Владимир Семенов Какой бы моноцентричной страной ни была Россия, состоит она все же из регионов, и именно там, в регионах, – ее главные боли и надежды. Поэтому наш номер никак не мог обойтись без интервью со специалистом по региональным элитам Ростиславом Феликсовичем Туровским.
– Начнем с наиболее общих определений: что есть региональная элита?
– Региональная элита – это, как правило, очень узкая группа людей. По происхождению – продукт общественных трансформаций, которые имели место в России в начале 90-х годов и были связаны с масштабным переделом власти и собственности. В нее вошли и адаптировавшаяся к переменам советская номенклатура, и новый бизнес, и выходцы из силовых структур. Растет доля нового чиновничества, которое сформировалось уже в постсоветский период. Характер и состав региональной элиты – сложный и разношерстный: одна из главных ее особенностей – имманентная раздробленность. Региональная элита постоянно делится на враждующие группировки. Многие из них сложились еще в советские времена, и некоторые линии противостояний в регионах восходят даже не к 90-м, а к 80-м годам. Региональная ситуация весьма консервативна – консервативнее, чем на общефедеральном уровне, где ротации элит шли быстрее. Во многом это связано с пассивностью регионального сообщества. Процессы естественной ротации элит ускорились и стали заметными лишь в самые последние годы, и то не везде. Впрочем, и они не всегда радуют, поскольку местами идет слишком откровенная криминализация элиты.
Как правило, региональная политическая история – это затяжная история межклановых политических сражений. В них оттачивается политическое мастерство игроков, у которых часто меняются партийные и идеологические «этикетки». Но «этикетки» не главное: элита в регионах прагматична, серьезных идеологических барьеров между группировками нет. Зато клановость и фактор личных политических амбиций в политике российских регионов играет очень важную роль. Например, в регионе не одна сотня бизнесменов, и лишь крайне малая их часть начинает заниматься политикой, стремится к тому, чтобы занять властные должности. Объясняется это, как правило, именно личными амбициями. Те, у кого выше потребность в личностной самореализации, проявляют ее в политике или в экономике или (что бывает особенно интересно) и там, и там. Ведь постсоветские элиты еще не закрылись окончательно, еще есть шанс заскочить в вагон уходящего поезда.
– Почему элита так раздроблена? И если она так раздроблена, то откуда были разговоры о возможности сепаратизма?
– Никакого сепаратизма в России, по большому счету, не было. Был ситуативный политический торг между элитами тех регионов, которые имели этнические особенности или больше экономических претензий, и федеральным Центром. И обычно компромисс между интересами Центра и этих наиболее активных и амбициозных региональных элит находился. Единственный случай, когда поначалу компромисс не был найден, – Чечня. Для разрешения этой ситуации понадобилось более 10 лет.
А между собой элиты раздроблены, поскольку нет сплачивающих идей. Это общая характеристика российской политики. У нас изрядно затянулся переходный период, при котором политика свелась к довольно примитивной борьбе микро-групп за собственность, власть, статус. И власть понимается прежде всего как инструмент для перераспределения собственности в свою пользу. Эти группировки обычно персонифицированы – имеют лидеров, включают в свой состав их окружение. Сейчас им есть что терять. В 90-е годы было что делить, и до сих пор есть. Поэтому борьба между ними продолжается. Она необязательно носит публичный характер, но каждое политическое событие - смена власти, выборы или назначение – как правило, передел ресурсов. Просто в определенных регионах элита в большей степени консолидирована, что означает наличие мощного центра принятия решений, арбитра. Таким центром, по идее, должен быть губернатор, если у него получается, – и это зависит от его личностных характеристик, потому что возможности всегда есть: региональная власть в принципе моноцентрична. Таковы особенности институционального дизайна в регионах: глава исполнительной власти является ярко выраженным центром власти. По сравнению с ним любой мэр или законодательное собрание – вторичные и слабые.
– Но не является ли главной «интригой» региональной жизни борьба губернатора с мэром областного центра?
– Это характерная ситуация, но не общераспространенная. Априори практически везде наиболее влиятельная группа – губернаторская. Если губернатор «никакой» и не умеет работать с элитами – могут возникнуть альтернативные группы. Но если губернатор представляет собой худо-бедно опытного политика, то доминирует его группа. Как собака похожа на своего хозяина, так и ситуация в региональной элите похожа на своего губернатора. Если губернатор – консолидатор, то он учитывает интересы не только собственной клиентелы, но и позволяет другим клиентелам реализовать их цели – как правило, экономические. Если губернатор агрессивно тянет одеяло на себя, то в регионах автоматически возникает оппозиция среди обиженных, которые формируют что-то вроде контр-элиты, и она вступает с группой губернатора в борьбу. Тогда политическая ситуация становится более сложной и интересной. Во второй половине 90-х годов на роль таких контрэлит претендовали некоторые мэры крупных городов; сейчас практически все мэры задавлены. А новая интрига связана с появлением двух партий власти. «Единая Россия» в регионах – это, как правило, губернаторская партия. Поэтому контрэлиты часто уходят в «Справедливую Россию». То есть кремлевская игра в две партии власти позволила контрэлитам обрести партийную идентичность.
– Тут противоречие: «Единая Россия», связанная с губернаторами, задумывалась как правоцентристская партия. Контрэлиты со своей «Справедливой Россией» подписываются на более левую позицию политического спектра. Но как раз в крупных городах и живет правый электорат, там легче и разумнее проводить правую политику. То есть, по сути, политические силы как бы «перепутали маски».
– Такое противоречие есть. Но эти маски очень условны. Политики в регионах столько раз их меняли. Две партии еще ничего: были губернаторы, которые успели поменять четыре, а то и пять партий. Партийная система определяется сверху, и региональная среда адаптируется к изменяющимся условиям. Но Центр подчас даже не предполагает, насколько неожиданные последствия могут иметь на региональном уровне решения, принятые «наверху». И наиболее яркий показатель – «блуждание» политиков по разным партиям. Они могут перемещаться по всему политическому спектру – слева направо, справа налево, – потому что это для них вторично. Ведь политическая среда в регионах в значительной степени деидеологизирована. И региональная элита деидеологизирована. У нее есть свои политические ориентации, но они не связаны напрямую с той партийной системой, которая сегодня в России строится.
– А с чем они связаны?
– Обычно с вполне нормальными провинциальными представлениями о жизни и политике, которые существуют зачастую еще с советских времен. То есть региональная элита скорее левая, чем правая, и совершенно не либеральная. Как правило, это российские патриоты. Но партийная система у нас строится по иным принципам. И ожидать, что губернаторы на собственной идеологической основе создадут свою партию, сейчас, например, нельзя. В огромной России всегда была – и есть – проблема с хорошей политической организацией. В 90-е годы, когда каждый решал задачу собственного выживания, пространство резко атомизировалось. И собрать воедино региональные элиты на основе их собственных идей оказалось невозможным. Сейчас они, вне зависимости от конкретных политических симпатий, идут в партию «Единая Россия», демонстрируя таким образом лояльность Центру: это для них основная возможность лоббировать свои прагматические интересы на федеральном уровне, ведь лояльность Центру – главное условие политического выживания. Сохранение любой ценой властных статусов, возможности контролировать экономические ресурсы – по-прежнему их основная цель. Вокруг этого в регионах и идет основная борьба. Страх обвинений в коррупции, страх ответственности еще больше усиливает стремление группировок держаться за власть. И одновременно в нынешних условиях централизации и укрепления силовых структур это еще сильнее привязывает их к федеральному Центру, заставляет следовать в русле политики, которая Центром проводится. Ну а те, кому не хватило места в «Единой России», с легкостью пошли в «Справедливую Россию», не сильно задумываясь над тем, какая там идеология. Так же как не сильно задумывались над идеологией «Единой России».
– Но почему все-таки они так легко восприняли централизацию, вертикаль власти, потерю своих привилегий?
– Потеряно не так много привилегий: на региональном уровне многие остались фактически безальтернативными лидерами.
Региональные элиты попали в ловушку: в 90-е годы им было позволено делать практически все что угодно; когда стало понятно, что за это могут наказывать, они испугались и легко присягнули на верность новому президенту и всему, с чем он выступает. За это Центр позволил им определенную степень свободы, да и следить за каждым шагом региональных лидеров Центр не в состоянии. Действует принцип бюрократической иерархии, на котором элиты формировались с советских времен: послушание любому новому хозяину – это возможность сберечь собственную политическую автономию, сохранить свою сферу влияния. В том числе теневую, которая, как правило, присутствует и которую берегут больше всего.
А наш федерализм классическим федерализмом, то есть развитым региональным самоуправлением, не является. Нет и подлинного осознания того, что такое региональные интересы.
– Почему?
– Россия – страна парадоксальная: с одной стороны, уникально большая, с другой – удивительно однородная. Российское разнообразие – это миф. Причины однородности – многовековая централизация, унификация населения. Советский период с массовыми миграциями, в результате чего население перемешалось. Исчезла русская деревня, которая сохраняла региональную обособленность. Вместо нее появилось огромное количество одинаковых городов. Говорить, что существуют интересы Орловской области, принципиально отличающиеся от интересов Тамбовской области, нельзя. Так же как нельзя говорить, что орловская идентичность принципиально отличается от тамбовской. Эти идентичности существуют, иногда специально культивируются, но они слишком слабые, чтобы влиять на политику. Плюс работает эффект коммунальной квартиры: каждый из большого количества субъектов Федерации, похожих друг на друга, заинтересован в защите своих эгоистических интересов, а не в консолидации с другими регионами. Объединение регионов в борьбе за что бы то ни было в России всегда оказывалось совершенно неэффективным.
Россия – огромный архипелаг из огромного множества островов. На каждом из них – небольшие эгоистические группы элиты. Но людей из песни не выкинешь, пусть они политически пассивны. Поэтому даже в условиях отмены губернаторских выборов эти группы стараются лоббировать не только свои интересы, но и экономические проекты, которые могли бы способствовать развитию территории в целом. Так они балансируют между интересами Центра, которого слушаются, и интересами собственных регионов. И пытаются учитывать интересы других региональных групп, чтобы те не перешли в оппозицию и не «съели» их на следующем этапе.
– Право называться элитой принадлежит тому, кто вырабатывает новые идеи, ставит новые задачи. Это и Центру не слишком удается. Но региональные элиты, получается, элитами вообще являются только по форме.
– Все-таки еще раз подчеркну, что региональные элиты – искренние патриоты своего края. Им не хватает пассионарности, идеологических оснований и ресурсов для консолидации. А главный фактор, препятствующий их подлинной политической эмансипации и экономическим инновациям, – это недостаток образования, информации, организационных усилий. Слишком многое в России уходило и продолжает уходить в песок. Столичные элиты этим как раз и пользуются, устанавливая выгодные им порядки. И не ставя при этом на системном уровне задачу развития российских регионов. Ни социально-экономического, ни культурного. Россия такова, что даже возрождение провинции – это задача, которую реально можно решить только из Центра. А красивые мечты в регионах существуют. Очень много выходит буклетов с прекрасными фотографиями. Проекты и программы регионального развития в России обсуждаются сотнями. Но вот свести их воедино некому.
