Владимир Семеновский
Мир катится не то чтобы в пропасть, но точно по крутому склону. Нужна выдержка и быстрота реакции.
Фото Reuters
Мировой кризис как результат цикличности, а также алчности элит, плохого государственного управления уже не предотвратить. Если «включить» автомобильные ассоциации, то машина уже съехала с дороги и несется┘ нет, не обязательно в пропасть. Но по крутому склону. И нужна недюжинная выдержка и скорость реакции, чтобы не въехать в дерево или камень. Но глубины этого склона не знает никто, какие бы публичные заявления ни делались. Относительный оптимизм правительств, МВФ или Всемирного банка вызывает немного доверия – да и откуда ему взяться, учитывая степень надежности былых прогнозов практически всех авторитетных организаций. Негативные эффекты кризиса скорее всего еще в полной мере не проявились.
Сами по себе экономические бедствия, происходящие от «плохих» ценных бумаг, – дело совершенно не новое, можно вспомнить тот же «тюльпановый» кризис в Голландии XVII века. Но всяческие деривативы и их объем в условиях нынешней глобализации – такого еще не было. Что делать с «токсичными» банковскими активами – по большому счету не знает никто: выкупать никаких денег не хватит, пусть пока потихоньку сгорают сами.
Тактические учения
Сказанное не означает, что бедствия должны превысить по масштабам Великую депрессию – все-таки век не тот. Но «пейзаж после битвы» изменится очень существенно.
Мы можем предположить, каковы будут его общие черты. Америка станет меньше потреблять и больше сберегать, Китай – больше потреблять, меньше сберегать. Европе надо сохранить единство. И надо надеяться, что жизнь все-таки заставит Россию существенно диверсифицировать свою экономику.
Все это не отменяет важности тактических решений. Тут уместно упомянуть об одном из них, уже принятом и вызывающем наибольшие споры. Надо ли было так долго и задорого держать курс рубля, чтобы потом его все-таки опустить, причем с предварительным уведомлением? Вроде бы было понятно, что американские казначейские обязательства выкачивают деньги со всего мира с такой силой, что соревноваться с ними конвертируемой валюте не под силу.
В этом контексте хочется вспомнить слова Якова Паппэ из декабрьских «Сценариев» о том, что государство «борется не с кризисом, а с более страшной угрозой. Это дезорганизация рыночного хозяйства, когда опустеют полки, наступит гиперинфляция, денежные отношения заменит бартер, люди начнут получать зарплату пиджаками и постным маслом и так далее┘»
Но ведь если это так, то решение, о котором идет речь, не было тактическим. А основания для предположения, которое сделал Паппэ, немалые: да, инфраструктура у нас старая, а заводы многие ржавые, но экономика очень молодая. И болезни в ней протекают по-детски бурно: если фондовый рынок рушится, то со страшным грохотом, если промпроизводство падает, то почти разом на 16%! То ли дело взрослая и сложная американская экономика, которая входит в производственный кризис с 1–2% снижения в месяц, медленным, но неуклонным. И неизвестно, какая тенденция лучше.
Сегодня насущнейший вопрос – что делать с банковским процентом. Центробанк не хочет снижать ставку рефинансирования, опасаясь обвалить рубль. А с нынешними процентами по кредитам не может выжить производство. Стратегическое решение о том, что рубль остается конвертируемым, принято, и оно верное. Если, конечно, какие-нибудь особо грозные события его не поправят. Но с тактическим исполнением получается замкнутый круг.
Экологические проблемы
При разговоре о ставках не может не возникнуть темы инфляции. И здесь мы выходим за пределы разговора о кризисе. То есть в момент депрессии определенный рост цен может быть даже полезен – здесь опаснее всего дефляция, когда каждый месяц люди и производства получают все меньше денег и все рушится под собственной тяжестью. Но польза от инфляции может быть, если она изначально была 2% и стала, скажем, 5. А если была 15, а стала 25%, то ни к чему, кроме дальнейшего разрушения экономической ткани, ее рост привести не может.
Инфляция происходит всегда от избытка денег, еще ее называют «погоня денег за товаром». Но при этом часто забывают, что избыток может произойти как от того, что, условно говоря, слишком много напечатали купюр, как и по той причине, что купюрам этим некуда деться, кроме как пойти на потребительский рынок. Иными словами, им не дают работать, задерживаться. А количество необходимых в обращении денег обратно пропорционально скорости их оборота.
В Западной Украине в последние годы участились катастрофические наводнения. Причем причина этого хорошо известна: в Карпатах продолжают вырубать лес, и после паводка или обильных дождей деревья не задерживают воду. Не случайно в соседних странах такую практику давно запретили.
Так вот, для денежного потока такими задерживающими «деревьями» выступает бизнес. В том числе малый и средний. Который, естественно, и сам создает ценности: товары и услуги, «выкладываемые» против денег.
Как у нас обстоят дела с развитием этой сферы – известно всем. Причин создавшегося положения можно назвать много, но полезнее указать на главные: некомпетентность и коррупцию государственного аппарата и органов местного самоуправления. Это банальные истины, но о прямой логической зависимости инфляции от коррупции забывают.
С мировой депрессией мы ничего поделать не можем. Антикризисные программы и оперативные решения принимать надо. Но самая большая беда нашей страны – не обвал фондового рынка и даже не спад в металлургии, хотя власть обязана предотвращать или уж смягчать массовую безработицу. Самое большое наше нестроение – от неспособности государства обеспечить исполнение законов по всей горизонтали своей территории. Стратегический вопрос неэффективности управления вообще, а государственного управления в первую очередь, принципиально затруднит выход из конкретного кризиса – и уж точно не позволит наладить в стране достойную жизнь.
