Алексей Константинович Волин – один из самых успешных в стране специалистов в области PR. Многие годы он занимался продвижением образа России в мире, затем, работая в аппарате правительства, объяснял общественности текущую государственную политику. Поэтому так важно было поговорить именно с ним о проблемах имиджа нашей страны в современном мире.
– Поcле дефолта главный месседж, который нужно было распространять, заключался в том, что в России все не так плохо. Сейчас мы стали сильнее, но это наш имидж не улучшило. Раньше на Западе рисовался образ полунищего оборванца, сегодня – фигура бандита с большой дороги. В чем проблема перманентно испорченного имиджа?
– Ни со стороны России, ни со стороны Запада нет желания понять. И там, и там – застарелые комплексы и обиды. Каждая сторона на них концентрируется, с удовольствием определяет, как искажается ее образ, и смакует это с мазохистским удовольствием.
Складывается впечатление, что наиболее благоприятное восприятие (понимания не было никогда) было при социализме. Были западные интеллектуалы, которые усматривали в советской модели позитивные черты. Этих людей не устраивало то, как живет западное общество, и в противовес они обыгрывали коммунистическую идею. Что удивительно – чем более людоедским было советское общество, тем оно оказывалось им ближе. Сначала идеалом была эпоха Сталина, который буквально обаял тех редких западников, которые доезжали до Кремля. Уже в 60-е годы, по мере того как режим становился все более «вегетарианским», западные идеалы плавно перекочевали в Китай, затем в Латинскую Америку, на Кубу.
Наиболее прочные позиции у нас сохранились в странах третьего мира – правда, и они во многом утеряны. В нас разочаровались интеллектуалы, которым была близка советская коммунистическая модель. И искренние, и просто «халявщики», а искренних было много. Говорить о советском влиянии в Азии и Африке не только среди «халявщиков» нужно и можно. И количество выпускников советских вузов, которые там работали и работают не на последних должностях, показывает, что люди восприняли в России много позитивного. Но мы последовательно все последние годы разрушали свои «группы влияния» в мире – и разрушили. Если говорить про левых интеллектуалов и коммунистов – мы покончили с коммунизмом, и слава Богу. С нашими друзьями в Азии и Африке мы прекратили связи, сказали, что готовили их зря и они были дармоедами, а затем все «закрепили» всплеском расизма, национализма и ксенофобии внутри страны. Люди навряд ли поедут туда, где есть высокая вероятность получить железным прутом по голове. Тем более, что с российским дипломом надо что-то доказывать, хотя уровень знаний, особенно технических, в российских вузах выше.
Но все это не главное. Главное – окружающие не в состоянии понять, в чем заключается российская политика. Причем как внешняя, так и внутренняя. Самое модное направление современной мысли властей предержащих – это обличение того порядка вещей, который существовал в промежуток с 1992 по 2000 год. Критикуя себя, мы сами вооружаем наших оппонентов огромным фактическим и эмоциональным материалом. На протяжении 90-х годов были слабые усилия разуверить западную общественность в том, что Россия полностью бандитское, мафиозное, коррумпированное и унижающее граждан государство. А сейчас реально начались перемены к лучшему – стал расти жизненный уровень, уровень потребления в три раза превысил уровень потребления 98-го года, по основным продуктам питания и потребительской корзине мы превысили уровень Советского Союза. То есть появились моменты, которые можно вписать в общее направление жизни посткоммунистической России как доказывающие его позитивный характер. И тут мы отсекли 10 лет своей истории. Сказав, что все было неправильно, народ находился в забитом состоянии, режим был ужасен. Хотя все, что сегодня существует в России, выросло из того режима, который был с 1992 по 2000 год.
– Внутренняя пропаганда мощная...
– Но не забывайте, что наши телеканалы занимаются прославлением того, что происходит в стране и вокруг нее, четыре раза в день по 15 минут. В отличие от советской системы тотальной пропаганды, в Российской Федерации создана фрагментарная система очковтирательства в области пропагандистской деятельности. Население смотрит 15 минут новости, где говорится, как все хорошо и замечательно, а после этого идет криминальная хроника, специфические художественные фильмы. И картинка меняется на 180 градусов. На телевидении за пределами новостных программ можно протащить любую идею.
– Существует мнение, что оголтелая критика из-за рубежа есть примитивное желание «откусить» кусок нефтяного пирога.
– Добыть чужой кусок проще с помощью ласки, а не угроз. Еще с советских времен те, кто охотился за пирогом, не занимались критикой и правами человека. Разобраться надо прежде всего в самих себе. Во-первых, перестать каждые десять лет отрицать предшествующий период. Во-вторых, понимать, что современная модель мира – конкурентная, а конкурентоспособным является только открытое общество. Чем более общество регламентировано, тем меньше в нем борьбы идей, капиталов, компаний, людей, партий и движений. Нам надо перестать бояться самих себя, начать доверять собственному населению. У нас в значительной мере все построено на тотальном неверии как в собственные элиты, так и в собственное население.
– В последние два десятилетия на принципиальных голосованиях люди всегда выступали за движение вперед, а не назад, надо об этом помнить┘
– Да. Надо верить в население. Вот первый момент. Опять-таки это вопрос конкуренции. Когда население исключается из процесса принятия решений и власть перестает бояться его взбрыкиваний, она расслабляется и теряет конкурентоспособность. Второй момент. Мы обижаемся на Запад. Непонимание нас на Западе приводит к тому, что мы перестаем с ним общаться, – и непонимание еще более возрастает. Невозможно в современном обществе вести диалог только по линии глав государств. Я не говорю про российский МИД: диалог на уровне российской дипломатии – это смешно. Это люди, которые в лучшем случае в состоянии зачитать ноту. А понимание может настать только при наращивании контактов. Поэтому не нужно обижаться, а нужно разъяснять. Нужно работать. На медийном уровне, на уровне бизнеса, политиков, общественных организаций, простых людей. При этом надо понимать, что у Запада в отношении России большие фобии. Более того. В значительной части современных европейских государств строится и реализуется абсолютно социалистическая модель. Экономики, поведения, восприятия окружающего мира. Со всеми чертами, которые у нас были в 60-е – 70-е годы. И строителям этой модели мы неприятны как страна, в которой куда более свободный рынок и существуют куда большие возможности для зарабатывания денег. Страна, которая значительно превосходит Европу, в том числе и по уровню сервиса. Деньги в России можно зарабатывать быстрее и больше, чем в Европе. Здесь магазины работают 24 часа в сутки...
– В Германии это тоже разрешили.
– Не очень-то много я видел в Германии магазинов, которые работают 24 часа в сутки. Рестораны в России, в отличие от Парижа, не закрываются на послеобеденный перерыв. Количество их не меньше, чем в Лондоне, а официанты не хамят, в отличие от тех же французских.
– Есть еще большая Россия, в которой много настоящего феодализма.
– Он размывается. Кто сейчас больше похож на страну эпохи романтического капитализма? С идеями свободного предпринимательства, индивидуализма? Мы. И чье население в этой ситуации более конкурентоспособно?
– Кто-нибудь на Западе это понимает?
– Те, кто на Западе это понимает, больше всего нас и не любят. Здесь реализуется то, что они утратили. Плюс банальная зависть. В России сейчас много денег. Пусть это нефтяные деньги. Но западному обывателю не все ли равно, нефтяные или хайтековские деньги тратит русский бизнесмен, гуляя в Куршевеле?
– Что все-таки надо делать?
– Во-первых, нужно осознать, где наши интересы. И научиться нормально о них заявлять. Во-вторых, надо быть более последовательными. Мы никак не можем сказать, где и чего мы хотим. Если мы хотим выступать в качестве энергетического партнера Европы, то необходимо предупреждать партнера о наших действиях в энергетической сфере. По крайней мере провести предварительные консультации. У них так принято. Далее. У нас возникают, в том числе, и справедливые обиды, потому что в ситуации, когда Белоруссия воровала европейскую нефть, мы рассчитывали, что Европа встанет на нашу сторону – учитывая отношение Европы к Лукашенко. А Европа умудрилась не поддержать Лукашенко, но при этом «наехать» на нас. Это класс дипломатии. Поэтому надо учиться дипломатии. Вообще в наших действиях не хватает профессионализма – опять-таки в силу отсутствия конкуренции.
Главная наша задача на 2007 год – зафиксировать неизменность системы. А для этого нужно признать, что система правильна и легитимна с 1992 года.
– Кто это должен сделать? Какая-то институция должна быть?
– На 2008 год вырисовывается ситуация, в которой практически не остается легитимного исполнителя этой роли. Тот же самый период Бориса Николаевича Ельцина проходил через определенное количество референдумов и выборов. И через кризисы, выход из которых давал новую легитимность. И выходили из кризисов за счет того, что понимали: власть легитимна. А в ситуации, когда губернаторы не избираются, парламент избирается непонятно как, верхняя палата вообще назначается – институт, который может говорить, это только институт президента. А в 2008 году президент уходит. На одних весах будет легитимность президента как института, избранного обществом, а на других – легитимность Путина как высшего общественного авторитета. Возникает новый плюрализм, который создает конкуренцию. Если Путин оставит страну преемнику, опирающемуся на единую властную вертикаль, тот рано или поздно сможет его полностью заменить. В этой ситуации возможность для Путина – это создание конкуренции на всех уровнях. Отсюда – «Единая Россия» и «Справедливая Россия» в парламенте, два кандидата в преемники. Возможна ситуация, про которую сейчас очень любят говорить политологи: президент, который традиционно силен опорой на силовиков, не пользуется их поддержкой, потому что вышел не из их сферы, а премьер, который традиционно силен опорой на макроэкономический блок, не опирается на экономическую составляющую┘ 2008 год с точки зрения конкуренции очень многое закладывает. Этим надо пользоваться.
У слабого государства – как у маленькой фирмы. Есть пресс-секретарь, доносящий до других текущую информацию. Но когда фирма разрастается, то есть, по нашей аналогии, государство становится мощным, должен появиться пиар-отдел, который всю эту информацию должен интеллектуально интегрировать, связать, организовать медиапланирование и реализовывать выработанную политику. Этого нам не хватает. И кроме того – у нас нет языка, на котором мы можем говорить о своих проблемах, стремлениях и идеалах. Но главная проблема – внутри нашей «фирмы» нету веры сотрудников в то, что это хорошая «фирма». Пока мы сами не поверим в свою правильность, легитимность и успешность, мы в этом не сможем убедить других. Невозможно рекламировать в качестве хорошего стирального порошка белую субстанцию, которая не стирает. То есть можно – до первой стирки.