Год на площади – уроки на завтра

Перемен ждать дольше, чем жениха из армии.
Фото Reuters

На вопросы ответственного редактора приложения «НГ-сценарии» Юрия СОЛОМОНОВА отвечает сопредседатель политической партии РПР–ПАРНАС Владимир РЫЖКОВ.

– Владимир Александрович, в марте прошлого года, накануне президентских выборов, некоторые эксперты говорили: если победит Владимир Путин, то это будет уже другой президент, который станет поворачивать политику в духе серии своих предвыборных статей. Вы же в этом смысле были тем скептиком, который оказался прав, предсказывая, что ничего поворотного в курсе России не произойдет. Точно так же вы прокомментировали и нынешнее декабрьское Послание президента. Итак, по Рыжкову, власть и дальше будет проводить ту же политику. Но давайте тогда поговорим о судьбах оппозиции, которую вы в последние годы весьма активно представляете.

– Давайте. Оппозиционная жизнь в современной России становится более разноцветной и разнообразной. Следствием этого разнообразия стало то, что партии, которые полагали себя системной оппозицией, в последнее время стали дружно встраиваться во власть, поддерживать линию президента (вплоть до абсолютно позорного ответа на американский «Закон Магнитского»). Они вынуждены были это делать на фоне растущего протестного движения. И в результате понесли в глазах избирателей серьезный моральный урон. А внесистемная оппозиция за минувший год в целом укрепила свои позиции.

– Относительно системной оппозиции – да. А относительно самой себя? Если объективно посмотреть на время между декабрем прошлого и нынешнего года, то говорить особенно нечего…

– Знаете, когда я подвожу итоги этого года, то говорю следующее: оппозиция оказалась слишком слаба, чтобы изменить ситуацию в стране. А власть остается достаточно сильной, чтобы сопротивляться этим изменениям.

Хотя власть постепенно слабеет. Это видно и по социологическим данным, где отмечается снижение тренда доверия для Путина, Медведева, «Единой России». Это видно и по новым предложениям президента, который вдруг счел нужным возвратить одномандатные округа. Очевидно, это потребовалось для того, чтобы справиться с падающим рейтингом партии власти. Но все равно между оппозицией и властью возникло новое равновесие, где последняя пока остается более сильной.

– Но это возвращение – уже уступка. Кому? Оппозиции или губернаторам, у которых есть, вероятно, свои претензии к Центру?

– Не то и не другое. Путин решает другую задачу. Одномандатников проще избрать, когда есть средства и административный ресурс. И по ним «Единая Россия» набирала на любых выборах до 90%. Поэтому цель одна – при падающем рейтинге партии сохранить ее большинство в Госдуме.

– Кстати о региональных выборах. За ними, оказывается, следит такой знатный оппозиционер, как Эдуард Лимонов. Регионы ему пригодились, чтобы покритиковать лично вас. Дескать, на родине Рыжкова всего один его соратник попал в местную Думу. Вообще вы, наверное, знаете, что Лимонов разразился серией зубодробительных эссе о лидерах внесистемной оппозиции. С чего бы это?

– С того, что мы и он по-разному видим политическую ситуацию в стране и стратегию оппозиционной деятельности. Я, например, умеренный политик. А Лимонов считает, что, называя меня таковым, он меня удачно обижает. В ответ могу сказать – хватит России радикалов! Их в Кремле хоть отбавляй, да и вокруг Кремля. России нужна европейская политика – сдержанная, ответственная, лишенная радикализма. А в Барнауле партия прошла в городскую Думу после семи лет полного запрета – это успех.

– Это понятно. Вы вот скажите, Владимир Александрович, ослабление деятельности оппозиции в последнее время, ее зацикленность на выборах Координационного совета, о существовании которого не знает большинство россиян, – все это разве не влияет на политическую активность тех, кто год назад с большими надеждами выходил на Болотную площадь и на проспект Сахарова?

– Я почти год назад предсказывал усиление эмиграционных настроений, особенно у представителей среднего класса, если Путин вернется в Кремль и продолжит закручивать гайки. Все последние опросы показывают, что примерно треть россиян при появлении любой возможности готова покинуть страну. Люди не хотят жить в режиме бедности, в отсутствие развития, дикого социального расслоения, правового произвола. Причем уезжают самые активные, образованные, желающие и способные реализовать себя.

Наверное, год назад было немало людей, которые возлагали свои надежды на внесистемную оппозицию, а точнее, на ту протестную энергию, которая могла повлиять на власть, добиться мирных демократических перемен. Но за прошедший год очень сильно изменился состав протестного движения. И надо признать – не в лучшую сторону. В прошлом декабре это была очень широкая коалиция. Вершиной этой активности был проспект Сахарова 24 декабря, собравший 120 тысяч человек. На сцене стояли все – от Кудрина и Явлинского до Навального и Удальцова, от Гудкова и Смолина до Собчак и Быкова. Сейчас, год спустя, управление протестного движения резко сузилось. Именно поэтому я не принимал участия в выборах совета. Потому что, во-первых, предвидел, что такой Координационный совет еще больше раздробит и сузит социальную базу протестного движения, в которой не осталось ни одной крупной партии, кроме нашей.

Во-вторых, в ходе выборов в КС произошла фактическая легализация националистов, которых не было в оргкомитете год назад. Сейчас они получили свою квоту, активно участвуют в переговорном процессе с мэрией и т.д. Я был против этого, так как националисты отвергают основы конституционного строя, такие как равенство граждан, независимо от национальности, расовой и религиозной принадлежности и т.д. В-третьих, считаю, что движение стало более радикальным и потому – более маргинальным. И это не могло не сказаться на его численности. Потому что есть простой политический закон: чем радикальнее и маргинальнее лозунги, тем слабее и маргинальнее становится само движение. И наоборот – чем умереннее состав движения и его лозунги, тем большее число сторонников оно способно к себе привлечь.

Наблюдаемый нами спад активности – не только результат усталости людей, которые уже выходили девять раз (без 15 декабря) за год, но и влияние тех факторов, о которых я сказал.

Акция на Лубянке 15 декабря показала правильность моих прогнозов. Это оказалась первая несанкционированная акция за год (КС не сумел договориться о параметрах акции с мэрией Москвы). И самая малочисленная. У нее не оказалось лозунгов, требований, ясных целей. Хотя я, конечно, был на Лубянке 15 декабря – это был мой долг гражданина и политика.

– Есть такая точка зрения, согласно которой власть специально не вмешивалась в процесс расширения политического, социального и иного круга протестантов, полагая, что при этом непременно начнутся трения, столкновения позиции, снижение координации и как итог – маргинализация, усиление радикализма, потеря прежних целей и пр.

– Конечно, власти это выгодно. И она понимает, что радикализация пойдет именно через националистов, что дискредитирует все умеренные группы и движение в целом. А так оно и происходило: националисты все время упрекали остальных в трусости, предательстве, отсутствии патриотизма. У них же абсолютно манихейское мышление. Весь мир делится на свой–чужой, цветов и полутонов не бывает. А когда начинает работать теория заговора и идет поиск врагов, то умеренные люди, как правило, начинают покидать места, густо зараженные паранойей.

– Но есть и другая сторона дела. Может быть, люди не приходят, потому что требования оппозиции не отражают их трудностей и забот. Почему, например, движение не выступает за решение общепонятных социальных проблем. Взять те же тарифы ЖКХ или очередную версию безумного закона об образовании?

– Дело в том, что протестное движение никогда не претендовало на выражение различных социальных протестов, связанных с интересами самых разных групп населения. Это не значит, что ему чужды жизненные тяготы населения. Просто у оппозиции другая политическая логика. По этой логике в России есть 10–15% населения, которые разделяют основные европейские ценности. На проспекте Сахарова требования протестных слоев населения были выражены наиболее четко. Первое – это честные свободные выборы. Второе – привлечение к ответственности фальсификаторов. Третье – прекращение политических репрессий и гарантия политических свобод. И четвертое, ключевое требование – комплексная политическая реформа. Для того чтобы эти 10–15% русских европейцев могли получить свое представительство в органах власти. И в этом смысле, если говорить о протестом движении как о выражении чаяний этой части общества, то оно действовало очень точно.

Могло ли движение пойти дальше и начертать на своих знаменах «Землю крестьянам!» или «Заводы рабочим!» – я в этом сомневаюсь. Потому что на поле социальных проблем по этим темам есть весьма сильные игроки, которые продвигают такие повестки уже в течение 20 лет. Если бы КПРФ осталась в движении, то подобные требования могли бы работать.

– Но не возникает ли здесь этакого социального снобизма? Протестное движение занимается политическими реформами, а все эти проблемы вроде ЖКХ – это уже не наш формат.

– Нет никакого снобизма. Просто с точки зрения движения, то есть представителей этих 10–15%, то, что происходит сегодня в системе ЖКХ, связано с отсутствием в стране нормально работающих демократических институтов. Если бы таковые были и общество могло бы эффективно контролировать действия подобных структур, то такого размаха воровства и коррупции, конечно же, не было. Поэтому ответ Болотной на ваш вопрос таков: вначале надо добиться политической реформы, получить легитимные государственные институты, и тогда появятся инструменты борьбы с беспределом – и не только в ЖКХ.

– Но власть порой осуществляет проекты, которые требуют срочного вмешательства общественности. Это можно увидеть опять же на пресловутой реформе образования. Опыт движения может помочь тому, чтобы голос общественности прозвучал громко и как-то остудил и этот, говоря языком Толстого, «зуд реформаторства».

– В том-то и дело, что не может. Потому что протестное движение представляет собой самые разные направления и взгляды – от либералов до консерваторов, и оно может сложиться в единую, целенаправленную силу только на короткой платформе, объединяющей всех. И опыт показывает, что ни один содержательный вопрос в нее не может быть включен. Все попытки показывают, что при подходе к темам образования или сельского хозяйства все попытки выработки общей позиции рушатся. У каждой группы, партии свой взгляд, своя система ценностей и т.д. Работают только те четыре требования, которые я перечислил. И это, повторю, никакое не высокомерие. Просто эти пункты тем и хороши, что они не имеют идеологической окраски. Они не правые и не левые, не белые и не красные. Речь о восстановлении общеконституционных норм жизни современного общества, и не более того. Но только на них нужно объединяться, чтобы открыть дорогу к дальнейшему движению.

Это не означает, что всякая партия или отдельное движение не может претворять в текущей жизни то, что значится у них в программах. Но выход на площадь накладывает на собравшихся иной формат, если хотите, иной масштаб требований. Сначала необходимо добиться честных свободных выборов. А уж потом, в демократически избранном парламенте, будем спорить о наиболее эффективных моделях образования, ЖКХ и т.д.

– Вам не кажется, что до такого парламента еще далеко? Согласитесь, власть в течение истекающего года вела себя не совсем глупо по отношению к протестному движению.

– Нет, власть вела себя по-разному. На первом этапе она делала глупые, нелепые ошибки, которые только помогали движению. Например, начала массовые аресты, которые проводились 5 декабря прошлого года на Чистых прудах. И тогда уже 10 декабря на Болотную вышло огромное количество народа. А между Болотной и Сахарова, то есть в течение двух недель, президент наговорил в адрес оппозиции много такого, что не выдерживало критики. Оскорбления и голословные обвинения, можно сказать, приумножили количество участников протеста. Но после прошлого декабря власть действительно сделала выводы – отошла от оскорблений «рассерженных горожан», акции стали проходить спокойно. Медведевым были обещаны даже некоторые реформы. Прошла свободная регистрация новых партий. Другими словами, власть стала не то чтобы изобретательнее. Она вернулась к проверенным методам. Например, к различным формам дискредитации лидеров, что не могло не оказать своего воздействия на определенную часть протестующих.

– Так что же будет дальше?

– Должен признать, что в том формате, который сейчас сложился, с узким и достаточно политически маргинальным составом Координационного совета, мне кажется, организовывать мощные, массовые акции протеста будет очень сложно. Мое же предложение сегодня заключается в том, что надо создавать объединенный оргкомитет, куда мог бы войти и Координационный совет, и, по возможности, несколько крупных партий. Возможно присоединение некоторых профсоюзов и влиятельных общественных движений. Потому что без такой широкой коалиции массовые убедительные выступления проводить невозможно. Но пока Координационный совет к этому не готов.

Второе, что нужно делать, я бы выразил в такой стратегии: улица–выборы–принципы. Это означает, что надо продолжать выходить на улицу, но постараться создать более широкую коалицию с очень простыми требованиями – о них я говорил. Второе, что тоже очень важно. Надо участвовать в выборах в регионах и муниципалитетах, что мы, например, делаем начиная с лета. Потому что, если вся оппозиционная деятельность будет протекать на пространстве московского Садового кольца, то Россия действительно о нас ничего не узнает. Если мы на самом деле хотим дойти до миллионов людей, то надо идти к ним туда, где бы они ни жили.

Наконец, оппозиция должна иметь свои принципы. Она не должна продаваться, ей нужно действовать в соответствии не только со своими задачами, но и принципами. Наконец, нам надлежит быть позитивными и конструктивными. Приведу свой пример того, как можно действовать. В этом месяце я участвовал в «Поединке» у Владимира Соловьева, выступая противником Геннадия Зюганова. Как известно, в большинстве своем эта полемика является полуторачасовым словесным мордобоем – по принципу «кто больнее ударит». Но мы с Зюгановым, как мне кажется, показали совершенно иную модель политической полемики. Каждая сторона не занималась выяснением отношений, поиском изъянов, пороков и слабостей оппонента. Зюганов говорил о программе своей партии и проблемах, стоящих перед страной. Я излагал наше (РПР–ПАРНАС) видение стратегии развития России, акцентируя внимание на нашей концепции быстрого экономического роста. Вот это та модель взаимодействий, которую я считаю оптимальной. А по своему содержанию политические программы оппозиции должны основываться на том, что волнует всех или многих – миллионы людей.

Если конкретизировать, то мы, например, в Алтайском крае подготовили программу «Новый Барнаул», которая была хорошо принята и общественностью, и региональной властью. Это программа конкретного улучшения жизни столицы края, предполагающая решение самых насущных житейских проблем горожан. Она и обеспечила нам успех на выборах в Барнаульскую городскую Думу. Оппозиция должна не только критиковать, но и предложить свой вариант будущего, привлекательный для миллионов людей.