Владимир Пантин
В Канаде успешно реализуется интегративная политика.
Фото Reuters
Общество не может устойчиво существовать и развиваться без того, чтобы его граждане ощущали свою принадлежность к определенной культуре, к нации в ее современном понимании, к родине. Ощущение причастности только к определенному этносу или клану ведет к межэтническим и социальным конфликтам. Таким образом, идентичность в зависимости от ее преобладающих характеристик может стать как важным ресурсом развития, использование которого обеспечиет модернизацию общества, так и ее серьезным тормозом.
Цивилизационная и национальная составляющая
Россию к поиску обновленных основ собственной идентичности активно побуждают, с одной стороны, радикальная трансформация общества и его институтов, сопровождавшаяся в 1990-е годы размыванием устойчивых ориентиров национального развития и ценностных оснований социальной идентичности, а с другой стороны – идущие во всем мире процессы политической и социокультурной глобализации. За постсоветский период Россия в силу ряда причин не сумела в полной мере осуществить переход к современному обществу и государству, утвердить российскую идентичность как основу коллективной самоидентификации национального сообщества. Сегодня переживающая фазу депопуляции Россия стягивает на себя львиную долю региональной миграции так называемого постсоветского пространства и испытывает на себе наряду со старой Европой практически все издержки этого и других неконтролируемых социальных процессов. Страна не справляется с валом нелегальной миграции и болезненно ощущает ее «демографический натиск», травмирующий российское массовое сознание.
На рубеже ХХI века Россия столкнулась с проблемой выбора стратегического партнерства, вышла к новой развилке цивилизационного самоопределения. Сложность нового самоопределения России и выработки ее новой национально-цивилизационной идентичности состоит в том, что она находится между Европой и Азией, между Западом и Востоком, не только в географическом, но и в геополитическом и культурном плане. Разнонаправленные внешнеполитические импульсы поощряют тенденции дезинтеграции страны и препятствуют становлению единого российского экономического, социально-политического и культурно-информационного пространства. В ряде регионов набирают силу процессы утверждения собственных региональных идентификационных моделей, усиливается осознание локальной особости в ущерб представлениям об общей идентичности российского гражданина. Утверждение локальных характеристик идентичности в противостоянии общероссийским представляет серьезную угрозу для продвижения ее национальных интересов.
Состояние России сегодня по-прежнему характеризует неопределенность самоидентификации. Так, согласно социологическим опросам, в массовом сознании россиян укоренились представления о российской «евразийской», «евро-азиатской» идентичности, хотя содержательное наполнение этих понятий остается неопределенным. Она разрывается между ощущением самобытности, своей историко-культурной причастности Европе и перспективности взаимодействия с динамичным Востоком. Поиски новых оснований идентичности осуществляются как бы на стыке глобализирующегося мира и общества, увязшего в состоянии незавершенной модернизации, которая часто сопрягается с реально идущей демодернизацией.
Тема глобализации по-прежнему присутствует лишь на периферии российского массового сознания. Еще только осваиваются практики и нормы, давно укорененные в большинстве современных обществ. Большой проблемой для российского общества остается и формирование адаптированной к современным условиям модели национально-цивилизационной идентичности. Ввиду промежуточного между Европой и Азией географического, геополитического и культурного положения России в современном российском обществе присутствуют элементы идентичности и «западного», и «незападного» типов. Культурные предпочтения современного россиянина по большей части определяются элементами «западного» типа (индивидуализм, модели целерационального поведения, достижительная мотивация). Но в поведении человека в публичной сфере ярко проявляются и противоположные черты: стремление к налаживанию клановых и личных «неформальных» отношений, слабая укорененность правового сознания, патерналистские установки и культ государства. В целом, как показывают социологические опросы, современное российское общество отличает низкий уровень межличностного доверия и доверия к основным политическим институтам, сосуществование различных по своей природе ценностей, стереотипов поведения, а также наличие латентного потенциала социальной и межэтнической конфликтности.
Ввиду полиэтничности и низкого уровня экономической интеграции российских регионов само понятие «российская нация» пока что слабо наполняется позитивными смыслами, а «национальное» отождествляется в массовом сознании с этническим. Отсюда, в частности, вытекает неоднозначность и даже конфликтность взаимоотношений между «русской» и «российской» составляющими, а понятия «россияне», «граждане России» так и не вошли в широкий повседневный оборот. Важный фактор в оформлении русских великодержавных настроений – опережающие темпы утверждения этнической идентичности в ряде субъектов Федерации (Татарстан, Чечня и др.), которые порождают противоречия в соотнесении этнорегиональной и гражданской идентичности.
В то же время можно полагать, что общими ориентирами формирования новой российской идентичности останутся, с одной стороны, общность территории и исторической судьбы народов, населяющих Россию, и латентный пока запрос на поддержание общего культурного поля. С другой – важную роль будет играть утверждение новых институтов регулируемого рынка и обновленной демократии. Реальной угрозой на этом пути могут стать процессы деградации общества и государства, очередной срыв в решении задачи модернизации и, как следствие, распад России. Кроме того, слабость горизонтальных хозяйственных связей и углубляющиеся диспропорции в развитии целого ряда российских регионов ставят под вопрос нахождение ряда территорий (Дальний Восток, Северный Кавказ, Калининградская область, Татарстан) в общем экономическом и политическом пространстве. В качестве реакции на эти процессы в России может установиться и жесткий авторитарный режим, принудительно насаждающий и поддерживающий единую идентичность (великодержавную, неосоветскую). Наконец, возможно умеренное усиление или частичное смягчение социальных и межэтнических конфликтов при сильной регулирующей роли государства, которое будет сочетаться с медленным, волнообразным формированием основ новой российской идентичности, синтезирующей современные и традиционные ценности, представления и ориентации.
В недалекой перспективе, если не будут предприняты эффективные шаги по развитию и укреплению общероссийской идентичности, вероятно дальнейшее обострение кризиса идентичности и, как следствие, потеря нравственных и ценностных ориентиров у молодежи и других слоев общества. Для того чтобы предотвратить подобное развитие событий, способное привести общество и государство к распаду, необходима целенаправленная и последовательная государственная политика, предусматривающая разумное сочетание этнического и общероссийского компонентов идентичности, формирование у жителей России, прежде всего у молодежи, чувства принадлежности к единому обществу и государству. Такая интегративная государственная политика осуществляется во многих европейских, азиатских и других странах – например, в Великобритании, США, Канаде, Китае. Этот опыт можно отчасти адаптировать и к российским реалиям. Самая сложная проблема при этом состоит, однако, в том, что у большинства жителей России, отстраненных от реального участия в политике, в деятельности некоммерческих организаций и других структур гражданского общества, слабо сформировано ядро общей политической идентичности, ее гражданская составляющая – ощущение себя гражданами своей страны, способными повлиять на происходящие в ней события.
 К общественной активности стремятся далеко не все. Но у некоторых просто не остается выбора. Фото Сергея Приходько (НГ-фото) |
Вынужденная активность
Однако в условиях глубокого экономического и социально-политического кризиса, который наряду со многими другими странами переживает Россия, ситуация буквально вынуждает людей обращаться к общественной активности и к политическому участию. Примерами могут служить многочисленные сборы подписей и акции протеста в столицах и особенно в регионах против закрытия предприятий, невыполнения обязательств строительными фирмами перед дольщиками – соинвесторами жилищного строительства, введения новых поборов с автомобилистов, строительства экологически грязных и опасных объектов, разрушения памятников архитектуры и несанкционированного сноса частного жилья и т.п. Только по официальным данным пресс-центра МВД, в 2009 году в России прошло около 30 тыс. публичных акций, из них на 2,5 тыс. выдвигались политические требования. В этих акциях участвовали 5,5 млн. человек. 440 акций (более 20 тыс. участников) не были санкционированы органами власти, 56 раз блокировались автодороги.
Существует опасность того, что рост протестной активности в условиях кризиса будет использован радикальными и экстремистскими силами. Национальная идентичность может быть редуцирована на волне социального разочарования до этнической составляющей. Нечто подобное происходило на рубеже 1990-х годов и закончилось распадом Советского Союза. Распад страны может сопровождаться масштабными кровавыми столкновениями, разгулом преступности, потерей контроля государства над огромными запасами оружия, в том числе ядерного. Кроме того, в этом случае природные ресурсы России неизбежно станут яблоком раздора между сопредельными мировыми державами.
Внешний враг
В то же время в случае резкого углубления кризиса существует и опасность формирования «во имя спасения народа и государства» новой идентичности великодержавного и автаркического типа, хотя и в смягченных в сравнении с советским или дореволюционным периодом формах. Толчком может стать чрезмерный и непродуманный нажим на Россию со стороны западных стран; это может возродить в массовых группах российского общества ощущение пребывания во враждебном окружении, усилит негативную идентичность в отношении окружающего мира, создаст условия для поиска внешнего врага и для утверждения жесткого авторитарного режима. В свою очередь, такой режим будет целенаправленно конструировать новую идентичность, весьма вероятно – с ярко выраженными антизападными чертами.
Новые основания
Однако в современном российском обществе просматриваются и тенденции, связанные с постепенным формированием новой российской национально-цивилизационной идентичности, основанной на ценностях, в целом согласующихся или коррелирующих с ценностями европейской цивилизации, и предполагающей (наряду с другими, «незападными» компонентами) европейскую самоидентификацию россиян как естественную составляющую. Перспективы формирования новой российской идентичности связаны прежде всего с интенсивным экономическим, политическим, культурным и информационным взаимодействием России с европейскими и другими культурно близкими странами. В то же время в случае реализации таких тенденций в рамках новой российской идентичности скорее всего будут переплетаться как современные, так и традиционные или полутрадиционные ценности и стереотипы поведения при общем доминировании современных. Одними из важных условий реализации подобных тенденций являются трансформация механизмов формирования самой европейской идентичности, новое понимание в Европе контуров европейского пространства, отказ от образа врага в лице России. Толчком может послужить появление у европейских стран новых сплачивающих их угроз, например, в лице осуществляющего широкую экспансию Китая.
Приоритеты социальной идентичности формируются на общем социокультурном поле. Стратегия идентификационной ломки с ориентацией на радикальную «смену идентичности», избранная идеологами и практиками российских революций начала и конца ХХ века, целенаправленно разрушала условия такой преемственности. При этом власть последовательно эксплуатировала архетипические черты национального сознания («общинный дух», патерналистские упования на государство, ориентацию в первую голову на ценности, а не рациональные цели при выборе индивидуальных и групповых моделей поведения) для конструирования коллективной идентичности сугубо в интересах государства. Но разрыв привычных социальных связей и подавление личности обернулись утратой традиций, составлявших уникальный ресурс национального развития. С распадом советской общности, державшей под спудом этнические, конфессиональные и культурные различия, на постсоветском пространстве возобновились разнонаправленные социокультурные процессы. Важнейшим фактором формирования социальной идентичности стал рост религиозного сознания и активности религиозных общин. В российском контексте это одно из возможных оснований трансформации цивилизационных основ развития в его национальный ресурс. Практики диалога между различными конфессиями и этнонациональными сообществами, в том числе взаимодействие на уровне низовых социальных и культурных инициатив, могут способствовать утверждению общих больших целей национального развития. В этом отношении в некоторых российских регионах (например, в Пермском и в Забайкальском крае, в Томской области) существует интересный опыт. Каждый регион, несмотря на противодействие чиновников или радикально настроенных националистических сил, должен найти собственные формы взаимодействия граждан разной национальности и при этом не замыкаться на себе, а взаимодействовать с другими регионами.
Если будущее за большими социокультурными сообществами (а такой надэтнической и поликультурной общностью всегда была Россия), то их консолидация не может не основываться на позитивно ориентированной идентичности. Такая идентичность предполагает поддержание широкого консенсуса вокруг выбора модели общественного развития, готовность к диалогу в публичной сфере, гражданскую лояльность и согласие вокруг необходимости «самостояния» России как уникальной социальной и культурной общности. Очевидно, что подобное согласие будет вырабатываться медленно и с большим трудом, но другого пути, если мы хотим избежать крупных катастроф, просто не существует. Для того чтобы этот процесс шел быстрее и не прерывался, очень важно, чтобы Россия в ближайшие годы избежала крупных социальных и политических потрясений и вместе с тем развивалась динамично, а не впадала в очередной застой, чреватый полной деградацией общества и государства.
