Александр Алтунян
Карнавальность веселит, но требований не отменяет.
Фото Василисы Деюн
Вначале что-то вроде теории. Лозунг – это минималистский жанр политического текста, политической риторики. Особенности его – декларативность, призывность, краткость. Эта краткость не позволяет иногда ясно ощутить, что, как и все политические тексты, лозунг – это не только призыв, это и полемика. Более того, это полемика прежде всего. Краткость и призывность мешают понять и другие свойства лозунга, характерные для всех политических текстов: они обращены к определенному адресату и исходят от конкретного адресанта, и последний совсем не всегда совпадает с человеком, держащим лозунг.
Смысл лозунга, его модальность, функции при всей кажущейся простоте отнюдь не просты.
Лозунги несут прямое содержание, какой-то конкретный призыв, утверждение или отрицание. Изменение лозунгов в длительной исторической перспективе – это изменение содержания: что констатируют, к чему призывают, что проклинают. Поэтому «трансформации лозунгов», как обозначил тему своего доклада на круглом столе в «Мемориале» один из исследователей, просто нет. Есть смысловые изменения, и состоят они в простой смене объектов прославления и отрицания, обусловлены чисто историческим контекстом. Как это ни странно звучит, трансформации, то есть внутреннего, структурного, изменения советских лозунгов в российские или антисоветские, нет. По своему строению лозунги остались прежними. Изменились, сменились объекты прославления и отрицания в соответствии с изменениями исторического контекста.
И все же изменения происходили. Но изменялся не лозунг как жанр, а прагматические, лингвистические характеристики лозунгов. И эти изменения мы можем наблюдать даже на сравнительно коротком промежутке: октябрь 2011 – июнь 2012 года.
Действительно, от митинга к митингу за последние восемь-девять месяцев совокупность лозунгов, общая их картина менялись, и связано это с изменениями в состоянии, самоощущении «митинговой массы». То есть жанр лозунга не изменился. А вот взятые в массе – они меняются в соответствии с изменениями того, как себя видит, ощущает пришедшая на митинг масса, например, как она понимает соотношение «я»–«мы»–«они», насколько силен в лозунге элемент мобилизации и т.д.
Теперь о конкретном: как менялись лозунги в ходе прошедшего сезона. Вот несколько из них на первом легальном массовом митинге на Болотной в декабре 2011 года: «Подтасовка выборов опаснее гриппа», «За честные выборы!», «Путина в отставку», «Посчитайте мой голос».
Количество лозунгов сравнительно с количеством людей было небольшое. Содержание прежде всего отношения к выборам. Доминировала идея «За честные выборы».
В декабре на проспекте Сахарова к идее честных выборов добавляется, усиливается идея отрицания в отношении власти: «Не дадим власти нас объегорить», «Долой власть жуликов и воров!»
На февральском шествии по Якиманке и последующем митинге на Болотной радикально меняются количество плакатов-лозунгов и их содержание. Действие приобретает карнавально-праздничный характер. Количество лозунгов на душу протестующих выросло в разы. Тема честных выборов уходит на второй план. Главным отрицательным моментом становятся уже не сфальсифицированные выборы, а личность премьера Путина. Отрицание сосредоточивается на характеристике его личности, деятельности, его манерах, высказываниях, претензиях, должности и даже семейных отношениях.
При этом в большинстве лозунгов, затрагивающих фигуру Путина, нет прямой идеи отрицания, призыва: «Долой!» До этого градус общественного негодования пока не поднялся. Многие упоминания Путина – это не отрицание, а обращение, грубое, быть может, но обращение. «Мы твои работодатели. Уволен», «Мы не протестуем, мы увольняем», «Свободу рабу на галерах».
Вторая важная составляющая в наборе лозунгов на Якиманке – самоидентификация. Эти тексты писались не только и не столько для обличения и даже не для мобилизации, а для того, чтобы через обличение, неприятие понять и представить себя. Объяснить, почему он, некий человек, пришел на митинг, что ему надо и как он понимает правильное устройство общества, политики.
«Мы не оппозиция, мы ваши работодатели», «За митинг заплатил я, а не мне», «Хомяк расправил плечи», «Мы представляем себя», «Мне не платят США. Я сама сюда пришла!!!»
Конечно, самоидентификация автора есть практически в каждом политическом тексте, в том числе и в лозунгах. В лозунгах Якиманки она особенно очевидна.
Третья интересная черта. Программные требования – эта, казалось бы, главная задача любого политического текста, выражены шутливо и почти факультативно. Вот некоторые из них: «ЕдРо» на Марс, и кончен фарс!», «Требуем освобождения политзаключенных», «Шакалы, отдайте наши чердаки и подвалы!». «Архангельская область. С северными надбавками: пенсия 6900 р., техник – 4600 р., учитель 9800… Нефть – 110 долл. за баррель». Политических требований меньше всего.
Бросается в глаза огромное число обращений к Путину. Кажется, демонстранты только и заняты тем, что объясняют свое к нему отношение. Даже лозунги самоидентификации – это, по существу, тоже разговор с Путиным, потому что самоидентификация идет как полемика с Путиным. Верно и обратное: неприятие, отрицательное отношение к Путину – это часть самоидентификации. «Я», «мы» – это те, кто против.
Лозунговая полемика с Путиным идет не по программным пунктам, а на уровне личностного отношения. При этом ему противопоставляется лозунговое «я», в меньшей степени – «мы». Пришедшие на митинг хотят ухода Путина, но не для того, чтобы заменить его кем-то или его систему какой-то другой, они хотят противопоставить Путину себя, автора лозунга, утверждая себя как субъекта политического действа. Противопоставление Путину оформлено в виде полемики с его частными высказываниями и программными положениями.
В сущности, это личностное обличение является зеркальным отражением путинской риторики. Полемика идет в достаточно грубой форме, но это ответ на путинскую публичную лексику.
Простецкий стиль высказываний тогда еще премьера: я вкалывал «как раб на галерах», «идите ко мне, бандерлоги!», белые ленточки – «презервативы» – вернулся к Путину: «Свободу рабу на галерах!», «Ты звал нас? Мы пришли!», «Предохранение от Путина» и т.д. Однако у оппонентов очевидно игровое начало. Играя словами, они как бы подают сигнал – не все в России любители столь грубых шуток, да еще отпускаемых с высоких трибун.
А как реагировал Путин? Он на это косвенно отвечал: «Вашего покорного слугу поносят в Интернете». «Обливают помоями». «Мы их приглашаем для диалога, а они не идут» – о лидерах оппозиции.
Отчасти он прав, над ним шутили очень грубо. Это было достаточно изощренное издевательство. Но дело в том, что под руками у пришедших в феврале на Якиманку был единственный доступный публичный жанр – жанр народного низового словоизвержения. Его смысл в политической сфере – профанирование власти, десакрализация, осмеивание. Этот жанр захватил и образованные массы, так как других, более привычных для образованного слоя жанров в современном дискурсе просто нет. Лозунги февральской Якиманки – это тот голос, который должен был все время присутствовать в политическом пространстве страны. Но его там не было. Отсюда – повышенная страстность, эмоциональность, переход на личности. Но еще митинг – это отчасти карнавал, и проход по Якиманке это подтвердил.
Но в России нет традиции карнавала. Власть считает осмеяние реальной для себя угрозой. Публичное осмеяние ее воспринимается как бунт, как агрессия. К этому власти продолжают относиться очень серьезно, вплоть до ареста и суда.
Манифестация 6 мая 2012-го продолжила линию февральской Якиманки. Это были остатки карнавала. Шуток и издевательств было меньше, но было больше определенности. Появились программные требования и политические по своей сути декларации. В сравнении с февральским митингом участников шествия 6 мая уже меньше волновала тема самоидентификации, почему они здесь, а больше – чему и кому они противостоят.
«Солидарность требует перемен. Перемены требуют солидарности», «Против коммерциализации образования», «Запрещается запрещать!», «Нет грабительской утилизации (старых машин)», «В Воронеже запретили митинг. Поэтому я здесь», «Сегодня штрафы и обыски, завтра – ГУЛАГ».
Мы видим, что мало обращений в адрес Путина. Почти все лозунги обращены к «нам», к соратникам, к обществу в широком смысле. В лозунгах меньше самовыражения, больше программных призывов, то есть они более прагматичные. В них больше требований, больше мобилизации и меньше иронии. Митингующие поняли, почему они выходят, кто они и кто их соратники. Они уже не оправдываются: «Я сама сюда пришла…»
Идет новый этап, новый политический сезон. А мне лично жаль карнавала…
