Принуждение к счастью

Для девушки – это артефакт, а для ее бабушки – партком.
Фото РИА Новости

Когда-то Александр Блок высказал примечательную мысль: «На свете нет ничего такого, о чем нельзя было бы сложить песню». Это универсальная формула позволяет перефразировать великого поэта применительно к нашей теме.

На свете нет ничего такого, что нельзя было бы назвать мегапроектом.

Любой, кто совершит целенаправленный экскурс в Сеть, легко в этом убедится. Сегодня сакральным словом именуют все – от стратегических государственных программ и головокружительных научных разработок до фольклорного фестиваля и строительства поселковой бани.

И в этом нет никакого парадокса. Историей проверено: всякому активному социальному начинанию необходимы вдохновляющие определения. Требуются слова и примеры, приподнимающие важный замысел над приземленностью обычных дел, обозначающие пусть неблизкую, но наверняка эпохальную и прекрасную цель. Да и в текущем времени – если этот знак отличия дает человеку особую творческую энергию, пусть он называет мегапроектом даже борщ, приготовленный по собственному рецепту.

Но если чуть серьезнее, то надо признать: время отфильтровывает и делает историческими только те замыслы, которые действительно подходят под определение «мегапроект» – прежде всего своей общественной значимостью, участием в программе широкого числа людей, вложением в осуществление идеи больших финансовых и материальных ресурсов. Но даже если будут соблюдены эти условия, последнее слово о том или ином проекте говорят результат, эффект, общественное признание. И если хотите, благодарность потомков.

Когда в октябре нынешнего года в Москве проходил III общероссийский форум «Инфраструктурные проекты России: партнерство бизнеса и власти», его участникам был показан задорный видеоролик, посвященный строительству Байкало-Амурской магистрали. Романтическая хроника советского времени должна была убедить зал в том, что история легендарной трассы способна вдохновить нынешнюю молодежь либо на строительство новых магистралей, либо на доведение до ума мегапроекта по имени БАМ.

Непростое восприятие в нынешней реальности такого примера, вероятно, предвидел глава правления Национального агентства прямых инвестиций Игорь Вдовин, который уже в начале широкого разговора заметил: «Часто можно услышать, что мегапроекты – это признак авторитарных режимов. Но вот список всем известных мегапроектов, реализованных в неавторитарных условиях: Панамский и Суэцкий каналы, дамба Гувера, Олимпиада-2004 в Греции».

Что касается последнего примера, то позже журналисты не могли не заметить, что именно в день форума мировые биржи в очередной раз рухнули из-за греческих долгов. Но Игорю Вдовину этот пример позволил напомнить аудитории форума о том, что хозяева греческой Олимпиады в менее тревожное для Афин время удвоили бюджет Игр «против первоначальных планов до 11 млрд. долл.».

Что ж, деньги и мегапроекты – почти синонимы. Но и затраты, и ролик о БАМе, и осторожное отношение к тоталитарным проектам делают неизбежным фоном наших рассуждений и споров именно советское время – со всеми его замыслами, триумфами и трагедиями.

«Россия отреклась от коммунизма очень не вовремя. Россия присягнула капитализму очень не вовремя», – пророчествует Сергей Кургинян, режиссер, шоумен, политолог.

Он же – один из участников бесконечного теледиалога «Исторический процесс», в котором оттачивает свои трагедийно-публицистические приемы на исполнителе роли мягкосердечного либерала Николае Сванидзе.

Так вот в мозгу неистового полемиста Кургиняна давно выстроен некий четвертый проект российского счастья, который вобрал бы в себя все лучшее из растоптанного советского прошлого. И одновременно с этим учел бы некую, лишь сейчас проявленную произошедшей трагедией, великую и загадочную традицию. «Не для того ли произошла трагедия, – вопрошает он, – чтобы традиция была проявлена до конца?»

Проявлять, наверное, стоит и традицию, и трагедию. Тем более что сегодня идет явная настройка общественного внимания на то, каким эффективным было жизнеустройство во время ленинско-сталинского проекта жизнеустройства страны.

Я бы в связи с этой настройкой порекомендовал смятенным умам работу, которую два года назад как-то не очень громко обнародовал архитектор и историк из Иркутска Марк Меерович. Она называется «СССР как мегапроект». Работа спокойная, вдумчивая, логичная и почти лишенная поводов как для театральных эскапад Кургиняна, так и для библейской печали Сванидзе.

Я бы, наверное, этой рекомендацией и закончил. Если бы вдруг не обнаружилось, что «СССР как мегапроект» высоко оценил Максим Калашников – писатель, футуролог, блогер и человек, не стесняющийся говорить о себе, что он не только сталинист, но и фашист. Ода Мееровичу в исполнении экстравагантного аналитика прозвучала так: «Будучи скорее антисоветчиком, но весьма умным человеком и кропотливым исследователем документов, он пришел к интереснейшим выводам. Советский Союз был первой в мире совершенно новой, искусственной реальностью».

Насчет искусственной реальности тут не поспоришь. Но после этих комплиментов Мееровичу, отпущенных в газете «Завтра», наш футуролог, вспомнив еще и свое замечательное сочинение, закончил трактат тем, что волнует его больше всего.

Малыш спокоен за свое веселое детство. Фото Артема Житенева (НГ-фото)

«Сталинизм сегодня – в создании сети футурополисов вокруг инновационных производств и вдоль транспортных коридоров, техноградов и технохабов. Он – в постройке Национальной инновационной системы (НИС) и в локомотивных проектах, отливающихся в план первой пятилетки развития. Не ГУЛАГ, а русские исследовательские университеты и команды энтузиастов (хорошо при этом зарабатывающие), инноваторы и изобретатели ≈ вот главная движущая сила неосталинизма».

Чудный, универсальный проект! Вынь слово «ГУЛАГ», и получится Сколково. Извлеки «сталинизм», и выйдет страна-мечта президента Медведева.

Но почему-то Калашников эти слова туда поместил?

Да потому, что лукавит. Потому, что до этого в той же статье пропел гимн сталинским «шарашкам» как лучшим формам организации научно-исследовательского труда. Потому, что у Мееровича ему сильно приглянулась фраза «Воля вместо экономики». Но Марк Григорьевич вовсе не усматривал в этом большевистском подходе формулы экономического успеха. Да и писал-то он совсем про другое.

Про то, как большевики, взяв власть, по сути, не отдали ее Советам, а стали быстро формировать партийные структуры управления массами и страной. Так в центре политической системы оказалась их партия. Тогда и началось: членство в ВКП(б), а еще лучше участие в ее руководящих органах открывало человеку то, что сейчас называют карьерным лифтом. Естественно, «при условии принятия на себя правил поведения и неукоснительного их исполнения». В такой пирамиде власти Советам как «буржуазному парламентаризму» отводилась лишь роль удобного партийного инструмента.

Ну а декрет 1919 года «О потребительских коммунах» имел целью создание единого распределительного аппарата. А это означало, что каждый гражданин обязан был стать членом коммуны и приписаться к одному из ее распределительных пунктов. Таким образом, лишь через коммунальную систему распределялось все, что нужно было человеку для жизни, – от еды и одежды до пособий, льгот, образования и культурного досуга. Если иные историки и публицисты и сегодня считают такую систему торжеством социального равенства и всеобщей справедливости, то Меерович уверен: это была «специфическая форма организационно-управленческого и административно-бытового воздействия на людей».

Кстати, НЭП быстро показал, что уже тогда без распределителей можно было обойтись. Но лишь только НЭП пополнил госказну, власть начала индустриализацию, а свободу предпринимательства и торговли быстро свергли. Частники и спекулянты стали вредными элементами. А распределиловка только усилились – именно она удерживала людей, если это были не зэки, на суровых стройках социализма.

Максиму Калашникову понравилось, что архитектор Меерович счел расселенческую, градостроительную политику советской власти предельно инновационной. Но она была таковой, «потому что не имела цивилизационных прецедентов».

А где же еще могли быть такие прецеденты, согласно которым всем жилым фондам и всей коммунальной структурой в городах было поручено владеть Главному управлению коммунального хозяйства НКВД? А строительством транспортных коммуникаций, первичным освоением территорий и добычей природных ресурсов – Главному управлению лагерей (ГУЛАГ)?

«Идеология большевиков кардинально изменяла традиционное отношение государства к народу. Понимание его как естественно существующего, самовоспроизводящегося и саморазвивающегося образования было сознательно заменено большевиками на «целевое», проектное отношение – народ начинал искусственно трансформироваться под требования нового строя, создаваться заново, как более активный, способный к поддержанию нового порядка», к задачам, которые ставила перед ним власть. Он превращался в средство достижения задач, выдвигаемых пролетарским государством.

С укреплением сталинского режима эта проектная составляющая все более усиливается, так как происходит все более массовое разрушение естественных основ жизни. А это, в свою очередь, вызывает вынужденное появление и совершенствование различных технологий удержания населения в требуемом состоянии. Главными в арсенале которых выступают принудительные. А основным механизмом, «перерабатывающим население», – промышленность».

Да, Меерович прав. Россия экономически стоит в капитализме, социально крепко увязла в устаревших общественных реалиях, доставшихся от СССР, а культурно – либо с восторгом растворяется в чужих образцах, либо ежедневно безвозвратно теряет под напором отечественного хапужничества и разрушительства.

Россия сегодня нуждается в том, чтобы проектировать, а затем действовать – последовательно и точно двигаясь к достижению поставленных целей».

К этим выводам может быть любое отношение. Но они предельно ясны: на основании всего пережитого и нынешней нелегкой реальности напрасно искать спасения в советском проекте. Пора бы уж подумать и о движении вперед. Сейчас этим громко заняты лишь кандидаты в народные избранники. О чем они заговорят после выборов – сказать трудно. Надеюсь, что не об очередном, уже печально проверенном «принуждении к счастью».