе своих агентов на местах, предъявляло спрос на интеллигентные силы страны и создавало из них служилое сословие. Это служилое сословие, хотя постоянно обновлялось прибавкой новых, индивидуально пригодных для государственных целей людей, тем не менее очень быстро обращалось в породу людей, из поколения в поколение лишавшихся самостоятельности, инициативы и приобретавших ценные качества для своей основной задачи – «службы».
Но сознание своей исполнительности по службе начальству не могло наполнить содержанием идейную жизнь служилого сословия, и потому в основу ее легло сознание блага, приносимого обывателям этой службой.
Русское служилое сословие издавна видит свои задачи в том, чтобы быть «альтруистами на казенном содержании».
По мере размножения породы служилых людей и по мере осложнения государственной жизни правительство начало создавать в России учебные заведения для потребной шлифовки будущих чиновников…
Развитию образования сопутствовало и расслоение бюрократии в зависимости от большего или меньшего уровня цивилизации ее членов. В 20-х годах прошлого столетия бюрократический строй выдвинул из себя интеллигенцию, почти безуспешно пытавшуюся активно проявить свое творчество… С тех пор численное нарастание интеллигенции идет параллельно с нарастанием бюрократии. Где границы той и другой – определить невозможно, так как интеллигенция составляет «запас» армии служилого класса.
Культурно выродившееся под влиянием службы дворянство с 60-х годов начало уступать свое прежде привилегированное положение другим сословиям, а потому и «альтруисты на казенном содержании» обратились в «служилый класс», к пополнению которого приспособлена наша средняя и высшая школа, привлекающая к себе правами на службу, которые она дает.
Даже в европейских странах, не говоря об Америке и Австралии, нет приманки службой, и служилый класс там не носит звание интеллигенции. Там интеллигентность (intelligence) представляет в меньшей степени продукт цивилизации, а главным образом – культуры, то есть природных умственных качеств индивидуума; там далеко не всякий учитель или профессор будет считаться интеллигентом; что же касается лиц, принадлежащих к служилому классу, то они там имеют наименьшее право считаться интеллигенцией, так как сам факт их службы доказывает, что они недостаточно интеллигентны, чтобы проявлять самостоятельное творчество в работе за свой риск.
У нас такой интеллигенции, с положительными культурными качествами, пока еще нет, но несомненно, что она народится в близком будущем, так как перепроизводство служилого класса у нас начинает создавать в нем массу безработных, а наиболее способные из них к реальной работе начнут неминуемо приспосабливать свои знания к зачаткам творческих способностей, какие у них сохранились.
Для меня несомненно, что жизнь в ближайшем будущем порвет дальнейшую связь между интеллигентом и служилым классом, и мы увидим вырастание из недр нашей деревни новой интеллигенции. Мы увидим невиданные до сих пор картины: агронома, проявляющего интеллигентное творчество в своем хозяйстве, интеллигентного технолога, устраивающего техническое производство в своей деревне, интеллигентного доктора, лечащего свое село, интеллигентного юриста, обслуживающего свою волость.
Когда эта картина будет действительностью, то станет возможной и уверенность в дальнейшем культурном росте нашей интеллигенции, которая, сохранив способность к «благим порывам», будет способна и осуществить их с сознанием, «свершить» ей все дано.
Домашние животные первыми вкусили блага социализма
Слабое развитие инициативы в нашей современной жизни дает основание многим мечтать о возможности создать в России социалистический строй. Но едва ли этот последний возможен в стране с годовой продуктивностью труда в 60 рублей на душу, в стране, не доросшей еще до буржуазного, то есть индивидуалистического, строя.
Социалистический строй, в противоположность индивидуалистическому, – наиболее консервативный строй, в котором отношения людей урегулированы до средних норм и в котором уклонения от средней нормы вверх и вниз являются одинаково преступными. Такой строй возможен только при условии очень высокой культуры, то есть там, где консерватизму есть что сохранять; у нас же культурный уровень так низок, что нашей задачей должно быть создание такого строя жизни, при котором самые слабые проявления силы отдельных индивидуальностей могли бы развиваться и накопляться в потомстве, накапливая таким путем наше культурное богатство.
В сельском хозяйстве животноводство достигло такого значительного культурного прогресса, что домашние животные ранее человека стали пользоваться благами социализма. То же мы видим у пчел и муравьев. К сожалению, мы незнакомы с историей культуры этих насекомых; что же касается домашних животных, то над их культурой человечество немало потрудилось и создало высокую продуктивность, которая может оплатить улучшенную организацию скотного двора, по мнению современного человека, создавшую «коровье счастье».
В животноводстве культура создается сознательно со стороны человека, и выгоды для него социалистического строя у скота, по отношению к уровню потребностей и работы его, давно начали входить в сознание хозяев. Но над людской породой нет какой-либо высшей силы, которая сознательно руководила бы культурой человека; поэтому и успехи культуры в человеке не могут быть так определены, как на скотном дворе.
Когда в человечестве накопится избыток культурного материала, то и оно, быть может, начнет организовываться на почве социализма с целью ослабить несколько благополучие чрезмерно растущих сил у отдельных индивидуальностей…
Социализм – не творческое начало, а консервативное. Он имеет задачей ослабить творчество индивидуальностей, всегда ведущее к угнетению слабых, вследствие борьбы за существование. Угнетение является естественным последствием противоположения силы и слабости. Социализм имеет задачей задержать развитие сильных, чтобы дать усилиться слабым. Эту задачу преследовали все религии, а потому и социализм не составляет между ними исключения.
Нормировка рабочего времени путем учреждения еженедельных праздников с самых древних времен человечества устанавливалась всеми религиями и имела целью задержать продуктивность труда наиболее сильных организмов. Еврейская религия даже в основе своей считала нужным признать труд проклятием, наложенным на человека за грехи Богом.
Но сознательный труд был самой характерной особенностью, отличающей человека от животного, а потому никакая религия не смогла осилить человеческого стремления к творчеству, выдвинувшего человека из всего животного мира.
Христианство почти не пыталось реформировать внешнюю жизнь человечества, но боролось против многих проявлений его индивидуальностей, обещая человеку за его победу над собой в награду «царство небесное». Пока христианство критиковало окружавшую его жизнь, оно сохраняло чистоту своего учения и путем развития в людях этики умеряло, насколько было в силах, вред, наносимый более слабым элементам общества процессом развития человеческой культуры.
Когда же христианство окрепло и сделалось более активным, оно вошло в сделку с государством для того, чтобы иметь большую возможность оказывать влияние на жизнь человека, и с тех пор сделалось орудием угнетения творческих сил человечества и оставило нам мрачные страницы истории Средних веков.
В борьбе против индивидуальностей, участвовавших в создании европейской культуры, христианство не оказалось победителем, и в последнее столетие выдвинулось новое вероучение, основанное на критике современного строя, – учение, которое обещает «царство земное» за победу социализма над индивидуализмом.
Победа социализма над индивидуализмом в человечестве возможна, возможна постольку, поскольку основательно допущение, что путь развития нашей породы со времени каменного века был сплошной ошибкой.
Если бы возможно было человеческой породе приказать: «Остановись и далее не развивайся!», и не только приказать, но и принудить к исполнению этого приказания, то несомненно, что для такого человечества социалистический строй был бы наилучшим.
Он дал бы слабым, т.е. большинству, возможность легче прожить свою жизнь и, быть может, оставить после себя потомство, физически несколько окрепшее, способное выдвинуть из себя значительно больше, чем выдвигалось ранее, индивидуальностей, которые и проявят свою культурную жизнеспособность в разрушении здания социализма.
Несомненно, что социализму суждено повторить историю христианства.
Во многих странах уже делаются попытки проведения в жизнь так называемого государственного социализма. Социалистическая церковь уже начинает разделяться на отдельные вероучения. Большевики уже сознают себя католическими социалистами, а меньшевики утверждают, что они сами католические. Ревизионисты готовят реформацию…
Но пока социалисты разных исповеданий будут бороться между собой из-за дележа власти над верующими, человечество будет по прежнему продолжать вековечную работу над совершенствованием своей зоологической породы – путем создания новых индивидуальностей, способных к творчеству.
Не составляя исключения среди человечества по отношению к развитию индивидуалистического строя жизни, мы в то же время среди европейского человечества оставались единственной нацией, у которой сохранился политический строй, ставивший себе задачей всячески препятствовать развитию новых индивидуальностей.
Правительство, то есть представители властвующей политической и религиозной мысли, не может не быть консервативно, а потому оно неминуемо обречено на поражение в борьбе с нарождающимися новыми культурными силами, как только их число значительно возрастет. Такой момент поражения консерватизма и успеха творческих сил Россия пережила 17 октября 1905 года. Но успех был непродолжителен, так как он оказался несоответствующим количеству накопленных творчески сил. Попытки же призвать себе на помощь некультурные силы создали лишь почву для более успешной для реакции борьбы за свое существование.
Но каковы бы ни были дальнейшие фазы борьбы новой жизни со старой, несомненно, что путь для более успешной, чем прежде, культурной работы, расчищен, и Россия через пятьдесят лет выдвинет в жизнь столько сильных индивидуальностей, что свобода развития их станет наконец и у нас совершившимся фактом.
Если 17 октября Россия вышла из опеки, но осталась при попечительстве, то к 1950 году она будет праздновать свое полноправное совершеннолетие.
Предстоящий полусвободный полупериод нашей юности явится для нас временем, когда наступит некоторая возможность выяснить нашу культурную физиономию.
Славянофилы уже давно пророчили о том, что нам суждено сказать Европе свое «новое слово», но в чем будет заключаться это новое слово, так до сих пор и не выяснилось.
Несомненно, что в истории человеческой культуры Россия не может не оказаться сколько-нибудь оригинальной величиной, так как она несет в себе такую сложную помесь различных национальностей, что не может не создать в конце концов свою оригинальную физиономию.
Но эта оригинальность едва ли может выразиться в отрицании буржуазной идеи, толкнувшей индивидуализм в сторону уважения к труду. При настоящем уровне общественной этики иное направление сил индивидуальностей немыслимо.
Между тем несомненно, что русские люди редко проникаются идеалами европейской буржуазии. Стоит только русскому окунуться в европейскую жизнь, чтобы первоначальное восхищение ею сменилось ненавистью к буржуазии и стремлением уйти от нее хотя бы в непроглядную тьму родной жизни.Что же так претит русскому человеку в Европе?
Буржуазное уважение к труду, обусловленное сбережением.
Для европейского буржуа «сбережение» – почтение «труда», и потому он охотно отдает свое уважение самому постыдному труду – труду, унижающему человеческую личность, если этот труд сопутствуется сбережением.
…Очевидно, буржуазная идея претит нам не дисгармонией между трудом и богатством, а дисгармонией между «уважением» и тем, что само по себе недостойно уважения.
Не богатство, не сбережение должны руководить уважением к труду, а этические основы этого последнего. Труд, уничтожающий чье-нибудь человеческое достоинство, не может быть уважаем и, следовательно, не должен участвовать в культурной работе нации, создающей свою работоспособность.
Вот та поправка в современном индивидуалистическом строе, которую внесет, по-видимому, русская культура…
Обезличенье достигалось
успешным прохождением школы
Невежество – огромное зло, угнетающее творческие силы русского народа.
Это аксиома нашей жизни, которую никто не решится оспаривать. Всякий знает, что борьба за существование все более и более отодвигает на задний план личность, не снабженную знанием. Неграмотный человек принужден уступать свое место грамотному; не получивший образования смотрит с завистью на жизненный успех образованного.
Еще недавно, всего тридцать лет тому назад, в школу нужно было заманивать льготами по воинской повинности; народные школы открывались против желания населения. Теперь же со всех сторон идут жалобы на недостаток школ, на то, что существующие школы не могут вместить всех желающих. Государство оказывается не в силах справиться с принятой на себя обязанностью – удовлетворить потребность населения в образовании, и частные лица открывают средние и высшие учебные заведения, чтобы посильно ослабить вопиющую нужду в знании.
Знания для русских мозгов нужны так же, как пища для русских желудков… Мы переживаем умственный голод, требующий соответствующей продовольственной кампании. Нормы этого питания уже давно установлены нашей правительственной школой, и, чтобы судить об их удовлетворительности, обратим внимание на то, что они дали предыдущим поколениям.
Остановимся на так называемой интеллигенции, создаваемой нашей средней и высшей школой. Это наши культурные силы, это повышенные природой индивидуальности, нередко заключающие в себе зачатки природы.
Казалось бы, среди нашей интеллигенции мы должны были встретить развитие инициативы, воли, трудоспособности, творчества. Казалось бы, полученные в школе знания должны были богато вооружить нашу интеллигенцию в ее борьбе за существование.
Но жизнь не подтверждает этих предположений. Люди с меньшим образованием, чем среднее, нередко несут в себе более умственной силы и творчества, чем люди, прошедшие среднюю и высшую школу.
Наша высшая и средняя школа не увеличивает силы нашей молодежи, а напротив, по-видимому, ослабляет. Наша школа создает такой же ненормальный культурный эффект, как и алкоголь в условиях русской жизни, где его полезные качества утрачиваются, так как вместо возбуждения энергии он приводит к упадку ее вследствие отравления организма.
Для того чтобы алкоголь не отравлял организм, нужно, чтобы содержание его в напитках соответствовало культурному уровню данной страны; нужно, чтобы возбуждение жизнедеятельности организма не превышало запаса его сил, могущего быстро восстановиться при обычном питании.
То же самое можно сказать и про нашу школу. Для того чтобы она не отравляла путем переутомления организм учащихся, ее программы должны соответствовать культурному уровню страны. Между тем наша школа не только не сообразуется с нашим культурным уровнем, но ее программы даже гораздо обширнее, чем в Западной Европе, где культурный уровень населения несравненно выше нашего.
Это печальное недоразумение между школой и жизнью у нас явилось результатом стремления воспользоваться обучением с полицейскими целями. Гр. Д. Толстой, вводя классицизм в гимназии, и Делянов, увеличивая количество обязательных чертежных работ в технологическом институте, откровенно указывали, что этим путем они подавят вольную мысль в учащихся. События последних лет доказали, что своих полицейских задач русская школа не осуществила, зато, несомненно, она ослабила Россию по отношению к нарастанию ее культуры.
Куда исчезает индивидуальность после золочения ее через огонь русской школы?
Политические гонения последних десятилетий, бесспорно, погубили много творческих сил, находившихся в потенции. Но эти гонения относились в основном к учащейся молодежи, то есть к тем лицам, мозги которых еще не пропустили сквозь себя всю порцию знаний, предназначенных для помещения в русские мозги правительственной школой. Люди, закончившие свое образование, служили объектом политических преследований сравнительно в незначительном числе.
Очевидно, что обезличенье нашей интеллигенции достигалось именно успешным прохождением школы…
