После октября

Теперь для Путина возможно любое место. Кроме того, которое он занимал.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

В декабре прошлого года мы с политологом Алексеем Юрьевичем Зудиным говорили о том, как может выглядеть политический и институциональный ландшафт России после завершения избирательного цикла 2007–2008 годов. В свете последних событий эта тема получила новую актуальность.

– Говоря о любом сценарии будущего страны, теперь нельзя обойти дату 1 октября, когда Путин согласился возглавить список правящей партии.

– Для понимания того, что, собственно, случилось, лучше всего произвести мыслительный эксперимент. Что было бы, если бы этого не произошло.

До 1 октября мы исходили из того, что будут думские выборы, потом президентские. И над всем этим и независимо от всего этого – могучий президентский рейтинг. «Единая Россия» займет первое место, потом Путин в какой-то форме обозначит свою позицию, и появится у нас новый президент. А затем Путин назовет и свое новое место. Но на самом деле в рамках такого развития событий никакого места для Путина не оставалось. По одной простой причине – 2 декабря появляются люди с реальным политическим весом и реальным мандатом от избирателя. Как они попали в списки и как этот вес приобрели – второй вопрос, но за них проголосовало столько-то десятков миллионов российских избирателей. В марте появляется новый президент, за которого проголосуют – тем или иным способом, но тоже несколько десятков миллионов. В этом раскладе Владимир Путин со своим рейтингом исчезает.

– Мы однажды с вами высказали предположение, что Путин может стать арбитром между разными возникшими центрами политической силы...

– Год назад мы об этом говорили в общем плане. С тех пор произошла некоторая конкретизация. И в нынешних условиях роль экс-президента в качестве арбитра не прорисовывается. Для системы, которая не очень устоялась и у которой появится центр в лице нового президента, арбитр не подойдет. Потребуется что-то гораздо более серьезное. Я говорил о координаторе, то есть о человеке, который обладает реальным политическим капиталом. Как мне кажется сейчас, 1 октября Путин вскочил в уходящий поезд. После того, как он возглавил список, многое становится возможным. И премьер, и лидер думского большинства, и генеральный секретарь самой крупной партии. Если бы он не сделал этого хода, никаких реальных возможностей у него бы не появилось. Он превратился бы в заложника новых политических сил, которые будут созданы на выборах, несмотря на то, что все эти силы полностью обязаны ему своим утверждением на первых позициях. Теперь голоса, полученные «Единой Россией», а на самом деле Путиным, можно будет соотносить и сравнивать с голосами, полученными новым президентом на президентских выборах. Здесь голоса – и здесь голоса. Путин реально продлил свою политическую судьбу за пределы президентского срока.

Нужно также принимать во внимание эффекты этого решения, которые относятся к парламентской кампании и к президентским выборам. На первый взгляд – интрига после 1 октября закончилась. Наиболее вероятной стала двухпартийная Дума. Произошла биполяризация избирательной кампании: «за Путина – «Единую Россию» – «против Путина – «Единой России». Кто выигрывает от этой биполяризации, кроме Путина? Коммунисты. Все будет зависеть от их способности присвоить антипутинские голоса и настроения на парламентских выборах.

– Но это возврат к прошлому, от которого мы шли все путинские годы.

– Да, это в какой-то степени возврат к логике раннего Бориса Ельцина, который решал свои проблемы через биполяризацию. И в принципе это один из возможных сценариев.

Но есть и другие сценарии парламентских выборов. Посмотрим, что делает их возможными. Первое: так ли уж нужна Кремлю двухпартийная Дума?

– Кремль как раз работал на модернизацию системы, чтобы либо коммунисты изменились, либо появились более современные левые.

– Да. Модернизация делает связанной систему, которая сейчас расколота, части которой не могут соединиться ни на каких основаниях, не могут составить консенсусную элиту. Модернизация нужна для того, чтобы мы получили возможность развиваться без катастроф. Поэтому сценарий биполярной Думы – крайний и не оптимальный для Кремля. У нас есть основания предположить, что Путин заинтересован не только в безусловном выигрыше «Единой России» и максимальном укреплении своих позиций, но и в том, чтобы партийную систему все-таки продвинуть вперед.

Назовем это заинтересованностью второго порядка – в том, чтобы в Думу прошли вменяемые левые, то есть «Справедливая Россия», которая больше всех проиграла от октябрьского решения Путина. Кроме того, часть протестных голосов – не левые. Они управляемы, пока есть инструмент управления, – поэтому и ЛДПР со счетов сбрасывать не стоит. Если мы делаем предположение, что Кремль – политический игрок, который решает не только ситуативные, но и перспективные вопросы, то появляется вероятность трехпартийной Думы и – небольшая – четырехпартийной.

Есть вторая группа аргументов в пользу того, что сценарий двухпартийной Думы не гарантирован автоматически. Включение Путина в парламентские выборы способно сильно изменить их смысл. Возможны неявные психологические эффекты от того факта, что ведущую партию возглавил беспартийный человек, который пользуется репутацией общенационального лидера. Одно дело обсуждать, останется ли Путин, и другое – когда эта возможность конкретизирована, причем в партийной форме, не самой любимой народом. Мы помним, что президентский электорат Путина и электорат «Единой России» не совпадают.

Но избирательная кампания только начинается, первые впечатления могут измениться. Многое будет зависеть от того, как Путин поведет себя в этой кампании. И здесь к его беспартийности следует отнестись серьезно: он сделал попытку сохранить этот статус, насколько это возможно. И были предприняты специальные усилия для того, чтобы он не просто возглавил список, но возглавил его единолично. В какую сторону, кроме биполяризации, данное обстоятельство может повернуть избирательную кампанию? Оно делает кампанию персоналистской. Партии у нас слабые, но на парламентских выборах голосуют все-таки за партии. Теперь же еще в большей степени голосовать будут не столько за «Единую Россию», сколько за Путина. Так вот, это может означать, что голосовать станут не столько за КПРФ, сколько за Зюганова, не столько за ЛДПР, сколько за Жириновского, не столько за «Справедливую Россию», сколько за Миронова. Если эффект персонализации будет реальный, то парламентские выборы могут превратиться в референдумы о доверии конкретным политическим лидерам внутри их электоратов. Существуют социологические исследования, согласно которым такой эффект дает наибольший прирост Жириновскому. Самые плохие последствия будут для Миронова. Зюганов и его партия в этом отношении наиболее устойчивы.

Персоналистское голосование также открывает для участников предвыборной гонки возможность «подстраиваться» к лидеру избирательной гонки на личностной основе. И здесь Миронов может компенсировать свои слабости. И Жириновский, в принципе, с Путиным дистанционно, но совместим.

Может проявиться и еще один эффект личного включения в избирательную кампанию Путина как общенационального лидера. Спутник, клон Путина – «План Путина» – может сыграть особую роль в избирательной кампании, он ведь там уже есть. Что это такое – точно никто не знает, но известно, что избиратель относится к нему хорошо. Вот здесь лидеры могут разыграть вторую карту – совместимость своих идей и программ с «Планом Путина».

Собственно говоря, обе дорожки уже протоптаны Мироновым. Первая – присоединение к Путину: «Я всегда выступал против «Единой России» и в поддержку Путина». Вторая – Миронов первый выступил против монополизации «Плана Путина» «Единой Россией». В результате «План Путина» из партийного превращается в нечто более широкое, по отношению к чему программы «Справедливой России» (или, скажем, ЛДПР) становятся дополнениями и конкретизациями. Так вот – как поведет себя Путин? Разрешит ли он, скорее всего на завершающих этапах избирательной кампании, присоединяться к нему на личностном уровне Миронову и Жириновскому? Разрешит ли он использовать бренд «Плана Путина» более расширительно, чем этого хочется «Единой России»?

Есть еще психологические эффекты. Включение Путина в парламентские выборы способно сильно изменить их смысл.

– Чем станет «Единая Россия» после выборов?

– Скорее всего позиция Путина во главе списка может привести к тому, что в новой Думе ЕР будет играть такую же техническую роль, как и в старой. Далее. Примерно с начала второго президентского срока все большую роль в риторике власти и в ее конкретных шагах стали играть мотивы развития. Стали создаваться «институты развития» (госкорпорации, финансовые институты), причем с огромной скоростью – Путину даже пришлось говорить на встрече с валдайскими политологами о том, что не на инструменты развития будет сделан основной акцент, но на поддержание макроэкономической стабильности, мол, не волнуйтесь, то есть экономическая политика останется в либеральных рамках. Но попытки проводить политику развития – это факт, а для нее необходима дееспособная элита. Большая часть элиты, которая включилась в состав ЕР, – это элита 90-х годов, с соответствующей мотивацией, целями, способностями. С политикой развития, в которой направляющую роль играет государство, эта элита несовместима, хотя в большинстве своем она бюрократическая. Здесь – источник напряжения, которое может разрешиться двумя способами: или курс на развитие девальвируется, окончится масштабным разворовыванием государственных средств, как об этом постоянно говорит оппозиция, или власть пойдет на модернизацию элиты сверху.

До лета 2003 года была надежда на то, что отсутствие динамизма элиты политической и администратичной способен компенсировать динамизм элиты бизнеса, с которой осуществлялось асимметричное партнерство, по принципу старший–младший. С партнерством покончено. Элите бизнеса было выражено политическое недоверие. Ее способность соответствовать тем задачам, которые считает необходимыми центральная власть, была признана неадекватной. Остается бюрократия. То есть «Единая Россия». Но, получая теперь свои голоса не сама, а исключительно «под Путина», эта партия теряет остатки старой легитимности (нынешние «паровозы» региональных списков – губернаторы назначенные, а не избранные). Сам Путин на съезде сделал намек на возможные изменения в руководстве после выборов.

Кадровых революций, наверное, ждать не стоит. Но власть будет поставлена перед практической необходимостью, раз она подписалась на стратегию развития, модернизировать чиновничью элиту, поскольку чиновничество стало ее главной опорой. Возможно, попытка модернизации сверху ждет и «Единую Россию».

– Это вторая интрига, связанная с последствиями думских выборов. Третья, очевидно, относится к выборам президентским.

– Президентские выборы будут уникальными: со своего поста будет уходить политически сильный президент. Причем уходить на новое место либо в политической системе, либо в системе власти. Это обстоятельство рождает исключительное по своей силе напряжение, от которого могут пострадать прежде всего два участника: уходящий президент, если он в результате растеряет политический потенциал, и президентская власть. Новый президент, кем бы он ни был, превращается в центр власти и начинает поглощать все политические ресурсы, руководствуясь старой логикой. Но присутствие рядом Путина этому помешает – часть ресурсов будет уже поглощена им на парламентских выборах.

– Каково возможное положение Путина с точки зрения его как политического игрока и с точки зрения развития политической системы?

– Пост премьера в принципе возможен, но это потеря политических очков. Потерю возможно смягчить, внеся поправки в закон о правительстве, переподчинив силовиков премьеру – но тогда ощутимо пострадает президентская власть. Ситуация институционального тупика все равно воспроизводится.

На мой взгляд, разрешить ситуацию возможно, если сделать не один ход, а два. После 1 октября для Путина становится возможным любое место, кроме президентского. Это просто не должен быть пост премьера. Он может стать руководителем, генеральным секретарем партии, в которой будет объявлен «путинский призыв», курс на перемены. Таким образом он будет контролировать думское большинство – и будет контролировать пост премьера. С учетом особого положения, которое в рамках путинской системы занимают службы безопасности, он одновременно становится главой Совета безопасности – у президента эту функцию частично изымают. За ним остается функция оперативного контроля и руководства силовиками, но общее руководство закрепляется за Путиным. Тогда Путин в новом качестве не ущемляет полномочия президента, не наносит ущерба авторитету этого поста – но наиболее важные шаги они смогут сделать только совместно. Ни один, ни другой не сможет делать их самостоятельно. Своего рода «система двух ключей» – к силовому блоку. Контроль над силовиками важен всегда, особенно в рамках институционально слабой политической системы, уровень институционализации которой к тому же снижается в переходный период.

Силовики – мы видим, как они между собой дерутся, – нуждаются не только в контролере, но и в реформе: необходимо заново определить их место в политической системе. Вектором тут должна стать их профессионализация. Силовики – всего лишь временный заменитель дисциплинированных чиновников. Выполнение такой функции, кроме всего прочего, невозможно без ущерба для основных обязанностей.

Эта схема больше всего подходит для целей развития, она наименее уязвима. Путин не только сохраняет политическое влияние – как лидер, но лидер, не ответственный за оперативное управление. Он сможет и дальше выполнять одну из своих фундаментальных функций, то есть аккумулировать надежды граждан и ставить большие цели.