Досым Сатпаев
Страны региона: пока не всадник, но уже не лошадь.
Фото Виктории Панфиловой
Стоит отметить, что российский фактор в Центральной Азии присутствовал всегда, даже во время козыревской дипломатии периода прозападного романтизма начала 90-х годов. В то время наибольшую активность Россия проявляла в таджикском конфликте, а также в процессе его урегулирования. При этом никакой стратегии по отношению к региону тогда вообще не было.
В целом внешняя политика России в Центральной Азии условно делится на два периода. С 1991 по 1999 год – политика «отступления». В этот период Россия сознательно отодвинула от себя Центральную Азию, рассматривая ее как тяжелую обузу для своей экономики и как малоинтересное политическое пространство. Но в 1999 году наступил переломный момент. Причин было несколько. Во-первых, это балканская война, которая противопоставила Запад России, а также разрушила последние иллюзии по поводу возможности тесного сотрудничества между ними. Она заставила Москву обратить более пристальное внимание на страны СНГ, в том числе и на регион Центральной Азии. Во-вторых, кратковременное пребывание на посту премьер-министра Евгения Примакова, который начал медленно поворачивать внешнюю политику России в восточном направлении. Это объяснялось его желанием вернуть утраченные позиции в мусульманском мире. Хотя политику «возвращения» в Центрально-Азиатский регион можно связать и с приходом Путина на пост президента России. Понадобилось время для понимания того, что, выражаясь словами Александра Лившица, «у России слишком мало друзей, чтобы позволить себе заводить настоящих врагов».
Площадка для экономического и военно-политического укрепления
Что касается новой стратегии Москвы по отношению к Центральной Азии, то она формируется двумя составляющими. Первое – это экономическое укрепление позиций в регионе. Российский бизнес стал довольно агрессивно проникать в экономики стран региона. К тому же Кремль хорошо понял, что наращивание объемов российских поставок газа в Европу зависит в том числе от стабильных поставок из Центральной Азии. Второе – поддержание военно-политического баланса с США и Китаем, конечной целью которого является политическая стабильность Центральной Азии. При этом России следует понять, что у нее должна быть не общая центральноазиатская политика, а политика по отношению к каждому из пяти стран региона. Объяснение очень простое: Центральная Азия сегодня – это пять разных политических и социально-экономических систем, пять разных внешнеполитических ориентаций, пять разных уровней интеграции в систему международных экономических и политических связей. Центральная Азия до сих пор остается лишь географическим понятием, а не единым политическим и экономическим пространством.
Наряду с Киргизией и Таджикистаном Казахстан рассматривается Москвой в качестве площадки для закрепления своих экономических и военно-политических позиций в Центральной Азии. В то же время России не стоит обольщаться по поводу возможности своего доминирования в регионе, который пока не хочет, а в некоторых случаях и боится связывать свое будущее только с северным соседом. У Бисмарка есть такое выражение – в каждом союзе есть всадник и есть лошадь. До всадников центральноазиатские режимы еще не доросли, а лошадьми уже не хотят быть. Сейчас в Центральной Азии в моде политика «дистанционного партнерства».
Больше чем сосед
Что касается казахстанско-российских отношений, то сложилась довольно интересная ситуация: Казахстану нужна Россия в такой же степени, что и Казахстан России. В биологии это называется симбиозом, при котором два разных организма вступают в кооперацию друг с другом, для того чтобы выжить. Данная кооперация стала более конкретной и в основном касается именно экономического взаимодействия, о чем говорит, например, реализация проекта создания единого экономического пространства на основе Таможенного союза.
Объективности ради стоит отметить, что Казахстан, даже в период «парада суверенитетов» начала 90-х годов, был одним из сторонников сохранения политических и экономических связей между бывшими советскими республиками вообще и с Россией в частности. Но нам понадобилось время, чтобы наивный прозападный романтизм сменился прагматизмом, в основе которого лежат три классические идеи: целесообразность, объективная оценка внутреннего потенциала и стратегия на будущее. То есть речь идет не о любви, а о браке по расчету, где две стороны пока еще учитывают интересы друг друга.
В целом между двумя государствами общих точек соприкосновения больше, чем конфронтационных зон. На самом деле с совместной границей проблему более или менее решили. В районе Каспия также больше схожих позиций, чем разногласий. Проект Таможенного союза запустили. Антироссийские настроения, какие наблюдаются в Грузии или в Прибалтике, в Казахстане практически отсутствуют. Казахстан – одно из немногих постсоветских государств, политическая элита которого не страдает русофобией и выступает за активизацию экономических, интеграционных процессов между бывшими советскими республиками. Претензии к «северным территориям» Казахстана со стороны некоторых национал-патриотических сил России Кремлем также не поддерживаются, как, впрочем, и иногда возникающие разговоры об ущемлении прав русских в республике. Еще одним существенным отличием Казахстана от других стран Центральной Азии является то, что в Россию уже начали идти казахстанские капиталы, а не низкоквалифицированные трудовые ресурсы. Также активно ведется работа по проекту, который соединит Западную Европу с Западным Китаем через территории Казахстана и России. Кроме этого два государства тесно взаимодействуют в сфере развития атомной промышленности и энергетики на базе того же международного центра по обогащению урана в Ангарске.
Экономические и политические отношения между Россией и Казахстаном, особенно после избрания на пост президента Путина, очень отличаются от других межгосударственных отношений в рамках постсоветского пространства. С одной стороны, для Казахстана Россия была и остается основным внешнеторговым партнером, так как, по мнению некоторых казахстанских экономистов, до создания Таможенного союза на нее приходилось 20% казахстанского экспорта и 50% импорта. В то же время на приграничную торговлю приходится до 70% товарооборота между двумя государствами. Это не удивительно, принимая во внимание гигантскую протяженность казахстанско-российской границы, что автоматически приводит к активизации экономических связей, в том числе на уровне отдельных регионов России и Казахстана, а также предприятий и различных отраслей экономики. Одним из результатов такого сотрудничества является регулярное проведение форумов сотрудничества приграничных регионов двух стран с участием президентов России и Казахстана.
Кроме того, не стоит забывать, что наша республика пока тесно привязана к России и с точки зрения транспортировки минеральных ресурсов через действующий трубопровод в рамках Каспийского трубопроводного консорциума. И, несмотря на присоединение Казахстана к нефтепроводу Баку–Тбилиси–Джейхан, а также реализацию проекта строительства трубопровода Западный Казахстан – Западный Китай, сотрудничество с Россией в нефтегазовой сфере для Казахстана уже становится одним из приоритетов. Это видно по увеличению активности крупных российских нефтегазовых компаний в республике, которое идет параллельно с успешным сотрудничеством Казахстана и России в решении вопроса о правовом статусе Каспийского моря, что крайне важно для Астаны.
Кроме этого, в рамках созданного Таможенного союза два государства могут рассматривать друг друга в качестве потенциальных зон инвестиций. И одним из преимуществ российских инвесторов перед западным бизнесом является то, что они могут работать в гораздо худших политических и экономических условиях с точки зрения инвестиционных рисков. Кроме того, немаловажным фактором для элит Центральной Азии является низкая степень чувствительности российского руководства к проблеме демократического развития этих государств. Здесь, выражаясь образным языком экономистов, возможна азиатская модель регионального развития по принципу «летящей гусиной стаи», где Казахстан наряду с Россией мог бы играть роль экономического локомотива для других стран региона, как когда-то Япония была вожаком для других стран Юго-Восточной Азии. Кроме этого для Казахстана Россия до сих пор является важной составляющей поддержания геополитического баланса сил с участием США, а в перспективе и Китая. Это простое желание сохранить уже традиционную казахстанскую многовекторную политику.
 По каспийскому вопросу больше точек соприкосновения, чем разногласий. Фото с сайта www.lukoil.ru |
При этом для Астаны Россия важна как региональная держава, которая к тому же является участником «большой восьмерки». Кстати, ее поддержка во время обсуждения кандидатуры Казахстана на пост председателя ОБСЕ также была показательна. В конце концов в Астане ясно понимают, что по мере увеличения разрыва между Западом и остальным миром именно Россия, Китай и Индия могут взять на себя роль посредников в переговорах. Соседство Казахстана с двумя динамичными центрами роста в лице России и Китая дает возможность получать от этого соседства определенные выгоды, тем более что и Пекин, и Москва видят в Астане довольно надежного союзника на территории бывшего СССР.
При этом в той же Москве хорошо понимают, что посткризисный мир будет многополярным. И речь идет не о БРИК, а о конкуренции региональных объединений, в центре которых находятся один или два центра притяжения. Из всех постсоветских региональных структур у России есть только две более или менее работающие организации. Это ОДКБ, ЕврАзЭС. Возможно, еще Таможенный союз. Но у ОДКБ существует довольно серьезный конкурент в лице ШОС, где движущей силой является Китай. Что касается ЕврАзЭС, то основной состав его участников представляют страны Центральной Азии, которые в экономической сфере все больше попадают в сферу влияния Пекина, а не Москвы.
Именно Китай и его активное проникновение в Центральную Азию Россию сейчас беспокоит больше, чем американские военные базы. Начиная от кредитного дождя и заканчивая газовыми контрактами. Ведь значительные объемы центральноазиатского газа Китай уже перетянул на себя. В частности, правительства Узбекистана и Китая договорились об экспорте в КНР до 10 млрд. куб. м узбекского газа в год после ввода в строй второй ветки газовой магистрали Туркменистан–Узбекистан–Казахстан–Китай в 2011 году. Туркменистан собирается ежегодно экспортировать в Китай около 30 млрд. куб. м с возможностью увеличения объемов экспорта еще на 10 млрд. куб. м. И, судя по объему инвестиций и активности в разных сферах, именно Казахстан является региональным приоритетом для Китая в экономической сфере. Можно предположить, что по мере увеличения экономического влияния китайских компаний в Казахстане в стране появится явное прокитайское лобби из числа местной политической и бизнес-элиты. А это уже явно политическое поражение России, которая имеет свои виды на регион. В этой связи создание Таможенного союза с точки зрения Москвы может решить несколько проблем сразу. Во-первых, позволит России создать определенные ограничители для экономической активности со стороны Китая, тем более если в Таможенный союз войдут Киргизия и Таджикистан. Во-вторых, увеличение присутствия российского бизнеса в Казахстане автоматически трансформируется и в рост определенного политического влияния России внутри страны. В частности, не исключена интеграция российского и казахстанского олигархических капиталов. Что, кстати, не мешает появлению серьезных конфликтов между российскими и казахстанскими бизнес-структурами, так как, по мнению некоторых экспертов, Россия во многом будет определять нашу таможенную политику. А это реальная угроза для Казахстана быть втянутым в том числе и в российские торговые войны. Кстати, побочным последствием такого сценария могут быть рейдерские захваты собственности. В этом случае не исключены и конфликты с крупными иностранными компаниями, работающими в Казахстане в добывающей сфере. Со временем, как и в случае с прокитайским лобби, в Казахстане явно сформируется российская группа давления, тем более что в нашей элите немало выпускников российских вузов.
Три капкана
Однако, несмотря на определенные успехи в торгово-экономическом сотрудничестве Казахстана и России, существует ряд проблем, которые препятствуют его расширению. Во-первых, это политическая и экономическая конкуренция со стороны США, Китая, ЕС, у которых есть свои рычаги воздействия на Казахстан. Во-вторых, это нестабильная экономическая ситуация в двух государствах, состояние которой в немалой степени зависит от благоприятной ценовой конъюнктуры на сырье, а не от внутреннего инвестора. Это мешает разработке совместных инвестиционных проектов на долгосрочной основе. В-третьих – столкновение интересов между государством и влиятельными бизнес-группами в России по поводу вопроса о целесообразности «чрезмерного» экономического сотрудничества с Казахстаном, который для одних важный геополитический партнер, а для других – потенциальный конкурент. Отсюда вытекает четвертая проблема – структурная однородность сырьевой экономики двух государств, которая осложняет полноценную экономическую кооперацию.
По сути, речь идет о том, как России и Казахстану выбраться из трех капканов. Первый капкан – сырьевой. Второй – догоняющая модернизация, которая заставляет нас все время плестись в хвосте прогресса. Третий – индустриальный характер развития Казахстана, в то время как другие страны вошли в постиндустриальную и информационную стадию своего развития. Не разобравшись с этими тремя ловушками, мы обречены на политическую периферийность и экономическое аутсайдерство.
Осознавая это, в двух странах практически одновременно приняли программы, которые должны совершить технологический рывок в светлое будущее. Так, например, в июне прошлого года президент России Дмитрий Медведев выделил пять инновационных направлений: энергоэффективность и энергосбережение, ядерные технологии, космос, медицина и стратегические информационные технологии. В Казахстане в феврале этого года на основе утвержденного плана стратегического развития РК до 2020 года правительство одобрило государственную программу по форсированному индустриально-инновационному развитию страны до 2014 года. Одним словом, политическая воля в наших странах есть.
Но опять хромает реализация. Во-первых, инновационная экономика вступает в противоречие с номенклатурным консерватизмом и коррупцией. Во-вторых, в инновационном развитии не заинтересованы многие бизнес-структуры, так как это не является критерием повышения конкурентоспособности внутри страны. В-третьих, как признался тот же Дмитрий Медведев в ходе визита в Усть-Каменогорск во время очередного регионального форума двух стран: «Проблемы у нас с вами одни и те же. Коммерциализацией проектов в инновационной сфере мы заниматься не умеем». В-четвертых, никакой high tech невозможен при отсутствии человеческого капитала, который за эти годы мы не нарастили, а растеряли.
