Алексей Богатуров
В борьбе за укрепление государства лидеры просмотрели молодежь.
Фото Reuters
Декабрьские события 2010 года в Москве были восприняты большинством россиян так, как они были поданы в СМИ. На первый план был выведен аспект межэтнических столкновений. Такого понимания придерживались непосредственные участники событий, правоохранительные органы и руководство страны. В ключе опасности противоречий на этнической почве говорилось в выступлениях президента Медведева и премьер-министра Путина. Декабрьская встреча президента с Государственным советом прошла в русле противодействия этническому экстремизму.
Создалось или создавалось впечатление, что вспышка нестабильности в двух столицах России – порождение ошибок политики в области межэтнических отношений и/или побочный результат объективных процессов глобализации и сопряженного с ней этнического смешения и отставания власти от темпов глобализационных процессов. Такое восприятие российских политических процессов кажется односторонним и полностью вырванным из мирового контекста. Возможно, в этом есть недопонимание, возможно – сознательное стремление политиков придать событиям смыслы, наименее опасные для власти.
Антикризисные меры: спасение банков ради банков
Главное, что вызывает сомнение, – отсутствие в официальных трактовках ссылки на общественно-экономический аспект декабрьских беспорядков, как если бы его вовсе не было. Ни слова критики или самокритики не было произнесено об экономической ситуации в стране, социально-политических и политико-психологических последствиях линии по выводу страны из мирового финансового кризиса, в том виде, котором она была реализована в 2008–2010 годах.
Борясь с кризисом, политики США, государств ЕС и России действовали однотипно. Иначе не могло быть, потому что механизм «группы двадцати», созданный в декабре 2008 года и не прерывавший работу в последующее время, для того и формировался, чтобы государства мира работали над преодолением последствий кризиса скоординированно. Они так и поступили – в том смысле, что правительства сосредоточили максимум внимания на спасении крупных банков в своих странах при помощи массированных бюджетных вливаний.
На протяжении года-двух гигантские суммы налоговых поступлений через механизм бюджетного перераспределения перекачивались в частные и полугосударственные банки, которые благодаря этому избежали массового банкротства. Такой ценой удалось сохранить стабильность мировой финансовой системы, несмотря на понесенные ей потери. Доллар, пройдя период опасной турбулентности, удержался на позиции основной резервной валюты. Евро, пережив полосу предречений о крахе, не утратил международной роли, хотя приостановил наступление на мировые рынки. Устоял и рубль. В этом состоял результат антикризисных мер. Мировая банковская система выжила, а вместе с ней сохранился банковский сектор России. Примерно так ситуация читается на макроэкономическом уровне.
Сохранив банки, российское правительство спасло вклады тех, кто их имел. Это огромный плюс – особенно в пересчете на обобщающие показатели: совокупная масса сохранившихся вкладов, общее число держателей счетов в российских банках, включая счета пенсионеров в Сбербанке. Таков экономический итог ситуации в целом.
 Этническая конфликтность вторична по отношению к социальной. Фото Петра Кассина (НГ-Фото) |
Но если оперировать социальными категориями, то картина выглядит более противоречиво. Меры и деньги правительства помогли только тем, кто имел счета в банках. Тот, кто никаких счетов не имел, от антикризисных мер непосредственно ни выиграл, ни проиграл. Это все, кто живет от зарплаты до зарплаты и обнуляет свою банковскую карточку после каждой получки, если работодатели его заставили такую карточку завести.
Хорошо, что свои пенсионные крохи в банках сохранили неработающие старики. Но ведь не на спасение держателей мелких и мельчайших счетов была затрачена основная доля бюджетной помощи. Эта категория «вынужденных вкладчиков» послужила главным образом средством морального оправдания правительственной помощи банкам. Банки спасали ради самих банков и стабильности экономики в целом. Кроме того, государство хотело защитить средний и «полусредний» класс, который через 20 лет после распада СССР стал хотя бы отчасти снова осознавать себя таковым. Правоцентристская власть стремилась сохранить свою социальную базу и отчасти в этом преуспела.
Пенсионеры в этой игре играли третьестепенную роль. От них требовалось только одно – не протестовать. Они и не протестовали, тем более что в 2009–2010 годах правительство неоднократно повышало средний размер пенсий – при этом не стимулируя рост зарплат работающих.
Однако «полусредний класс» и пенсионеры в последние годы не демонстрировали тяги к политической активности. Они не критиковали правительство, но не проявляли энтузиазма по поводу власти, как в начале и середине 2000-х годов. К личностям молодых лидеров привыкли, и они перестали вызывать умиление. Не получился и вулкан энтузиазма по поводу планов научно-технологической модернизации. К началу нового десятилетия средний небогатый россиянин точно понимал: инвестиционные потоки в России перетекают таким образом, что простому человеку от них практически ничего не достается. Поэтому рядовой гражданин почти не в состоянии допустить, что, скажем, «Сколково» – это «и его дело», проект, к которому он может приобщиться с пользой для себя и своей семьи.
Реальная активность: молодежь просмотрели
Оторванность небогатых граждан от экономических начинаний власти, утрата надежд на улучшение условий жизни в биологически значимые сроки перерастали в отчуждение от власти вообще. Насмотревшись западной жизни, люди хотели жить по-западному не «после смерти» и не в «следующих перерождениях», а на протяжении своей биологической жизни, причем ее более молодой части. Власть между тем не предлагает простым россиянам жизни даже по скромным советским стандартам. Более того, власть замкнулась сама в себе – ее экономические и политические планы формируются и видоизменяются в отрыве от учета интересов граждан. Наличие Общественной палаты ситуации не спасает. Проблема в том, что сама власть не считает борьбу с жизненной безысходностью подавляющего большинства бедных и полубедных россиян своей приоритетной задачей.
Огромные суммы расходуются на укрепление официальных партийных структур, а в этом время ядром реальной общественно-политической активности уже стали молодежные группы, объединенные не вычурными идеологиями государственничества или научного либерализма, а общим ощущением неясности перспектив втиснуться в социальный лифт. В борьбе за укрепление государства лидеры «просмотрели» молодежь. Говорить об этом еще неприятней, чем рассуждать о межэтнических трениях. Поэтому, надо полагать, и не говорят.
Положение с молодежью в России хуже, чем в государствах ЕС. В западных странах молодые люди теряют сегодня карьерную (в широком смысле – социальную) перспективу, оставаясь на фундаменте накопленных и весьма существенных социальных льгот, которые были им предоставлены в предшествующие десятилетия процветания.
В нашей стране молодой человек осознает тщетность своих попыток подняться «с предельно низкого старта» – материального и социального. Неудивительно: «в тощие годы» правления Б.Ельцина страна даже не пыталась осуществлять социальные программы, а «в тучные годы» последнего десятилетия правящий слой, решив наверстать упущенное, занялся набиванием собственных карманов. Простому человеку не нашлось места в грандиозных планах власти ни тогда, ни теперь. Отсюда – более высокая мера остроты молодежного недовольства в России, его непримиримости, отчуждения от власти, легальных политических партий, электоральных форм политической борьбы вообще.
 Демографическая политика государства не обеспечивается материальными стимулами. Фото Reuters |
В тенденции это может, как в 1990-х годах, привести к отчуждению от собственной страны и государства вообще. Двадцать лет назад на этой волне сыграли ельцинисты. В 2010-х годах, надо ожидать, попытаются сыграть крайне левые и ультранационалисты. Эпизодические уличные коалиции тех и других уже знакомы жителям столиц. Увы, среди них толкались и приличные люди из идейных либералов.
Ключевая проблема молодой русской жизни – жилье. Всероссийская афера с жилищной ипотекой помогла в минимальной степени, а если и помогла – то совсем не той части молодежи, которая готова идти на улицу с битами в руках. Давайте сосчитаем. С «беловежского заговора» 1991 года прошло около 20 лет. В нашей стране в простой среде было принято жениться после армии. Как раз лет в двадцать или двадцать пять. Стереотипы меняются с трудом, а инстинкт производства потомства силен даже в условиях рынка. Где будет жить женатый молодой человек и где он будет заводить детей – то есть делать то, к чему его призывает правительство? Молодежное недовольство, позволю себе предположить, присоединяет к себе недовольство специфически женское.
Представить себе, что русские молодые семьи будут жить «за занавеской» в одной комнате с родителями, как в 1940-х годах, сложно. Глобализация информации в этом смысле людей «развратила». О том, как получить свое отдельное жилье, власть не только молчит, но, кажется, даже не считает нужным думать. Рынок, надо уповать, все решит. Он и в самом деле решит, например, еще раз вытолкнув молодежь в бунт. Так сказать, побочный эффект маркетизации.
Квартирный вопрос
Компании – собственники жилья оказались ничем не ограничены в ценообразовании. Российский человек был брошен один на один с организованными группами домовладельцев, и в этой борьбе ему с ними не совладать. Можно сказать, что люди сами виноваты, раз не хотят принимать на себя ответственность или нанимать юристов для защиты своих интересов против жуликов-предпринимателей. Но русские люди не только не привыкли «почем зря» тратить деньги на юристов. У русских людей этих денег часто просто нет. Не великий ведь секрет.
Курс преодоления кризиса в силу своей направленности на защиту в первую очередь банковского сектора и более зажиточной части населения оставил вне внимания экономически слабые, мало перспективные, но политически активные группы россиян. Это сработало на рост потенциала социально-экономического протеста. Дело было в запале – им стали столкновения на этнической почве.
Этнические столкновения – результат социально-экономических проблем
«Лица кавказской национальности» – явление в столицах, среднерусских и сибирских областях старое. Кавказцы всегда вели себя иначе, чем окружающие русские, и часто (особенно в начале 1990-х годов) вызывающе. Русское окружение глухо роптало, но до противостояния дело не доходило. Ситуация слегка разрядилась для русских (но не выходцев с Кавказа) в начале 2000-х годов, когда столичная милиция стала проявлять повышенное внимание (придираться) к кавказцам на улицах и в общественном транспорте. Кавказцы заметно поменяли стиль поведения и стали стараться – насколько умели – держаться незаметно. Давление на выходцев из южных регионов стали оказывать и группы русских националистов, которые начали беззаконно нападать на людей с неславянской внешностью.
Присутствие кавказцев было сопряжено с криминалом и полулегальным этнобизнесом. Доходы от него стимулировали желание южан ощутить себя хозяевами жизни в российских столицах. Эти попытки стали снова заметнее по мере ослабления в середине 2000-х годов давления на кавказцев со стороны милиции после нормализации обстановки в Чеченской Республике и общего улучшения ситуации на Северном Кавказе. В поведении выходцев с юга стали проступать знакомые самоуверенность и наступательность. Сначала на это обратили внимание в преимущественно русских областях и краях Юга России (Ставрополье, Краснодарском крае), где начались пляски «условной лезгинки» на улицах. Потом это перенеслось в Москву и Петербург. Ответом было ожесточение деятельности русских националистов.
 Молодежь не согласится на жилищные условия, в которых жили родители. Фото PhotoXPress.ru |
Неприязнь коренных уроженцев к приезжим питалась конкретными причинами – завистью по поводу несправедливо легкого материального успеха кавказцев в Москве. Большинство уроженцев Москвы или Петербурга сегодня не имеют шансов заработать деньги на жилье честным путем ранее чем через 20–25 лет после начала трудовой деятельности. Им обидно видеть рядом с собой новоиспеченных москвичей и петербуржцев из числа приезжих южан. Особенно если последние даже не пытаются хорошо выучить русский язык, выглядеть и вести себя как коренные москвичи или петербуржцы. Апогей возмущения – ситуации, когда приезжие за год или два становятся обладателями московских или петербургских квартир, добиваясь осуществления мечтаний, в принципе не реализуемых для коренных русских уроженцев. Власть делает вид, что она не осведомлена об этом вопиющем противоречии и, насколько известно, не планирует ничего похожего на целевые программы массированного строительства дешевого жилья для коренных жителей. Какое «Сколково» может пойти на ум, когда выросшим детям негде жить?
Официоз тем не менее стоит на своем: декабрьские беспорядки – межэтнические столкновения, и точка. Это между этническими группами в России есть нерешенные проблемы, а между обществом и властью, надо думать, проблем нет.
Важно учесть, что декабрьские события в России – такое же проявление мирового социально-политического спазма, как массированные протестные выступления, в течение всего 2010 года протекавшие в Греции, Франции, Германии, Италии, отчасти даже в Британии. Искусство трактовать события так, как это удобно власти, мешает увидеть в российской ситуации ее типологическое сходство с возмущениями жителей Евросоюза, а также реальный политический смысл применительно к внутренней ситуации в России. Этническая составляющая играет в российских протестах заметную роль. Более того, в отдельных регионах Федерации она на самом деле главная конфликтообразующая сила.
Но в масштабах России в целом этническая конфликтность – вторична по отношению к социально-политическим противоречиям, вызванным в равной мере кричащим социальным неравенством и безразличием власти к реальным проблемам, которые зажигают простого человека.
В конце 1990-х годов утверждение в России идеологии и политики правого центра было огромным шагом вперед, поскольку оно обеспечило широкий общественный консенсус по двум ключевым вопросам: укрепление территориального единства страны и упорядочение хода радикальных рыночных реформ за счет частичного расширения регулирующих функций государства. Личность безоговорочно привлекательного в ту пору нового молодого лидера цементировала этот компромисс эмоционально и психологически. Сегодня такой консенсус перестал существовать. Положение дел свидетельствует об исчерпанности компромисса рубежа 2000-х годов и на элитном, и, что самое главное, на широком общественном уровне. Налицо кризис политики и идеологии правого центра.
Очевидно, здравый смысл диктует необходимость формирования нового общественного консенсуса, коалиции согласия вокруг идей, которые сегодня реально волнуют большинство российских граждан. Как представляется, место правоцентристской идеи должны занять идеология и политика левого центра.
Глобальный социальный спазм – общая беда стран Евросоюза, России, США и, как теперь очевидно, даже стран Арабского Востока. Есть разница в страновых и региональных проявлениях этого кризиса, но его причина одна и та же – стихийный протест бедных слоев против утраты социальной перспективы, осознание которой по стечению обстоятельств произошло во многих странах мира почти одновременно.
