Мясо равно революция

Восстанавливать поголовье крупного рогатого скота очень сложно.
Фото Reuters

О проблемах мясной отрасли Владимир СЕМЕНОВ беседовал с руководителем исполнительного комитета Национальной мясной ассоциации Сергеем ЮШИНЫМ.

– Сергей Евгеньевич, я думаю, не будет преувеличением сказать, что мясная отрасль – стратегическая?

– Есть выражение: между словом «хлеб» и словом «революция» стоит знак равенства. Но мы сегодня в XXI веке, и хлеб вроде уже есть, поэтому знак равенства надо ставить между словами «мясо» и «революция».

Сегодня активно идет создание действительно современной высокотехнологичной отрасли, и многое приходится делать с нуля.

Не хотел бы лишний раз произносить уже немного заезженное слово «инновации», но в отношении мясного производства мы имеем полное право употреблять именно его. У России, как мне кажется, есть большое преимущество перед десятками других стран, даже гораздо более развитых, чем мы, в области производства мяса. Им пришлось эволюционировать долго и мучительно, тратя огромные средства, и главное – на протяжении десятков лет, натыкаясь на ошибки и неожиданные неприятности. То есть они учились на своем опыте. А мы сегодня имеем существенные ресурсы в банковской системе, более устойчивый государственный бюджет, политическую волю, направленную на то, чтобы добиться продовольственной безопасности, и при этом мы имеем возможность изучить чужой опыт, в том числе негативный, и перепрыгнуть через целые этапы.

– Что за негативный опыт?

– Например, в каком отношении неэффективно работают те или иные надзорные органы, в частности ветеринарные. Как распространяются болезни животных. И зная, как другие страны с этим боролись, мы можем просто перенимать опыт – не нужно идти к этому через многомиллиардные потери. Десятки лет не могли победить в Португалии и Испании африканскую чуму свиней, а сегодня она представляет главную угрозу развитию российского свиноводства. 20 лет и миллиард долларов потратила Австралия на борьбу с ящуром. Примеров в мире масса.

Есть опыт регулирования рынка, создания и поддержания сравнительно стабильной ценовой ситуации, защиты интересов внутренних производителей, на который страны выходили десятки лет.

Опять-таки генетика: конечно, можно и нужно развивать и собственные генетические компании. А нам нужно улучшать продуктивность скота уже сегодня, так что мы можем идти к высокопродуктивным породам не десятки лет, а просто их купить. Та же самая ситуация – Россия практически перепрыгнула через пейджеры и быстро перешла на сотовую связь. Вот сегодня наше преимущество! Мы сегодня можем построить самые современные максимально автоматизированные бойни, а не постепенно от какой-то небольшой приходить к крупной и современной. Чтобы то мясо, которое мы покупаем в магазине, еще было в привлекательном виде да еще было безопасным для нашего и наших детей здоровья, нужны огромные инвестиции. Современная бойня, производящая порядка 150 тысяч тонн мяса – всего-то, казалось бы, не так много! – стоит 250 миллионов долларов. Дороже, чем завод Toyota.

У нас фактически в последние годы Советского Союза и, конечно же, в 90-е, когда основной задачей было накормить людей, и для импортного мяса двери были широко открыты, а инвесторы обходили село стороной, животноводческая отрасль пришла в жутчайший упадок.

В 90-м году было 58 миллионов голов, а сегодня 20. Абсолютно невозможно было конкурировать – вы не могли продать российское мясо по цене, которая оправдывала бы затраты на откорм животного, переработку и так далее. Но помимо всего прочего, когда расстроились все связи, чуть ли не единственным способом получить наличку в деревне осталось просто резать скот.

– Я встречал следующие цифры относительно продовольствия: было 60% своего, теперь потребляем 70% отечественного. Действительно ли происходит постепенное замещение импорта?

– Что касается цифр, то это вообще отдельная тема. Алгоритмы расчета долей импорта по отношению к российскому производству касательно мяса у меня никакого доверия не вызывают. Килограммы бывают на кости и бескостные – это разные товары, нужно применять соответствующие коэффициенты. Российское производство считается в убойном весе: значит, грубо говоря, туша с костями, внутренним жиром и субпродуктами, а когда мы импортируем, то там частично мясо и на кости, и бескостное, мы импортируем и сырье, такое как шпик или тримминг, и субпродукты.

Таким образом, что касается мяса – цифры не совсем корректные. И надо в конце концов принять ответственное, но необходимое решение: давайте правильно пересчитаем все как есть. И тогда скажем: вот по этому виду сырья наша зависимость – 70%, по тому – 15%, а в целом по мясу наша зависимость не 20%, как заявляется, а 25% или 27%.

Что касается в целом импортозамещения, то, разумеется, оно происходит, и здесь уже, даже если статистика не до конца корректна, тенденции мы видим, и они устойчивы. Если в конце 90-х годов Россия производила около 680–700 тысяч тонн мяса птицы, а завозила только официально около миллиона двести – миллиона триста тысяч тонн, при том что был еще и серый импорт. Про прошлый год скоро будут официальные данные, но около 2 миллионов 830 тысяч – 2 миллионов 850 тысяч тонн в убойной массе Россия произвела. С 700 тысяч до 2 миллионов 830 тысяч – за 10 лет ни одна страна такого рывка не делала. В прошлом году завезли около 650 тысяч тонн, то есть как бы поменялись местами производители с импортерами, если учесть, что сейчас заслоны против контрабанды довольно надежные поставлены. К тому же сами импортеры заинтересованы в том, чтобы беспредел 90-х не повторился, ведь десятки поставщиков импортного мяса стали успешными отечественными производителями. В общем, зависимость от импорта мяса птицы сегодня не угрожающая, тем более что тенденция к росту производства сохраняется.

– Везде пишут, что легче всего заместить мясо птицы, потом свинину, а самое сложное – говядину.

– Прежде всего инвестиции пошли в тот сектор, где очень быстро получается товарный продукт. От цыпленка до товара, который вы можете продать, проходит в среднем 42–50 дней в зависимости от продукта. А если вы сегодня взяли молочного поросеночка, то при хорошей ситуации вам понадобится 250 дней. А у кого-то и полгода. И все эти дни надо где-то брать финансовые средства, чтобы его кормить, ухаживать, ветеринара приглашать. А из теленочка товарная продукция получается через 18–24 месяцев, если, разумеется, вы не телятину, а говядину производите. То есть вы совсем долго ждете своих денег.

Чтобы построить с нуля современное предприятие, производящее 100 тысяч тонн мяса птицы в год, вам понадобятся 250–400 миллионов долларов в зависимости от проекта. Это опять больше завода Toyota. А что касается крупного рогатого скота, если брать параметры наиболее масштабного пилотного проекта в Брянской области – агрохолдинга «Мираторг», то там, для того чтобы выйти на производство 40–45 тысяч тонн говядины в убойном весе, инвестиции за четыре года составят более 800 миллионов долларов. Правда, эта сумма включает всю вертикаль производства – от создания пастбищ, зерновой компании, производства зерна и кормов, наращивания маточного стада, обустройства откормочных площадок до предприятия по убою и глубокой первичной переработки и дистрибуции.

– По масштабам это уже похоже на машиностроение или металлургию.

– Я как раз не так много вижу подобных проектов в машиностроении и металлургии. Как раз проектов в животноводстве и птицеводстве не только с точки зрения количества гораздо больше, но и инвестиций в них было сделано гораздо больше, чем в какие-то наши машиностроительные направления. Мы оцениваем инвестиции в птицеводство за последние десять лет более чем в 200 миллиардов рублей. При том что мы не можем посчитать все мелкие инвестиции. Инвестиции в свиноводство с начала восстановления отрасли мы оцениваем тоже в 200 миллиардов рублей. В крупный рогатый скот пока вкладывают существенно меньше средств, так как деньги идут туда, где перспектива их возврата лучше. И сегодня, когда при наращивающихся объемах растет конкуренция, как в птицеводстве, так и свиноводстве, отдельные инвесторы по разным причинам решают идти в крупный рогатый скот. Потому что дефицит говядины в мире нарастает. И цены на говядину в прошлом году в разных странах выросли от 30 до 50%. Это за год! И в России в оптовом звене цены на говядину в среднем выросли где-то на 30–40%. Это, в частности, показывает, насколько мы зависим от мирового рынка. И теперь экономически более перспективно становится вложиться в крупный рогатый скот, потому что там еще далеко до конкуренции, которая уже ощущается в свиноводстве и птицеводстве.

– Они тоже когда-то придут к импортозамещению.

– Само по себе импортозамещение вообще не должно быть самоцелью или конечной задачей. Цель должна быть – увеличивать доходность отрасли. И если для более высокой доходности будет выгодно что-то завозить, а мы с высокой маржой что-то можем экспортировать, то пусть хоть миллион тонн приезжают. Сегодня главное – готовиться к выходу на глобальные продовольственные рынки. Кто это не понимает – тот человек, оставшийся в ХХ веке. Но этого не понимают очень многие. И более того, в этой работе не должно принимать участие одно только Министерство сельского хозяйства. Это геополитическая задача, к которой должно подключаться и Министерство экономики, и Министерство промышленности и торговли, и Министерство иностранных дел, и Рособоронэкспорт, и всякие наши стратегические исследовательские институты, и администрация президента. Вообще непонятно, почему мы не используем наши дружественные отношения с рядом стран, которые ввозят мясо птицы, в частности, из Бразилии. Договориться, чтобы они наше мясо птицы покупали, раз мы им оружие продаем в кредит. Нужно использовать все рычаги для того, чтобы продвигать нашу аграрную продукцию на внешних рынках. Один министр сельского хозяйства, даже самый сильный, этого никогда не добьется. Это общегосударственная стратегическая задача. Чтобы выйти на глобальные рынки, потребуются годы, и эти годы нужно готовиться. Одновременно постепенно будет происходить и импортозамещение. Надо понять элементарную вещь: Америка ввозит говядины больше, чем вывозит. Миллион тонн! Они любят определенные части туши – мясо для стейков, а его в туше только 10–15%.

Вся мировая торговля мясом – это обмен излишними на собственном рынке частями. Помимо США Евросоюз, являясь одним из крупнейших в мире экспортером продовольствия, представляет собой крупнейшего в мире импортера продовольствия. Завозим то, чего не хватает, вывозим лишнее. Вот у свиньи есть голова, две задние ноги, две передние, корейка. Но традиции потребления в каждой стране отличаются, и некоторые части мы любим больше, чем другие, и нам их может не хватать, например, шейки на шашлыки, а что-то будет оставаться в излишке, например, корейки. Вот и надо для нее найти рынок сбыта за рубежом. Поэтому не то важно, что мы продолжим оставаться импортерами, главное – чтобы при этом мы увеличивали свой экспорт.

Забота ветеринара о зверях и о людях. Фото Reurers

– По каким мясным товарам вы видите потенциальные сравнительные преимущества России в мировом разделении труда?

– Что касается экономической ситуации, то на текущем этапе пока их нет по большинству товаров мясной группы. Потому что сегодня та цена, которую мы как потребители платим за мясо птицы, за свинину, – эта некая плата за необходимое возрождение самой отрасли. Совершенно правильная политика государства заключалась в следующем: достичь того, чтобы на определенном этапе обеспечить привлекательную доходность и в птицеводстве, и в свиноводстве за счет определенного ограничения конкуренции с импортным товаром. Это тарифное регулирование и квотирование импорта. Когда стали появляться эти инструменты и появилась осязаемая маржа, ради которой в эти отрасли пошли умные, передовые люди – хорошие специалисты, финансисты, экономисты, ветеринары, управленцы, когда государство сделало инвестиции интересными и достаточно безопасными, конечно, мы подняли цены для потребителя. Но зато мы видим восстановление или даже строительство с нуля этих современных отраслей. По технологии современное производство мяса – это почти космос!

Соответственно с учетом того, из какой ямы приходится выбираться, в каком состоянии отрасль сегодня и что предстоит сделать, пока абсолютно оправданна политика поддержания относительно высоких цен. Но все-таки постепенно государство движется в сторону того, чтобы стимулировать конкуренцию как с импортом, так и между отечественными производителями, чтобы руководители предприятий постоянно работали над снижением издержек, и тогда мы уже можем не повышать цены, а может быть, даже и снижать. Кстати, на что я надеюсь. В прошлом году цены и на курятину в целом (за исключением отдельных частей), и на свинину выросли существенно ниже уровня инфляции. И это конкуренция в действии. Но уже четыре года подряд растет наш экспорт мяса птицы – определенных позиций, которые мы не употребляем, и поэтому они здесь ничего не стоят. Вот, говорят, чего мы там какие-то куриные лапки отправляем во Вьетнам, в Юго-Восточную Азию, в Китай┘ А у них это деликатес.

В перспективе, я считаю, могут быть абсолютно конкурентоспособными определенные виды мяса птицы и готовой продукции из мяса птицы.

Что касается свинины, я думаю, что спустя какое-то время мы сможем вывозить определенные части свинины, в частности, корейку. Корейка – это наиболее дорогая часть туши, а поскольку мы не самая богатая нация, мы не сможем потреблять ее в том количестве, в котором мы будем ее производить. А свинью вырастить без корейки нельзя.

По говядине мы вряд ли можем рассчитывать на какой-то экспорт, Россия будет зависеть от импорта еще многие годы. Надо спокойно восстанавливать отрасль, чтобы снизить влияние мировых цен на наш рынок говядины.

– Климат не помешает?

– Россия – это огромная страна с различными климатическими зонами, которые подходят для производства многих видов аграрной продукции. И для крупного рогатого скота, и для птицы, и для свиней у нас достаточно земли, воды и приемлемых температур. Из-за зимы мы тратим больше энергоресурсов, и цена на них растет. Зато у нас зарплаты в сельском хозяйстве существенно ниже, налогообложение более направленное на поддержку отрасли. Где-то прямая господдержка селу в разы выше нашей, а где-то ее практически нет. У них есть свои преимущества, у нас свои. Вот мы и должны дополнительные преимущества для своего производителя создавать, а не нагружать его дополнительными проблемами.

Мировая торговля мясом птицы – это около 10 миллионов тонн в год, а мы практически ничего не вывозим – 15–20 тысяч тонн. Экспорт не начинается завтра, потому что сегодня я это захотел. И он не обеспечивается тем, что ваш товар более дешевый, чем его могут предложить ваши конкуренты. Экспорт начинается с того, что вся система ветеринарного и санитарного надзора в стране работает эффективно и позволяет гарантировать странам-импортерам, что продукция, производимая в Российской Федерации отвечает национальным требованиям стран-импортеров. Не то что отдельное предприятие хай-тек и космическое, а то, что система контроля за безопасностью и соблюдением необходимых требований безотказна и работает постоянно, а не от случая к случаю. Если у вас этого нет, то любая более или менее уважающая себя страна не пустит к себе ваш товар. Потому что помимо того, что вы можете заразить людей, вы можете занести с товаром или с тарой опасные болезни животным. И таким образом вы можете нанести ущерб целой отрасли. Сегодня, когда все говорят о терроризме, биотерроризм может стать такого рода оружием. Уже несколько месяцев идут жаркие дебаты по поводу закона о ветеринарии, и, если в нем не будут учтены рекомендации профессионалов и отрасли, мы можем поставить Россию на грань биологической катастрофы. Опасения у нас есть, так как в представленном на обсуждение варианте ряд терминов не отвечает никаким понятиям, принятым на международном уровне, не говоря о том, что сама предлагаемая структура госветслужбы идет вразрез с реализацией задач по экспорту животноводческой продукции.

Передача некоторых полномочий в области ветеринарии с федерального уровня на уровень служб субъектов Федерации может поставить крест на выходе продукции на внешние рынки, так как они не смогут их эффективно выполнять. Ведь для реализации полномочий нужны лаборатории, специалисты, финансовые ресурсы в конце концов. Ряд болезней животных настолько опасен и настолько быстро распространяется, что на принятие необходимого решения отводятся не часы, а минуты. На региональном же уровне экономический эгоизм и личные отношения, а то и неявное участие чиновника в бизнесе могут подтолкнуть к введению, скажем, карантина не сегодня, а завтра, чтобы за это время кум Вася продал небезопасную продукцию.

Подчеркну – основой будущего экспорта является прежде всего выстраивание очень мощной, кадрово, материально, технически обеспеченной ветеринарной службы, которая будет пользоваться доверием не только в России, но и у наших торговых партнеров. В этом заинтересованы и производители мяса, и растениеводы, и рыбаки, и производители кормов. Даже цирки и владельцы домашних животных. При просчете потенциального объема торговли российской аграрной продукцией, включая мясо, мы задумаемся: а надо ли с таким усердием ломать эту службу, сокращать кадры и финансирование? Ветеринария – это основа всего дальнейшего развития нашего сельского хозяйства. Это защита здоровья наших детей. В любом куске мяса может быть превышение максимально допустимой концентрации антибиотиков, тяжелых металлов, токсинов и наличие болезнетворных микробов. Продовольственная безопасность – это не только физическая и экономическая доступность, это и безопасность продовольствия.