Без единого ранжира

От катастрофических настроений нас может удержать, например, Олимпиада в Сочи.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Как различается огромный массив российских регионов по настроениям людей, по их оценкам окружающей действительности? Уже больше пяти лет несколько раз в год фонд «Общественное мнение» проводит комплексное исследование «Георейтинг», в рамках которого в 68 регионах опрашиваются по 500 респондентов. Какую картину и что за тенденции выявили эти опросы – рассказывают заведующий аналитическим отделом ФОМа Григорий Кертман и ведущий специалист этого отдела Петр Бавин.

– Вы даете портрет регионов страны. А можно ли строить классификации регионов, и если да, то на каких основаниях?

Петр Бавин: Наши исследования опираются на такой показатель, как мнения людей. Можно, скажем, посмотреть доли позитивных оценок работы губернатора и выстроить регионы по этой шкале – получим достаточно разнообразную картинку. Смотрим оценки того, что происходит в стране в целом, личные устремления, настроения, ценностные ориентации - можно классифицировать регионы по всем этим параметрам. У нас две величины: показатель и список регионов. Можно взять какой-то регион и сказать, что, например, по таким-то показателям он средний. А можно взять показатель и сказать, что регион по нему выделяется. Наложить два этих рассуждения одно на другое невозможно. В разговоре о специфике российских регионов можно говорить либо о специфике российского региона, либо о специфике регионов по тому или иному вопросу.

– Тем не менее интересно наложить одну классификацию на другую. Скажем, если люди плохо относятся к своему губернатору, значит ли это, что они хуже будут относиться к положению в стране, к перспективам своего экономического положения. И так далее.

П.Б.: Корреляции могут существовать, могут не существовать. Во всех регионах по-разному. Есть регионы, где местную власть оценивают замечательно, а перспективы страны плохо.

– Но какие-то выводы на основании опросов возможны?

П.Б.: Если бы в стране было пять-шесть областей, достаточно гомогенных внутри себя, то можно было бы сравнить их и сделать выводы. У нас сейчас 86 регионов. Из них в 68 мы проводим опросы. Каждый регион – это отдельная история. И говорить об общих выводах, сделанных за годы исследований, нельзя.

Вот две соседние области с более или менее идентичными, как кажется из Москвы, входящими условиями – а там не только оценки губернаторов, но и настроения могут быть диаметрально противоположными. Скажем, Курск и Белгород – они живут в разных системах координат. И таких расхождений столько, сколько пар соседних регионов. Омск и Новосибирск... То есть скорее рейтинг дает картинку каждого конкретного региона.

Григорий Кертман: Если говорить о руководителях, которые долгое время находятся у власти, то ситуация, когда люди оптимистичны, а властью недовольны, или наоборот, возникает достаточно редко. Скажем, в последнее время такая ситуация наблюдается в Краснодаре, который вообще шел по разряду благополучных регионов, если иметь в виду умонастроения. В то время как в соседнем Ставрополье доминировали депрессивные настроения. Этот контраст был очень ощутим по всем параметрам. Сейчас он стирается, Краснодарский край стал пессимистичным. Но отношение к власти, что федеральной, что местной, остается весьма позитивным. Произошло нарушение корреляции: сейчас существует очень высокая степень лояльности власти при недовольстве жизнью. Что за этим стоит – это должно быть предметом специального исследования.

П.Б.: Есть Хабаровск, где местная власть бесконечно популярна, а про всю остальную страну они говорят, что это материк. На примере Владивостока сейчас вся страна увидела, что есть это сознание некой отдельности. То есть с оценками федеральной власти оценка местной власти не коррелирует.

– Вы говорите, что нельзя выделить макрорегионы по настроениям. Но еще несколько лет назад существовал вполне политически выраженный «красный пояс».

Г.К.: Исторически он пролегал по регионам, где при крепостном строе господствовала барщина, а не оброк, то есть там, где личное подчинение хозяину было наиболее выражено. Покорность, патернализм – все это локализовано более всего в черноземном поясе.

П.Б.: Это можно учитывать, но с этим ничего не сделать. Где была барщина, там настроения пессимистичнее и, как правило, в среднем хуже экономические показатели.

Г.К.: При этом выяснилось, что как раз в сельской местности эта зависимость не работает. То есть села северные гораздо более упадочнические по настроениям и гораздо менее способны к освоению современных методов ведения хозяйства, нежели села черноземные. У них не было крепостничества, но сегодня именно они больше рассчитывают на помощь государства.

П.Б.: Черноземная зона чрезвычайно разнообразна по настроениям людей. Как только мы спускаемся на регистр региона – мы видим, что каждый регион живет своей жизнью. Иногда для условно-административных нужд мы можем посмотреть данные по федеральным округам. Но мы сразу видим, что такое деление неадекватно. Есть Южный округ, про который можно сказать, что там есть какая-то специфика. Но понятно, что, если бы туда мы включили исследования по Дагестану, то он сразу потерял бы свою гомогенность.

Г.К.: Регион может оказаться первым по установке на малый бизнес и по престижу Сталина одновременно. Сильная рука как абсолютная необходимость и малый бизнес как ближайшая потребность.

Пестрота неудобна для управления. Но в ней, может быть, содержится некоторый залог единства государства. Нет видимых мощных трендов, которые создавали бы большие земли. Нет, скажем, Сибири как социокультурного единства. Или Урала. Может быть, это и хорошо. Вот кризис наступает. Большие единства – у них был бы естественный соблазн отгородиться от всех остальных┘

– А разве нет уральского менталитета? О нем много говорили в связи с Ельциным.

Г.К.: Если брать Пермский край, Екатеринбургскую, Челябинскую области или Удмуртию, – безнадежно, это ничего не даст. Там нет единства. Во времена Ельцина и Пермская, и Свердловская области были демократически настроены, так как вошло в резонанс то, что президент был «свой». Плюс тогда коммунисты «достали» этот регион больше, чем многие другие. С уходом фактора всеобщей политической активизации выяснилось, что единства нет.

– Вопрос про типизацию – не праздное любопытство. Понять бы, что влияет на успешность регионов, какие именно конкретные факторы, – и тут можно найти тот рычаг, с помощью которого можно было бы всю Россию вытащить. С чем коррелирует предприимчивость?

Г.К.: Предприимчивость, конечно, коррелирует с полом и возрастом. Наиболее предприимчивы молодые мужчины. Мне кажется, что и фактор пограничности региона с дальним зарубежьем тут работает. Приморье, Калининградская область... Около 10% говорят, что они в принципе планируют открыть свой бизнес в какой-то перспективе.

П.Б.: Скорее надо считать, в каких регионах какая доля пьет по-черному, а какая работает. Потому что перспективы региона зависят от того, какая доля людей готова работать каждый день. Скажем, в Татарстане 45% татар, и из них очень много мусульман, которые предположительно не пьют. Это оказывает принципиальное воздействие. Могут быть регионы, где способность к организации труда и хозяйства будет обусловлена другими причинами.

Г.К.: В Краснодарском крае предприимчивость высока благодаря казаческим традициям.

– А как-то можно воздействовать на эту трудовую этику и так далее? Скажем, почему Белгородская область успешная?

П.Б.: В Белгороде все настроения пошли вверх, когда люди увидели, что жилищную проблему можно решить. Но в целом – это предмет дальнейшего исследования.

Мы можем сказать, какие где нужно задавать вопросы. Скажем, Белгород – нужно спрашивать, как рост социального позитива сочетается со специфическими охранительными инициативами. Дело, может быть, в том, что в Белгороде очень сильные позиции Православной церкви. Во главе епархии стоит очень деятельный человек, он авторитет. Губернатор делает жилищную политику своим приоритетом. Епископ тоже говорит, что жилищная политика – это хорошо. Есть значимые фигуры, которые не спорят между собой.

Есть регионы, где люди вообще не готовы к освоению каких-либо новых практик современной жизни. Например, Мордовия. Очень низок этот индекс в Смоленской области. Есть регионы, которые просто не могут реализовать свои ресурсы. Скажем, через Тверскую область проходят две важнейшие федеральные трассы. И вообще ничего нет! И настроения очень пессимистичные.

В Москве много пенсионеров - это сильно влияет на эмоциональный фон. Фото Виктора Мордвинцева (НГ-фото)

– В Твери сейчас вроде молодой и прогрессивный губернатор┘

П.Б.: Должна быть чисто ментальная готовность самому что-то сделать. Это зависит не от губернатора. Сложный вопрос, почему эта позиция определяется именно рамками региона. Пример Курск–Белгород показывает, что иногда не хватает одного толчка – таким толчком в Белгороде стала жилищная программа. До начала программы там настроения от курских не отличались.

– А Тверская, Владимирская, Рязанская, Тульская области – считается, что всех энергичных и предприимчивых оттуда вымывает близость Москвы.

П.Б.: В последние 2–3 года одной из самых оптимистичных областей стала Калуга. А Калуга ближе к Москве, чем Тверь, – значит, фактор того, что все вымывается столицей, не абсолютен. Как и все остальные факторы. 68 отдельных историй.

Г.К.: Для ближних к Москве территорий есть еще фактор завышенного образца, который угнетает.

П.Б.: С другой стороны, есть «натуральные» области и областные центры, которые были такими всегда, еще в Российской империи. Вологодская область, например. Нормальную дорогу от Вологды до Устюга построили только в 2000-х годах! До этого огромная часть области была отрезана от внешнего мира. Иваново такое же. И подобных примеров очень много.

Г.К.: Частные классификации – состояние ЖКХ, например – значимы практически, но труднообъяснимы с точки зрения большой теории. Какую шкалу можно предложить для универсальной типологии? Успешные – неуспешные? Скажем, группа успешных регионов более или менее видна. При этом в Татарстане, Москве, Краснодарском крае (здесь в последнее время меньше), в Томске, Иркутске – положительные настроения. А в Екатеринбурге их никогда не было. Хотя по объективным показателям Екатеринбург как раз успешный, и Екатеринбургская область не беднее Томской. То же относится и к Новосибирску.

– Тем не менее нельзя ли попытаться выявить частный показатель, который выполнял бы роль интегрального? Возможно, до недавнего времени таким показателем могла бы быть готовность брать ипотеку.

П.Б.: Когда мы сопровождали нацпроект «Жилье», я пытался как-то классифицировать регионы с точки зрения того, насколько люди настроены на ипотеку. Понятно, что ипотека берется не теми, у кого много денег. Все зависит от того, как выстроена программа, какие там инструменты, на кого ориентированы финансовые институты, которые ее продают. Монополизирован ли рынок, низки ли цены. И эта многофакторная зависимость будет работать для любого чуть более сложного явления, чем оценка губернатора, которую можно предсказать, например, по предыдущим выборам.

Кемерово, Томск, Омск – лидеры по товарным кредитам. И так было всегда. И корреляции с доходом здесь вообще нет. Возможная причина – люди больше ориентированы на то, чтобы потреблять здесь и сейчас.

Г.К.: Тут срабатывает представление об устойчивости будущего. Которое, наверное, привязано к очень крупным производствам. Горизонт планирования длиннее.

П.Б.: И мне кажется, там более позитивное отношение к людям. В Москве, когда человек думает, брать ли кредит, для него оказывается определяющей установка, что его хотят обмануть. В Западной и Центральной Сибири – установка на хорошее, на то, что у меня будет вещь и я буду ею пользоваться. Здесь какая-то региональная типизация возникает. Но это не значит, что ее можно хоть как-то выстроить для всей шкалы.

– Рассматриваемые вами показатели стабильны во времени или турбулентны?

Г.К.: В регионах скачки бывают гораздо сильнее, чем в целом по стране, где они взаимно гасятся. Показатели отношения к власти последнее время очень устойчивы. Довольство жизнью – это интегральный показатель, а запасы позитивных ожиданий расходуются постепенно, что бы ни происходило, так что эти данные тоже довольно инерционны. Когда речь идет о прогнозах – будет этот чиновник лучше или хуже предыдущего, – тут скачки огромные. Видимо, есть регионы, где настроения меняются быстрее, и есть – где медленнее. У меня предположение, что существует какая-то, может быть, не очень четкая, зависимость: в относительно благополучных регионах перемены настроения происходят чаще и резче, чем в неблагополучных. Может быть, в психологически депрессивных регионах депрессивные настроения приобретают стереотипный характер. В Татарстане, весьма благополучном, очень сильные скачки показателей.

– В Москве изменения резкие?

П.Б.: А Москва не самая благополучная. Тут высока доля пенсионеров, это само по себе снижает эмоциональный фон. Москва в среднем по показателям в середине относительно всей страны, хоть и говорят, что Москва – не Россия. Эксперты, которые вращаются в медийно-новостном мире, сосредоточены в Москве, общаются между собой, и у них ощущение, что они все про Москву знают. Но если любой из этих людей попробует спуститься в метро в полседьмого утра, то он увидит совершенно другую Москву. Москва – это очень разные миры, которые друг друга гасят. Так что в чем-то это портрет России.

Г.К.: Когда Москва оказывается на некоем полюсе по той или иной позиции, это ведет к очень большим заблуждениям. Например, отношение к милиции. В Москве относятся к милиции значительно хуже, чем где бы то ни было еще. И представления центральных СМИ о том, что милицию ненавидят везде и всюду, связаны с переносом на всю страну московского отношения. Конечно, престиж милиции невысок. Но реально тех, кто говорит, что милиция работает плохо, в целом по стране процентов на 15 больше, чем тех, кто говорит, что хорошо. В Краснодарском крае даже больше людей, которые считают, что милиция работает хорошо. Есть примерно десяток регионов, которые очень близки к этим показателям. Так что, слава богу, Москва очень часто оказывается в середине. Если бы она была на полюсе по всем показателям, то вся элита российская вообще не представляла бы страну, в которой она живет. Это что касается настроений. А что касается практик, то тут, конечно, Москва отличается очень сильно.

У нас был опрос – допустима ли концентрация власти в стране в руках одного человека? В Москве сторонников сильной руки чуть больше, чем в среднем по стране. Представление о Москве как оплоте демократии абсолютно устаревшее. Но население ценит экономическую свободу.

– Расхождение между регионами в нынешних кризисных обстоятельствах будет сглаживаться или увеличиваться?

П.Б.: Кризис, по всей видимости, приведет к уменьшению различий в умонастроениях. Те, у кого они были позитивные, перейдут на уровень средних – и это уже произошло, например, в Томске или Омске. Средние показатели ухудшатся. Те, у кого настроения были пессимистичные, останутся на прежнем уровне. Запас позитива был очень большим, но оказался непрочным┘ Что касается реальности – то тут у каждого региона может быть свой сценарий. Успешный Татарстан может остаться на первых ролях, а такой же успешный Томск – наоборот.

Г.К.: Процесс снижения оптимизма идет плавно. Пока умонастроения связаны с риторикой и какими-то первыми признаками кризиса. А когда дело дойдет до реальных ощутимых экономических последствий на уровне повседневности, то регионы будут очень сильно различаться.

Это палка о двух концах. Чем устойчивее оптимистичные настроения, тем лучше, поскольку это предотвращает панику, ведет к более рациональному экономическому поведению. Хорошо, когда люди рассматривают кризис как временную неприятность – пока кризис не становится тотальным и очень сильным. Тогда возникает гораздо более сильный шок. Если уровень безработицы достигнет 10% и дальше не пойдет, то оптимистические настроения на рынке труда – благо. А если он дойдет до 25%, то это вред.

Сейчас запас оптимистического мироощущения мы набрали вопреки многовековой традиции. Если он весь мгновенно уйдет в пар, будет очень печально. Отрезвление вместо скатывания в катастрофизм было бы хорошо. Может быть, и удержимся за счет зарезервированного престижа властей, за счет патриотизма – несколько лихорадочного, но вполне реального.

П.Б.: Могут быть какие-то факторы, которые могут это состояние удержать – начиная с какой-нибудь Олимпиады в Сочи. Да, нам сейчас плохо, но у нас есть важная большая цель, и это цель всей страны.