Патриотизм теперь можно только выбирать. И отвечать за выбор.
Владимир Любаров. Вчерашние новости. Опубл.: Искусство России. «Сканрус», 2006
Слово «патриотизм» связывает воедино три понятия – государство, страна, народ.
В иные времена понятия эти были разведены. Народы жили в разных государствах, государства объединяли разные народы, страны не были так центрированы государством... Именно теперь стало привычным мыслить государство, страну и народ как нечто единое.
Известен, однако, острый опыт: «Если меня спросят, с кем бы я хотел остаться – с истиной или с Христом...» Иногда имеет смысл разделять даже неразделимые категории. Хотя бы для понимания того, что в категориях этих самое важное. Тем более что они и сами расслаиваются. Не каждый государственник – националист, не каждый националист – государственник┘ Может быть, расслоения не случится, если прибегнуть к словам «Родина» и «Отечество»? Нет – многие люди, приехавшие в США лет 5–10 назад, становятся настоящими патриотами этой страны.
Все мы родом из...
═
Патриотизм стал предметом свободного выбора. Это уже не врожденное чувство. Прежде патриотизм можно было уподобить морали. При нарушении морали – голос совести. При отъезде – муки ностальгии... Однако все больше людей не испытывают ностальгии; возможно, впрочем, что многие не испытывают и мук совести – но с этим пока не все ясно.
Человек может выбрать себе страну. Может участвовать в выборах правительства, которое стоит во главе государства, и может – до некоторой степени – выбирать народ, к которому он относится. Значит ли это, что категория патриотизма устарела и утратила монолитность? Нет, просто патриотизм стал более осознанным и взрослым чувством. То, что раньше давалось «с молоком матери» и «звуками родной речи», теперь подлежит свободному выбору.
Конечно, до свободы дорастают не все – оттого и путаница. В ком-то при звуках слова «патриотизм» ревет древний голос крови, кому-то дороги победы оружия предков и страх, наводимый на врагов. А иные выбирают в качестве предмета патриотизма, например, немецкую музыку. И число этих «предметов» неудержимо растет. Возникают совсем странные формы патриотизма – братства компьютерных игр, литературных произведений, новых религий... Когда позволительно выбирать – никто не может ограничить пространство выбора. Если человек решил считать себя эльфом или гоблином и выбирает не страну, а культурный пласт – значит, его выбор таков.
Кто-то, впрочем, ничего пока не выбирает. Некоторые выбирают наспех и вслепую. Многие колеблются в выборе и до сих пор воздерживаются от ответа... Взрослые чувства простыми быть не могут. Ясно одно – больше нет возможности быть патриотом по стечению внешних обстоятельств. Можно только выбрать. И отвечать за свой выбор. И за отказ от выбора, кстати, тоже.
Уже есть двойное гражданство. Разумеется, вслед за двойным гражданством возникает двойной и вообще многоякий патриотизм. Человек, например, живет 20 лет в США. Он настоящий патриот этой страны – а еще он патриот своей «малой родины», и ничуть не в меньшей степени, чем его одноклассник, так и оставшийся в Салехарде. Малая родина может быть у человека не одна, и «большая» – тоже. Люди и здесь выбирают и не выбирают патриотизм – ту территорию, которой они будут верны, и тот язык, преданность которому сохранят.
Споры о вкусах
И вот на небольшой площадке сталкиваются, например, истый государственник, коммунист, мусульманин – с ярым противником Православной Церкви, старообрядцем, сторонником преобразования России в федеративную общность государств. Или – преданный поклонник американской политики, не собирающийся никуда уезжать, – с противником христианства, язычником или даже зороастритом. Все – патриоты. Разумеется, тут не то что встает вопрос о патриотизме – тут стоит сплошной ор: «Ты не настоящий патриот!» Но в том-то и дело, что единственно настоящих больше нет.
В итоге выходит, что патриотов мало. Не потому что мало, а потому что не всех пускают. Один патриот не согласен признавать патриотом другого – ну как можно пустить в патриоты этого коммуняку-интернационалиста?.. А этот, либерал, не говоря худого слова?.. А этот вообще... Может педераст быть патриотом? Ну что за вопрос, безумие просто. За такое сразу...
Получается, чем больше патриотов – тем их кажется меньше. Очень неприятная мысль┘ И ведь большинство граждан России действительно убеждено в том, что патриотов у нас скоро совсем не останется.
Охота за патриотами
Тут вмешивается государство. Государство живет возможностью мобилизации подданных (граждан). Для этого государству необходим гражданский патриотизм. Может государство подданных призвать в армию – значит, живо, не может – извините. Ну и во многих других ситуациях, вполне мирных, патриотизм – очень важное качество. Надо всех на выборы? Все придут. Надо дать отпор проискам? Будет отпор.
Вот воспитание в гражданах патриотизма, этого сугубо личного и деликатного чувства, и становится государственной задачей. Прежние «патриотические предметы» становятся активнейшими игроками на широком поле выбора.
Для тех, кто не в состоянии сделать его, этот выбор, по собственной совести и собственному разумению, существуют отлаженные методы охоты за преданностью. От повесток и судов – до кампаний в медиа.
Государству, конечно, лучше бы живой, настоящий, неказенный патриотизм... Или не лучше?.. Оно, в общем, съест любой – потому что очень надо.
Вслед торопятся другие игроки. Требуют нерассуждающей преданности, вовлеченности, чувства локтя – за что обещают: «Ты будешь своим!» Неразбериха от этого только усиливается. Каким «своим»? Как можно равнять патриота, который таков только в силу требования религии покорствовать государству, – и убежденного государственника?..
(Вот ведь еще беда – и государственники меж собой о форме этого государства договориться не могут, а люди религиозные пока не определились, какая религия в смысле патриотизма более правильная. Тут такие слова говорятся, что некоторые вон в эльфы подались.)
Что мы выбираем
═
У преданных – не без предательства. Раз можно выбрать – значит, будут перемены мнения, столкновения одного долга с другим, одной любви с другой. А как же иначе.
Выбор не предопределен. Критерии его определяются сейчас. Каковы же все-таки эти критерии? Тут можно сказать одно: патриотизм относится к числу человеческих чувств. То есть быть человеком – первее, чем быть патриотом. Значит, есть какой-никакой критерий: если что-то в данном виде патриотизма не способствует росту человека, значит, это патриотизм неправильный.
Или иначе: качество патриотизма определяется тем, что он может дать людям. На «рынке патриотов» один выкладывает на стол православную веру, другой – Серебряный век русской культуры, третий – гоблинские переводы, а четвертый – права человека... Мы выбираем то, что нужно нам самим.