Лишение свободы – далеко не единственный способ борьбы с правонарушениями.
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Нодари Хананашвили – заместитель гендиректора по проектам развития благотворительного фонда «Просвещение». С ним мы говорили о повышении качества судебной системы и роли общества и государства в этом процессе.
– Нодари Лотариевич, один из факторов, который должен был бы особенно влиять на состояние гражданского общества, – это развитие судебной системы, хотя связь здесь не непосредственная. Например, судебная власть Москвы запрещает разные демонстрации...
– Да, представители судебной власти достаточно вольно трактуют нормы права, в основном исходя из того или иного понимания его исполнительной властью – потому, что у нас эти власти чрезмерно взаимозависимы. До сих пор финансирование строительства, ремонта судебных зданий осуществляется частично из федерального бюджета, но некоторые расходы производятся региональными властями во взаимодействии с муниципальными. В Москве всю полноту власти реально осуществляет региональный уровень.
– Что делать? Повышать благосостояние судов за счет федерального уровня?
– Сейчас это потихоньку происходит, хотя есть проблемы – у нас не очень прозрачно формируются разнообразные бюджеты, в них подчас не включаются важные расходы. В зависимости от этого находится и уровень самостоятельности принимаемых решений.
Вторая проблема – жесткая взаимосвязь между председателем суда и рядовыми судьями. Сейчас судья, впервые назначенный на эту должность, в течение трех лет проходит как бы испытательный срок, и это очень серьезный инструмент для злоупотреблений со стороны председателей судов. Известны прецеденты, когда председатель суда требовал от рядовых судей, прежде чем выносить приговор, его согласовывать – в Волгограде судью Гусеву уволили за то, что она этого не сделала, и она восстановилась по суду. Такого рода судебная вертикаль абсолютно недопустима – есть федеральный суд, и есть федеральные судьи как равные, председатель – это лишь временно исполняющий обязанности старшего администратора.
Третье – необходимо участие присяжных в рассмотрении дел высокой социальной и общественной значимости, в том числе связанных с тяжкими преступлениями. Ведь сейчас по целому ряду составов этот суд сокращает пределы своей компетенции. Как только какая-то часть системы управления государством закрывается от граждан – она становится глубоко подверженной коррупционным и уголовным нарушениям.
– Какие это составы, кроме терроризма?
– Целый ряд закрытых статей, которые к терроризму вообще отношения не имеют, – массовые выступления и прочее. Не говоря о том, что террор со стороны каких бы то ни было групп – это, как правило, неадекватный ответ слабого на агрессию сильного, в причинах чего нужно разбираться. Руководителю норд-остовской операции Мовсару Бараеву было 23 года. С 1991 до 2002 года этот человек ничего, кроме убийств и насилия, вокруг себя не видел. Сейчас вроде мир – и все равно эти люди появляются. Откуда? Значит, не все в порядке. То же и с майором Евсюковым – понятно, что здесь проблемы, в частности, неучтенного оружия. Абсолютно дефектная система статистики, которая навязывается в органах внутренних дел, – они бы, может, и хотели нормально работать, но с них требуют раскрытия преступлений. Общество должно быть защищено от подобного рода системы – а система правоохранительных органов в значительной степени бесконтрольна.
Не так давно принят закон об общественном контроле в местах лишения свободы. Один из шагов, который, несомненно, позволит сделать эти места более гуманными.
– Разве суды присяжных не исполняют свою роль, гуманизируя процесс судопроизводства?
– Конечно, исполняют. Статистика свидетельствует, что при общем репрессивном настрое судов, где оправдательных приговоров один процент, суды присяжных дают 20% оправдательных приговоров. Это означает, что есть много факторов, из-за которых судебная система находится в плачевном состоянии, – плохая работа следственных органов, неважный уровень профессионализма прокурорских работников – они подчас не утруждают себя сбором реальных доказательств, а рассчитывают на жесткую связку органов правосудия с «царицей доказательств» – признанием, – которая в нормальном судебном процессе разваливается. Признания получаются силой, примеры хорошо известны. Если эта связка будет разрываться, если судейское сообщество в целом и судья в частности сможет рассматривать дело объективно, на основании предъявленных аргументов обеих сторон, тогда и ситуация будет другая, и правоохранительные, и следственные органы должны будут более тщательно готовить дела.
– Как менять эту систему?
– Понятно, что еще при отборе нужно обеспечение не только безопасности присяжных, но и их неангажированности, отсутствия у них интересов в процессе. В этом смысле, скажем, в северокавказских республиках сложнее, но существуют и нормы законодательства, которые предусматривают возможность перенесения заседания в соседний регион. То есть это можно решать. И говорить о том, что система нереформируема, – нельзя. Ее необходимо реформировать. В сторону повышения прозрачности и скрупулезности соблюдения процедур, и очень важно – духа закона. На латыни «правосудие» – «справедливость». Одна из ключевых задач суда – не столько поиск виновного и его наказание, сколько поиск справедливого решения. При рассмотрении уголовного дела должно быть достигнуто понимание того, что нарушено в мире совершением этого правонарушения. И как сделать так, чтобы миропорядок был восстановлен. А уголовный закон зачастую используется неэффективно. Пример: уголовным законодательством предусматривается только для несовершеннолетних шесть видов наказаний. И при этом в наиболее распространенной практике применяется только один вид наказания – лишение свободы – в двух его формах: реальное и условное.
– Почему?
– Почти во всем мире существуют специализированные ювенальные суды. У нас они законом пока не предусмотрены. В некоторых регионах этот институт введен в виде правового эксперимента – например, в Ростовской области, – и это дает впечатляющие результаты.
А так – 30-томное дело Гусинского и дело мальчика, который украл батон колбасы в супермаркете, рассматривала в Черемушкинском суде одна и та же судья Журавлева. Оба дела важны – но по делу Гусинского судью ждут за дверью телерепортеры, конечно, мальчиком и его судьбой она не может как следует заняться.
Вторая часть проблемы состоит в том, что надо понять, какая ответственность должна быть применена к этому мальчику. Когда мы проводили эксперименты с участием социального работника, который работал при судье, то предлагали такого рода меры: социальный работник собирает информацию по делам, которые предстоит рассматривать судье, – по предыстории, по социальному окружению ребенка – и формирует предложения, которые в качестве альтернатив можно предлагать судье. Так во всем мире происходит.
Ведь по большому счету нет в этом мире людей, не совершавших проступков, которые можно охарактеризовать как преступление. Драка, разбил окно, залез в соседский сад... Я в 10 лет украл банку со средством для чистки ванны – до сих пор не понимаю, зачем, и многие дети так же не понимают! Меня поймали, вызывали родителей в школу, было неприятно, стыдно. Если общество не замечает такого рода происшествий с ребенком, он все дальше и дальше заступает за границу дозволенного. И в какой-то момент совершает что-то серьезное. А мы ужасаемся.
Состояние судейского сообщества определяется в основном тремя факторами. Системы самоорганизации судей – это могут быть судебные коллегии, отставные судьи, общественность; суд присяжных, включение представителей общественности в судебные коллегии; самоограничение государства по части диктовки того, как рассматривать дела.
Должно быть повышение квалификации судей. До недавнего времени принимались решения о выселении ребенка из квартиры, скажем, если собственник-отец развелся с матерью, на основании статьи 31 ЖК и статьи 292 ГК РФ. Судьи не знают элементарной вещи: статьей третьей Конвенции о правах ребенка установлено, что ни один государственный орган не может принять решение, противоречащее наилучшим интересам ребенка. А международная норма приоритетна. Скажем, в случае с ювенальной юстицией необходима профессионализация сообщества, создание ювенального правосудия и социальное насыщение работы с ребенком.
– Как сделать суды более независимыми?
– Есть разные инструменты. Один – общественный, суд присяжных – его маленький элемент. Есть и другие возможности – например, участие общественности, здесь уже скорее профессиональной, в судебных коллегиях, которые занимаются обеспечением деятельности судов и формированием судейского корпуса. Третье – формирование системы контроля со стороны политической оппозиции, для чего нужна демонополизация политической системы. Монополия в любой системе неизбежно ведет к ее вырождению. Пока есть политическая монополия – отношение к тому или иному институту, ветви власти, к профессиональной группе общества всегда будет деформировано.
– У нас пик независимости судов приходится на пореформенное время после 1864 года, хотя была монопольная политическая власть.
– Но она при этом дистанцировалась от судебной системы.
– Получается замкнутый круг. Чтобы власть демонополизировалась, нужно, чтобы общественность развивалась, а чтобы общественность развивалась, нужен независимый суд.
– Чтобы развивались институты гражданского общества, необязательно должен существовать независимый суд, хотя он и желателен. Самостоятельность граждан – во многом независимая от суда конструкция. Самостоятельность гражданина определяется способностью к самостоятельному мышлению и к действиям, которые необязательно предпринимаются в пику тому, что делает власть. Он просто может сопоставить власть с системой определенных ценностей. Он заинтересован в том, чтобы конструировать более положительную реальность, помогать тому, чтобы она складывалась... То есть замкнутый круг разрывается через развитие человека: образование, воспитание, культуру. Конечно, плохо, когда информационное пространство оказывается агрессивным и уничтожающим общество и его культуру, а контроль качества образования сводится к набору тестов.
Только самоорганизация людей позволяет говорить о началах гражданского общества. И она происходит, но очень сложно – это вообще достаточно непросто: нужны, с одной стороны, знания, навыки и умения, а с другой – определенные социальные технологии, не очень простые, но которые осмыленно, при понимании государства, внедряются в практику и управления, и гражданской соорганизации. Хорошо известно, что необходимо вкладывать человеческие, организационные, финансовые ресурсы в соорганизацию институтов гражданского общества. Вот в «Стратегии-2020» написано – развитие человеческого капитала, инновационное развитие. А рядышком – освоение арктического шельфа. Но это не имеет никакого отношения к человеческому капиталу и инновациям. Ресурсное изобилие России пока что не очень помогает справиться с задачами развития. А вот человек духовно богатый и образованный материальное благосостояние себе обеспечивает сам. Если ты не образован – остается воровство и махинации.