Артур Пятницкий
Нужно быть гением, чтобы просчитать все ходы в игре и прекратить брать кредиты в нужный момент.
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Ведущий научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Яков Паппэ – специалист по российскому крупному бизнесу. О соответствующих аспектах кризиса и его возможных последствиях он рассказал в интервью «НГ».
– Яков Шаявич, кризис пришел извне, но большие внешние долги наших корпораций и банков никто нам насильно не навязывал. Все, кто как-то отслеживал ситуацию, знали, что кризис будет, – не знали только, когда. Почему не подготовились?
– Хорошо известно, что быстрый экономический рост и наше благополучие в целом в 2000-е годы определялись двумя факторами. Прежде всего назовем обилие «дешевых» денег в мире, которые в разных формах инвестировались в Россию. Но главное, конечно, – рост цен на сырье, прежде всего на нефть, газ и металлы. Нельзя же было не расти в период высоких цен, чтобы не падать в период низких. И заметим, кстати, падение нефтяных цен ударило по нефтяным компаниям не очень сильно. Дело в том, что благодаря государству или лично Кудрину, начиная с цены примерно 50 долларов, подавляющая часть прибыли забиралась в виде экспортной пошлины. Поэтому пока для нефтяников ничего катастрофического не произошло. Сейчас они показывают убытки, но только потому, что налоговая система пока еще настроена на цены более высокие, чем нынешние. Как только она перестроится, нефтяники смогут работать с небольшой, но вполне приемлемой прибылью. Примерно то же самое в металлургии. Цены на металлы цикличны, и цикл здесь более короткий, чем для нефти. В 2000-е годы российские металлурги пережили как минимум один полный цикл или даже полтора, они знают, что это такое. И нефтяники, и металлурги будут сворачивать инвестиции, но не более того. Тяжелее падение сырьевых цен ударило по государственному бюджету, который теряет значительную часть доходов. Но здесь государство как раз может использовать предусмотрительно накопленные запасы.
Теперь о том, что российские предприниматели должны были подготовиться к кризису, «подстелить соломки». Конечно, исходя из логики пуританина или функционера советского Госплана, российский крупный бизнес вел себя безответственно. Как можно набирать большие кредиты под залог акций и отдавать старые долги за счет новых? Но что прикажете делать в период подъема нормальному предпринимателю или менеджеру нормальной компании? Все пользуются дешевыми деньгами, кто не пользуется, тот проигрывает – отстает в росте от конкурентов, не делает инвестиций, не создает рабочие места и так далее. Это рациональное поведение, даже если знать, что кризис не за горами. Потому что кризис – это не смерть, он проходит. И лучше выдержат его не те, кто скопил себе запас кэша, а те, кто в период подъема достиг новых рубежей.
– У «Сургутнефтегаза» как раз кэш.
– У «Сургутнефтегаза» всегда есть солидная заначка, доходящая до 10 миллиардов долларов кэша. И что? «Сургутнефтегаз» чемпион по росту добычи? Он построил хотя бы один новый нефтеперерабатывающий завод? Нет. Он модернизировал свой Киришский НПЗ так, что он стал лучшим в стране? Тоже нет. Стратегия «Сургутнефтегаза» – это стратегия частной компании, имеющей одного хозяина, который одновременно ее топ-менеджер. Он получил богатое наследство (в данном случае советское), его не промотал, хорошо им управляет, любит свое дело. Но ничего не предпринимает для того, чтобы передать следующему поколению компанию в два раза больше и лучше. Если бы «Сургутнефтегаз» был по-настоящему публичной компанией, его генерального директора давно бы уволили. Нам не нужен директор компании, который ее не развивает, сказали бы внешние акционеры.
– А кто у нас совершал прорывы? У нас хоть один НПЗ построен за последние 17 лет?
– Мини-НПЗ построили «ЛУКОЙЛ» и ТНК. Некоторые крупные НПЗ радикально модернизированы – например, Волгоградский или Ярославский (ЯНОС). Открыты новые месторождения. Я не утверждаю, что «Сургутнефтегаз» неэффективен. Но он ведет себя как компания частная, которая может себе позволить консервативную стратегию, поскольку не зависит от воли внешних акционеров.
Использование дешевых денег для экспансии – это поведение, как я сказал, штатное и рациональное. В какой-то момент оно становится опасным, но нужно быть гением, чтобы остановиться в нужной точке.
– А эффективно ли использовались кредиты?
– Я изучаю поведение крупных компаний довольно долго и очень мало могу привести примеров бессмысленной траты денег. Можно ли их было использовать лучше? Наверняка можно. Кто умеет – пусть попробует. Перекладывали ли хозяева корпоративные деньги в свои личные карманы? В 2000-е годы – нет. В период высоких сырьевых цен дивиденды, достаточно скромные по мировым понятиям, составляли миллиарды. Это законный, честный доход акционеров, и вопрос, на какие средства отечественные «капитаны бизнеса» покупали дворцы, острова и футбольные клубы, снят.
Но помимо самих компаний есть их хозяева. Это холдинги или интегрированные бизнес-группы, возглавляемые теми, кого у нас по старой памяти называют олигархами. Например, есть оператор сотовой связи «Вымпелком» и его хозяин – «Альфа Групп» (главный ее акционер – Михаил Маратович Фридман). И по долгам друг друга они не отвечают. «Вымпелком» брал кредиты на развитие сотовой связи. А деньги, которые заняла «Альфа», пошли на увеличение ее доли в «Вымпелкоме» в процессе борьбы с норвежским «Теленором».
В чем главные риски целого ряда наших ведущих бизнесменов? Они брали кредиты, закладывая акции принадлежащих им крупных российских компаний. «Альфа Групп» брала дешевые западные кредиты на покупку акций «Вымпелкома», закладывая сами эти акции. До поры до времени это было и выгодно, и не опасно. Но в кризис котировки «Вымпелкома» рухнули. В результате у западных банков появилось право требовать немедленного возврата кредита. И они им воспользовались, угрожая в противном случае продать заложенный пакет на открытом рынке, то есть фактически неизвестным иностранным инвесторам. В такой ситуации «Альфа» обратилась за помощью к государству. И государство в лице ВЭБа решило: мы даем вам деньги на тех же условиях, что вы имели, расплатитесь и будете должны не Западу, а мне. Та же история произошла с «Российским алюминием», который брал на Западе кредит на покупку блокирующего пакета акций «Норникеля» и должен был его вернуть. Вероятно, есть или будет еще некоторое количество аналогичных случаев.
Можно предположить, что крупные бизнесмены изначально надеялись, что в крайнем случае государство им поможет, чтобы Запад не стал собственником их компаний (в частности, про «Норникель» это можно было предположить достаточно уверенно). Но думавший так миллиардер ничем не отличается от того простого гражданина, который, получая ипотечный кредит, знает, что в России не выселяют из единственного жилья. Оба ведут себя рационально в рамках не формального, а обыденного права, которое все в России учитывают. И не только в России: например, руководитель «Дженерал моторз» твердо знает, что банкротить Детройт нельзя, потому что нельзя никогда. И новый президент США тоже хорошо это знает, хотя он никак не связан с традиционной промышленностью. Да, американские газеты будут называть руководителей автомобильных корпораций врагами народа, транжирящими в своих шкурных интересах деньги налогоплательщиков, но в историю бизнеса они войдут как люди, продолжавшие развитие своих корпораций в самые трудные годы.
Впрочем, и в России раз на раз не приходится. Государство не помогло той же «Альфе», когда она просила денег на выкуп заложенных акций Х5 Retail Group – магазины «Пятерочка», «Перекресток», «Карусель». Хотя и они в итоге не достались иностранцам – Фридман добыл деньги сам. Из тумбочки, наверное, вынул.
– Но крупнейшие заемщики ВЭБа, ВТБ и Сбербанка – это как раз госкомпании: «Газпром», «Роснефть» и так далее...
– А здесь я как раз не вижу абсолютно никаких проблем. Ведь именно у них государство забирало всю сверхприбыль в тучные годы, практически заставляя брать кредиты на Западе. Теперь они вправе сказать государству: мы отдавали вам все, теперь помогите нам! Это же относится к металлургам, вообще к сырьевикам. Мы справедливо говорим, что Стабфонд – наши деньги, народные. Но сырьевые компании с не меньшим основанием могут сказать – деньги ваши, но взяты они у нас.
 Для нефтяников и металлургов цикличность экономики не новость. Фото Reuters |
– Западные деньги в экономике сейчас заменяются российскими. Но это деньги государственные. Дисциплина их возврата может быть много ниже. Не приведет ли это опять к безответственности, не вернет ли колхозную систему?
– Эта перспектива возможна, и она вызывает тревогу, но уверенных заявлений на сегодня делать нельзя. Можно сказать лишь одно: государство резко усилило контроль над всей частной экономикой – уже не как рэкетир или чекист с легитимным пистолетом, а как благодетель. Оно говорит: «Я спаситель, я кредитор, и мое право – контролировать ситуацию».
– Будет оно контролировать, как оно будет контролировать?
– Это выяснится, когда придет время частному бизнесу отдавать взятые у государства кредиты. Первый вариант – деньги вернут, как положено: вовремя и с процентами. Этот вариант, на мой взгляд, был бы наилучшим. Он вполне однозначный, в нем не предусмотрено развилок. Спасибо товарищу Кудрину за наш счастливый выход из кризиса. Второй вариант – деньги не вернут, и государство становится собственником заложенных активов. Здесь уже два сценария: продать их или оставить себе, осуществив таким образом еще один тур национализации.
Я полагаю, что сценарий национализации был бы наихудшим. Но применительно к разным отраслям отношусь к нему по-разному. Даже если это относится к сырьевому сектору и отраслям первичной переработки. В нефтяной отрасли государство, похоже, добилось всего, чего хотело, сделав «Роснефть» крупнейшей компанией. Но я не вижу в этом никаких проблем, пока рядом с ней два сопоставимых по масштабам участника – «ЛУКОЙЛ» и ТНК-ВР.
Алюминиевая отрасль представлена фактически одной компанией, производящей однородный биржевой товар, и будет ли «Русский алюминий» частным или государственным – разница невелика. Хотя в последнем случае качество менеджмента, вероятно, понизится. Гораздо хуже будет, если национализируют «Норильский никель». Он тоже один на всю страну, но производит разные виды металлов с достаточно сложными схемами ценообразования. Поэтому необходимо очень быстрое и точное реагирование на ситуацию на мировых рынках и крайне желательно наличие некоторого набора иностранных активов. То есть и экономически, и управленчески эта компания принципиально более сложная. В черной металлургии существующий корпоративный ландшафт представляется оптимальным. Шесть мощных и непохожих друг на друга компаний обеспечивают и конкуренцию на внутреннем рынке, и достаточно успешную внешнюю экспансию. Время консолидации здесь пока что не пришло.
– Дает ли кризис поводы для оптимизма?
– Чтобы стать нормальной капиталистической страной, мы должны научиться жить и в период подъема, и в период спада. Если мы пройдем этот кризис без ужасных потерь, то резко повысятся шансы страны на успешное долгосрочное развитие. При этом, однако, сырьевая специализация сохранится на обозримый период. Выход из кризиса в новый резкий подъем возможен лишь при комфортных для нас мировых ценах на сырье. В противном случае после кризиса будет достаточно длительный период положительных, но низких темпов роста. И если социально-экономическая ситуация в таких условиях окажется в целом удовлетворительной, это и будет самый оптимистический сценарий, который я могу предложить. Потому что окажется, что сырьевая зависимость не так страшна: при высоких мировых ценах на нефть мы живем относительно хорошо, при низких – относительно прилично.
Возможно, в рамках оптимистического сценария с низкими ценами на природные ресурсы часть квалифицированных кадров перейдет из сырьевых отраслей в другие, что даст им дополнительный шанс на развитие. Но это сработает, только если одновременно наша обрабатывающая промышленность сможет вписаться в мировое разделение труда. Точнее – в международные технологические цепочки, поскольку сама она не сможет выиграть конкуренцию за конечного потребителя. Ни иностранного, ни отечественного. Очень дешевая, даже хорошая российская рубашка нужна только очень бедному российскому человеку. Мы не переломим логику бренда. Мы должны понять, что все наши отрасли – это часть мировых.
Тут потребуется большая тонкость всех заинтересованных сторон. Условно говоря, хозяин текстильной фабрики должен будет нанять лучшего программиста из нефтянки, а своего гнать в шею, одновременно он должен будет полгода жить в Европе, чтобы найти себе партнеров, а банки должны будут финансировать его фантазии, понимая, что шансы на успех невелики. Финансировать нужно не проект пошива варежек для российских вооруженных сил, не надежный проект, а рискованный.
Потребуются, вероятно, и нетривиальные методы государственной поддержки. Обращу внимание на вариант, настойчиво предлагаемый журналом «Эксперт», – создать регулятивы, которые позволили бы накачать активами средние региональные банки, поскольку они лучше всех знают, какие несырьевые предприятия на своих территориях можно финансировать, а какие нельзя. Без переориентации финансовой системы на более тонкую работу не обойтись.
– Правильно ли государство борется с кризисом? В частности – правильно ли оно делает, что «держит» рубль?
– Государство поддерживает много чего: рубль, банки, ритейл. И делает это, на мой взгляд, потому, что борется не с кризисом, а с более страшной угрозой. Это дезорганизация рыночного хозяйства, когда опустеют полки, наступит гиперинфляция, денежные отношения заменит бартер, люди начнут получать зарплату пиджаками и постным маслом и так далее.
Основание для таких опасений есть: начались неплатежи – факт, задержки зарплат – факт, система импортных поставок продовольствия дает сбои – факт. Государство готово пойти на потерю в эффективности, только бы сохранить в рабочем состоянии рыночную инфраструктуру. Будь у нас 50–100 лет капитализма, я сказал бы, что пожар тушат бензином – слишком много денег дано и обещано. Но у нас капитализму 17 лет, и государство обоснованно полагает, что пока оно ответственно не только за качество и эффективность рынка, но и за само его функционирование.
Как и в 1998 году, нам повезло с правительством. Тогда оно поняло, что ничего не может сделать, и ничего не делало. Нынешнее – реально оценивает свои возможности и активно действует в их рамках. Пятерку я ему не поставлю: некоторые меры – все-таки перебор. Странной кажется, например, идея поддержки фондового рынка или прямые кредиты нефтяным компаниям. Но твердую четверку власть заслужила.
А главное в том, что бизнес и общество тоже готовы к антикризисной работе и взаимодействию с государством, поэтому кризис может быть и достаточно длинным, и глубоким, но разрушительным он не станет.
