США уже не смогут играть прежней роли в регионе.
Фото Reuters
С главным редактором журнала «Россия в глобальной политике» Федором ЛУКЬЯНОВЫМ ответственный редактор «НГ-сценарии» Владимир СЕМЕНОВ говорил о глобальных последствиях последних событий на Арабском Востоке.
– Федор Александрович, то, что происходит на Ближнем Востоке и в Северной Африке, – локальное явление или отражение глобальных процессов?
– Есть ощущение, что сейчас начинаются схожие процессы повсеместно – от Хорватии и Албании до Нигерии. Но это – исключительно оптический обман. То, что происходит в Северной Африке, и то, что выплескивается на оставшуюся часть Ближнего Востока, – взаимосвязано, хотя генезис событий, судя по всему, в различных странах очень разный. А то, что социально-экономические проблемы во многих регионах весьма глубоки, – это очевидно, и до событий было очевидно. Выборы в нестабильных, проблемных странах в последние 10–15 лет всегда приводили к поляризации и обострениям. Сказать, что эти события на Ближнем Востоке перевернули весь мир, мне кажется, было бы преувеличением. Это процессы регионального масштаба, но с учетом важности региона для глобальной политики в раскладе сил воздействие от них раскладывается на всю мировую систему.
Легко быть умным задним числом, и, конечно, на самом деле никто этого не предсказывал, но в ретроспективе понятно, что рано или поздно эти события должны были произойти. Ближний Восток остался чуть ли не последней частью мира, в которой институциональный политический дизайн с момента деколонизации фактически не изменился. Были, безусловно, перемены, менялись люди, ориентации – в годы холодной войны. Тот же самый Египет был просоветский, потом перестал им быть. Войны там были – и локальные, и даже большие, как те же иракские войны. Но удивительным образом все это не поколебало основ авторитарных режимов, построенных на большей или меньшей имитации демократических процедур при личной власти. И это практически всех устраивало – прежде всего крупных мировых игроков, которые всегда предпочитают стабильность в важных регионах всяким переменам с непонятными перспективами. Если посмотреть на остальные важные части мира, то буря конца 80-х – начала 90-х, которая перекроила много чего, Ближнего Востока не коснулась.
– Вы имеете в виду бархатные революции в Восточной Европе?
– Началось в Восточной Европе, потом Советский Союз, Восточная Азия, где довольно сильно изменились режимы – ушли диктатуры корейская, тайваньская, индонезийская. Латинская Америка преобразилась практически полностью, там тоже не осталось диктаторских военных режимов. Южная Африка, где ушел режим апартеида, и прочее. Короче говоря, в арабском мире оставался такой остров стабильности – застоя.
– Считалось, что это органично для исламско-арабского менталитета.
– Сейчас выясняется, что, может быть, не так органично. В любом случае любая модель исчерпывается, в том числе и та, которая кажется органичной. И это случилось. Как, какие механизмы здесь сработали – на эти темы будут спекулировать очень долго, но факт налицо.
Весь остальной мир оказался захвачен событиями врасплох. У нас очень любят рассуждать, что все это подготовлено хитрыми американскими разведчиками, менеджерами и Твиттером. Это особенность нашей психологии – стремление во всем видеть усиление Америки.
Кто бы ни стоял за этими событиями – последствия их в самых общих чертах очевидны. Мы, наверное, будем наблюдать перераспределение сил в этом регионе. Все, что было до сих пор, идеологически противоречило американским установкам, а с точки зрения геополитических интересов в высшей степени им отвечало. Америка всегда выступала за демократию и против диктатур авторитарных режимов.
– Ой ли?! А откуда слова про «нашего сукина сына»?
– На словах всегда выступала за демократию. Это – основа американской идеологии, и она не меняется. Сейчас сбылась провозглашаемая мечта, что хорошо бы, чтобы демократия пришла на Ближний Восток. Не только американцы об этом мечтали. Шимон Перес целую книгу написал про демократизацию региона, Натаньяху говорил, что проблемы Израиля решатся, когда Ближний Восток станет демократическим. Ну вот, Ближний Восток становится по крайней мере более демократическим, чем он был, – а у Израиля проблемы, судя по всему, растут стремительно. Как бы то ни было, американское влияние скорее всего там будет уменьшаться просто в силу того, что страны региона в меньшей степени будут полагаться на Америку. На мой взгляд, тот урок, который авторитарные лидеры должны извлечь, особенно из египетского опыта, заключается в том, что при первом «шухере», грубо говоря, тебя «сольют» первым. При всех твоих заслугах. Мубарак тридцать лет верой и правдой служил интересам в том числе Соединенных Штатов, и ему даже слова не сказали вдогонку в благодарность. И, безусловно, лидеры разных стран это учтут, причем не только арабских, но даже и в Израиле кое-кто задумывается – если так легко сдаются союзники, то что может произойти в будущем?
– Тут может и Восточная Европа задуматься?
– Я думаю, здесь другие механизмы. Восточная Европа вряд ли себя равняет с Мубараком, ее больше волнует «перезагрузка» с Россией. Она опасается, что Америка изменит систему приоритетов.
Как бы ни складывались дальнейшие социально-политические отношения в меняющихся странах арабского мира, даже если – что весьма вероятно – во многих странах удержится такой не вполне демократический, в западном понимании, стиль правления, все равно уровень учета мнения улицы, настроения масс повысится. А настроения масс, как я понимаю, в арабском мире скорее недружественные по отношению к Соединенным Штатам, а уж тем более – к Израилю. Так что внешняя политика будет меняться.
Сейчас в Египте впервые за долгое время идут активные дебаты о будущем. И многие говорят о том, что наконец-то теперь египетская политика должна стать активной, самостоятельной и Египет должен вернуть себе то ключевое место в арабском мире, которое он утратил за время правления Садата и Мубарака, связав себя с Америкой и урегулированием с Израилем. Соответственно Соединенным Штатам придется перестраивать свою стратегию и попытаться либо возглавить эти перемены, либо минимизировать ущерб.
Безусловно, произошли демократические изменения. Внешние силы не предвидели этого и до сих пор находятся в растерянности. Ситуация в Ливии ярчайшим образом показывает, что ни стратегии, ни четкого понимания, что происходит и как себя вести, ни у кого нет. Америку просто с трудом втянули в эту войну, а европейцы, которые таким образом хотели подкрепить свой сильно шатающийся имидж, ввязались в бесперспективную, тупиковую кампанию.
– Имидж они только подпортили.
– Мало того, чем дольше это тянется, тем больше люди будут тыкать пальцем и в конце концов – смеяться над европейскими усилиями. Так вот, в этих условиях, когда традиционные внешние силы «не в форме», усиливается влияние местных, локальных, региональных игроков, имеющих амбиции. Мы видим очень большое стремление играть роль у Турции. В Сирии Анкара стремится выступать своего рода консультантом. Так же и в Ливане. Насколько это получится – другой вопрос; мне кажется, что у Турции желания сейчас больше, чем реальных возможностей. Более того, тот курс, который Турция пытается проводить последнюю пару лет, – курс дистанцирования от Запада с сохранением себя партнером, при этом с распространением влияния на сопредельные территории, – был рассчитан все-таки на более спокойную обстановку. В условиях нынешней эскалации обстановки занимать позицию, равноудаленную от всех, я боюсь, не получится. Тут придется делать постоянный выбор. А когда делаешь выбор, то искомая «равномерность» не получается. Тем не менее Турция – важный игрок.
Китай абсолютно всеяден. Диктатура – прекрасно, исламская демократия – еще лучше. Фото Reuters |
Значительно усиливает свои позиции Иран, это общее место. Он это делает поступательно, начиная с последней иракской войны, которую, по сути, выиграл. По крайней мере – оказался главным бенефициаром.
Несколько неожиданно новым фактором стал Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССФГПЗ), куда входят Саудовская Аравия, ОАЕ, Катар, Бахрейн и др. Это богатые, влиятельные государства, настроенные наиболее консервативно. Если в странах, подобных Египту или Тунису, демократию хотя бы имитировали, то в Саудовской Аравии, Кувейте или Эмиратах этим и не озабочивались. Их роль растет, потому что, с одной стороны, нужно противостоять Ирану, которого они все очень боятся, с другой – когда внешние крупные игроки «в ауте», приходится брать на себя большую роль. Поэтому не случайно, что и в ливийских событиях две страны – Катар и Арабские Эмираты – хотя бы номинально участвуют, в Бахрейне просто произведена военная интервенция под эгидой ССФГПЗ. Совет всячески убеждает президента Йемена Салеха уйти в отставку.
– Европа попыталась взять на себя большую роль в Ливии. А она не особенно дальше Турции от региона будет. Тоже своего рода региональный игрок.
– Не Европа попыталась – Франция и Великобритания, что не тождественно всей Европе. Европа как раз никакой роли на себя не берет, и все события первых месяцев этого года окончательно показали крах попыток построить единую европейскую внешнюю политику. Сначала все были в полном шоке и не знали, что делать, хотя, между прочим, Северная Африка – даже не Кот-д’Ивуар, это страны, которые теснейшими институциональными узами были связаны с Евросоюзом. Члены политики европейского соседства. Члены Средиземноморского союза, который два года назад с большой помпой запускал Николя Саркози, рассчитывая, что таким образом Франция получает инструмент влияния. Все эти институты буквально рухнули в результате этих событий, потому что оказалось, что они не функциональны, не работают.
Дальше – хуже, потому что ливийская война привела к тяжелому расколу, когда впервые вообще в послевоенной истории Германия дистанцировалась от позиции Франции, воздержавшись в Совете Безопасности. Это вызвало настоящий шок, потому что такого никто не ожидал. То есть никто не ожидал, что Германия отправит войска в Ливию, но политическая поддержка считалась само собой разумеющейся. Остальные европейские страны заняли, в общем, вяло-пассивную позицию. В результате получилась пародия на Суэцкий кризис 1956 года, когда бывшие колониальные империи, Франция и Англия, пытаются укрепить свои позиции, но при этом у них явно нет для этого ни возможностей, ни ресурсов, ни уже умения. Доходит до смешного, когда генсек НАТО, которую все-таки втянули в это дело, буквально выпрашивает какие-нибудь дополнительные снаряды, никто особенно не готов их предоставлять, потому что у всех кризис, у всех сокращение. Европа, как мне кажется, в результате этих событий очень сильно потеряла. Параллельно начинается серьезнейший кризис, связанный с беженцами. А результат его будет глубоко политическим, потому что отказ в помощи Италии и ответные «бяки», которые Италия начинает делать соседям, заставляет думать, что можно поставить крест на самой идее европейской солидарности, которой так там гордились и хвастались.
Проблемы Европы приводят к состоянию политического аутизма, когда континент занят исключительно своими внутренними делами. В результате получается внешнеполитическая кома. Выясняется, что даже в таком остро необходимом регионе, как Северная Африка, никто ничего не может сделать.
– Мы говорили, что события на Арабском Востоке – региональные. Но отчасти они позволяют высвечивать проблемы по всему миру. Так ли они локальны?
– События – региональные. И я даже не думаю, что этот регион уж так до неузнаваемости изменится в течение ближайшей пары лет. Революций не будет. Европа увядала и раньше. Америка начинала терять прежние позиции и раньше. Китай усиливался тоже раньше. Но объективность этих тенденций подтверждается как раз тем, что потрясения последнего времени не поворачивают их, а катализируют. Такова значимость региона. Это касается экономического кризиса, который очень четко показал, что Азия укрепляется, а Запад – нет, и события на Ближнем Востоке из этого же ряда. Китай здесь, конечно, не виден, он занимает отстраненную позицию. Но легко выстроить такую цепочку: чем меньше реального влияния на Большом Ближнем Востоке Европы и Америки, тем больше возможностей для стран Восточной и Южной Азии. Это закон сохранения вещества, а также то обстоятельство, что Китаю все равно, с кем иметь дело. Китай абсолютно всеяден или абсолютно терпим. Диктатура военная – прекрасно! Пробудилась исламская демократия – еще лучше! Страна разделилась, как Судан, хорошо, пусть будет два Судана, будем работать и с тем, и с другим. У них все гибче.
А страны Запада имеют очень длительную и сложную историю колониальных отношений со странами региона, а также – идеологические установки, которые вот так просто взять и отбросить не получится. Цинизм, двуличие и двойные стандарты – это естественные спутники политики, но все-таки игнорировать людоедский характер режима, делать вид, что там ничего не происходит, трудно. Существует общественное мнение и так далее. А Китай считает все это внутренним делом стран – как хотите, так и живите. То же кается и Индии – она, конечно, демократия, но ее мало волнует, как живут другие страны.
– Разумно задаться вопросом: а что следует делать нашей стране на этом фоне?
– Россия предпочла позицию стороннего наблюдателя отчасти по объективным причинам: нет у нас особых рычагов воздействия на процессы на Ближнем Востоке, особенно в Северной Африке. Наши интересы там тоже ограничены. Конечно, жалко потерянных в Ливии контрактов, но это все-таки, в конце концов, не последние деньги, можно пережить. Даже в ситуации такого добровольного самоограничения и понимания того, что Россия сегодня не может играть глобальную роль и не должна, как Советский Союз, присутствовать везде, – большая активность не повредила бы.
И тут полезно выбрать для себя некую ключевую точку. События в Египте во многом задают тон всему арабскому миру. И России имело бы смысл свои отношения с Египтом ни в коем случае не сворачивать, а проявлять активность, чтобы будущие новые власти не считали, что России – это вообще не интересно. С другими странами все по-разному. Даже Ливия, несмотря на свою нефть, страна довольно периферийная. И то, что западные страны завязли именно там, при том что куда более важные события происходят в Сирии или Бахрейне, – еще один парадокс, своего рода ирония современной политики.
На египетском направлении России следовало бы вести себя более активно. В остальном надо понимать, что рассчитывать на укрепление позиций не приходится, но, может быть, часть того пространства, которое высвобождается из-за снижения влияния Запада, Россия могла бы занять. Но, безусловно, не главную, потому что думаю, что Китай со своими гигантскими финансовыми ресурсами туда устремится «в полный рост».
Россия за последние 20 лет продемонстрировала миру невероятное умение уничтожать или отбрасывать наработанные отношения со странами, которые были близки. Хорошо, они были близки по идеологическим соображениям. Но тем не менее в Египте, да и вообще в огромном количестве стран, помнят, что Советский Союз делал много хороших вещей, не важно, из-за чего он это делал, важно, что есть эта память. Мы сначала по идеологическим причинам сознательно отбросили значительную часть своих друзей и союзников, а сейчас расплачиваемся за нежелание приложить усилия для того, чтобы поддерживать связи. Многие сейчас бы очень пригодились.