Алексей Зудин
Появился шанс оздоровления российского политического класса.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Завершающийся 2008 год – исключительный по своей важности, сложности и драматизму. Подвести его политические итоги непросто. Причина, если сформулировать ее кратко, состоит в изменении контекста политического развития. Эта смена контекста делит уходящий год на две части: события, которые происходили приблизительно в первой половине года, существенно отличаются от наступивших позже.
Негромкое обещание перемен
Какие ключевые тенденции были характерны для первой половины года? Прежде всего завершился электоральный цикл. С одной стороны – очередной, а с другой – особый. Его главная характеристика состоит в том, что произошла управляемая ротация власти.
В России появился новый президент. Начал формироваться инструментарий новой экономической политики, ориентированной на развитие. Ключевыми здесь стали так называемые институты развития – наибольшую публичную известность получили госкорпорации, но ими перечень институтов не исчерпывается.
Начал оформляться новый курс во внутренней политике. Речь идет о повышении роли судов и судебной системы, начале систематической и целенаправленной борьбы с коррупцией, вообще об усилении роли закона в жизни граждан и государства. Этот набор был озвучен еще президентом Путиным, но в составе большой программы, которая потом конкретизировалась. Медведев пришел на пост президента с более компактным посланием, поскольку часть работы была выполнена предшественником. Сегодня перечисленные инновации – медведевская вотчина, Медведев чаще выступает по этим вопросам и насыщает соответствующие проекты своими кадрами.
Стала формироваться и новая внешняя политика, связанная с возвращением России на мировую арену в качестве глобального игрока.
И наконец – этот пункт вбирает в себя кое-что из перечисленного выше – начался новый этап трансформации российского политического режима: от моноцентризма к деконцентрации в верхах. Воплощением этого процесса стал тандем президент Медведев – премьер Путин. Политический ресурс переместился от президента к премьеру, при этом президент не потерял ни одного из своих конституционных полномочий. Появление второй фигуры также означало, что началась, хотя и в самых элементарных формах, деперсонализация власти. Одновременно наметилось повышение роли партий, главным образом – «Единой России»: премьером стал ее лидер, правда – и это важно, – в статусе беспартийного. Стало ясно: режим будет меняться и собирается делать это сам. Вектор – постепенное повышение «открытости». Перемены будут осторожными, консервативными, но последовательными.
Год, расколовшийся надвое
Со второй половины года контекст российского политического развития стал меняться. Упомянем два очевидных обстоятельства. Во-первых, война с Грузией и новое обострение отношений с Западом. Конфликт на Кавказе еще раз подтвердил: дело не в коммунизме, дело в России, главное – геополитическое соперничество, а не общественный строй. Во-вторых, – и это наиболее существенно, – в изменении контекста развития сыграл роль начавшийся мировой экономический кризис.
Кризис ударил по России «на взлете», в тот самый момент, когда начались развертывание новой экономической политики, трансформация политического режима, возвращение в мировую политику в качестве глобального игрока. Кризис столкнулся с массовыми ожиданиями, которые формировались в период долговременного экономического роста и политической стабильности. В обществе утвердилось оптимистическое ощущение. И это может сделать восприятие кризиса особенно болезненным.
Без привычных сценариев
Главная интрига заключается в следующем: скажется ли изменение контекста на основных направлениях и характере политического развития? В таких случаях принято говорить о сценариях.
Первый уже готов: кризис подтолкнет российский политический режим в сторону ужесточения. Авторитарный сценарий активно озвучивается из-за рубежа, а внутри страны – представителями несистемной оппозиции. Для Запада обращение к нему дает новое обоснование для постоянного противодействия России на мировой арене, а для несистемной оппозиции – надежду на возвращение в политику, откуда она по мере трансформации режима вытеснялась.
Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что авторитарный сценарий пуст, его нечем насыщать – разве что «административным восторгом» чиновников (типа ликвидации курильщиков как класса во имя приближения к «евростандарту»). Перспектива ужесточения политического режима пока больше похожа на пожелание противников, действующих в логике «самосбывающегося пророчества»: первый шаг к реализации этих планов – создание образа «желаемого будущего» («авторитарная Россия»).
У нас нет свидетельств того, что кризис привел к отказу от разработанных ранее проектов институционального строительства, больших и малых (напомним, вектор – постепенное повышение открытости). Наоборот, их развертывание началось, несмотря на кризис. Прежде всего речь идет о поправках в Конституцию, главная из которых – увеличение сроков пребывания в должности для президента и для членов Госдумы. Осмысление этих поправок только началось и по большому счету психологическим воздействием кризиса было сорвано. Сторонники поправок увидели в них только «количественное» укрепление политических институтов (раз дольше действует, значит, крепче будет), а противники – исключительно порождение жажды власти.
 Ресталинизация КПРФ и создание нового правого проекта имеют общие черты. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
Эффекты разомкнутого цикла
Однако главное в поправках, на наш взгляд, другое: они обеспечивают размыкание электорального цикла. С начала 90-х годов парламентская и президентская кампании были максимально сближены, фактически – это была одна избирательная кампания. А поскольку формально их было все-таки две, то думская неизбежно превращалась в подготовку президентских выборов и тем самым утрачивала большую часть своей значимости. Увеличение срока президентских полномочий на два года при увеличении сроков полномочий Думы на один год создает годовой лаг, который существенно ослабляет подчиненность парламентских выборов президентским. Появляется возможность автономизации ключевых институтов российской государственности – президентской власти и парламента. Думские выборы приобретут гораздо большую самостоятельность. Это существенно, пусть пока неявным образом, укрепляет парламент как политический институт.
Кроме того, это оздоровит российский политический класс. Сдвоенный цикл в значительной степени наделял институт президентской власти свойствами самодержавия. Сдвоенный цикл постоянно создавал ситуацию «победитель получает все», а накладываясь на истечение конституционного срока президентских полномочий, эта ситуация порождала в политическом классе гигантское напряжение: требовалось угадать победителя, но даже в этом случае значительная часть оказывалась за бортом его команды.
Таким образом, ослабление связи между двумя основными общенациональными выборами порождает очень сильные эффекты, работающие на повышение политической открытости. Эти эффекты сейчас не видны, но играют исключительно важную роль. Это – первый из проектов, который был запущен, несмотря на кризис.
Из опорной партии – в доминантную
Второе: стала более рельефной трансформация партийной системы, наметившаяся в первой половине года. Наиболее очевидная сторона перемен: «Единая Россия» стала превращаться из опорной в доминантную партию.
Вспомним остальные предложенные президентом Медведевым поправки. Губернаторы выдвигаются по предложению партии, победившей на выборах в законодательные собрания, меняются принципы комплектования Совета Федерации: туда попадают только те, кто прошел через выборы. А в условиях, когда избирательная система партизирована, это означает перспективу прорастания «Единой России» в верхнюю палату парламента. Наконец, закрепляется отчетность федерального правительства перед партийной Госдумой.
Однако законодательство, даже если сейчас оно работает на укрепление позиций преимущественно одной партии, под конкретную партию не пишется, таким образом создается возможность для прорастания и укрепления и других партий, пусть пока и в гораздо более скромных масштабах.
Перспектива для маленьких: нишевые партии
Еще одна подвижка в развитии партийной системы – новый правый проект. Его появлению предшествовало перепозиционирование «Единой России» из правоцентристской ниши в центристскую, то есть заблаговременно было освобождено место для правой политической силы. Это произошло во время выступления Владимира Путина перед партийным активом, за несколько дней до появления нового правого проекта в публичном пространстве. Одна из неявных задач Медведева состоит в том, чтобы обеспечить реинтеграцию бизнеса и нового среднего класса в политический режим: в конце путинского президентского срока здесь началось отчуждение. И новый правый проект создает один из каналов для политического возвращения части среднего класса. Остается, однако, неясным, насколько новая правая партия будет востребована избирателями.
Интересно, что новая партия создается фактически – хотя формально это не заявлено – как партия предпринимателей, в то время как СПС был в значительной степени партией идеологической. В этом пункте возникает еще одна интересная параллель. На последнем съезде КПРФ состоялась консолидация партии на традиционалистской основе, фактически ее ресталинизация. Зюганов разгромил крыло, которое выступало за то, чтобы повысить электоральную привлекательность партии. Это событие и создание нового правого проекта объединяет общая черта, очень важная для понимания того направления, по которому трансформируется в настоящее время партийная система. Обе партии имеют четкие внутренние границы, электоральное расширение которых маловероятно. То есть появилась перспектива трансформации партий системной (в случае КПРФ – полусистемной) оппозиции в так называемые нишевые партии.
Такие партии очень важны в системах с доминирующей партией: последней удается твердо держать центристское большинство (так называемого медианного избирателя), в частности, потому, что все остальные раздроблены по изолированным электоральным нишам. И существенно расшириться неспособны в силу особенностей исходных установок, кадрового состава и ядерного электората. Такая трансформация партийной системы способна снизить значение административного ресурса для сохранения за доминирующей партией ее статуса: система начинает поддерживать сама себя. Обществу задается динамика, отличная от той, которая была во времена КПСС: у партий должны быть свои электоральные ниши, и партии должны быть представлены во власти (от федеральных органов – до муниципалитетов). Иначе они будут исчезать или пополнять ряды внесистемной оппозиции.
Сокращение ресурсов – еще один стимул
Итак, кризис политическому строительству не помешал. Система собирается развиваться по графику, разработанному в докризисный период.
Но есть и еще один фактор, который работает против кризисного ужесточения режима. При возникновении ресурсных ограничений (а именно эти ограничения появляются в условиях кризиса) адекватная реакция системы – это развитие как раз в направлении повышения открытости. Другого варианта приспособиться к сокращению ресурсов, который бы не влек за собой чрезмерно высокие издержки, – нет, а вот издержки, которые влечет за собой авторитарный сценарий, чрезвычайно высоки.
Таким образом, смена контекста повышает вероятность встречи двух запросов на открытость. Запроса сверху, обозначившегося в первой половине 2008 года и начавшего разворачиваться во второй половине, несмотря на кризис, и того, который – возможно – будет формироваться снизу. Перспектива появления второго запроса на открытость во многом будет зависеть от глубины и масштабов кризиса. И в том случае, когда и если это произойдет, появится место для реальных, а не выдуманных сценариев. Потенциальная развилка – впереди.
Новые требования к игрокам
Но этой развилки может и не возникнуть. Уже известно одно принципиальное обстоятельство: по социологическим данным, на входе в кризис общество отреагировало повышением доверия к Путину. Оказались востребованы основные лидерские качества, которые он воплощает: антикризисного менеджера и стратегические. Политическая мобилизация вокруг национального лидера произошла, и теперь важно, насколько устойчивой она окажется. Многое здесь зависит от точности диагностики массовых настроений. И то, что Путин на съезде «Единой России» и – особенно отчетливо – во время прямой линии заявил, что государство не бросит людей, как в 98-м году, демонстрирует способность уловить повышение общественного запроса на ответственную и дееспособную власть.
Кризис увеличивает политическую нагрузку на Владимира Путина, фактически совмещающего три роли – премьера, руководителя партии и общенационального лидера. Создание экономического «антикризисного штаба» во главе с Игорем Шуваловым, как и недавнее решение объединить его усилия с действиями социального блока правительства во главе с Александром Жуковым, призваны, судя по всему, повысить способность власти системно выполнять свои обязательства перед гражданами, не утрачивая стратегической перспективы. Равно как и обеспечивать выполнение своих обязательств другими: работодателей – перед трудовыми коллективами («не спешить с увольнениями»), предпринимателей – перед потребителями, а региональных и местных властей – перед жителями регионов, городов и сел. Всем еще только предстоит освоить циклический ритм жизни: подъем – не повод для расслабленной мечтательности, кризис – не конец света.
Кризис предъявляет повышенные требования к способности игроков к гибкости, самообучению, нестандартным решениям, в том числе через привлечение общественных сил. Возможно, в этот ряд впишется неожиданное соглашение о сотрудничестве между «Единой Россией» и Соцпрофом (а не ФНПР) и создающийся профсоюз «белых воротничков» (также под патронажем «Единой России»). От способности к опережающему выстраиванию «обратных связей» во многом будет зависеть, удастся ли выдержать курс на повышение открытости в управляемом режиме.
