Песочные часы

Россия переживает период демографического сжатия.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)

Первые признаки неблагополучной демографической ситуации в России обозначились более 40 лет назад. Широким общественным мнением это неблагополучие было осознано с большим опозданием. Но сейчас его уже никто не ставит под сомнение. Все споры по этому вопросу касаются только будущего.

Как будет развиваться нынешняя российская демографическая ситуация? В какой степени можно на нее повлиять, а в какой следует к ней приспособиться? Нельзя ли добиться большего, сумев превратить то, что кажется сегодня недостатками развития, в его преимущества? Как общество должно действовать в экстремальных демографических условиях? Вот те вопросы, которые занимают сегодня и исследователей, и журналистов, и политиков.

Можно ли повысить рождаемость

В середине 1960-х годов Россия оказалась одной из первых стран, где рождаемость опустилась ниже уровня простого воспроизводства населения (то есть 2,1–2,2). Сейчас мы приблизительно в середине общего ряда европейских стран, с которыми нас объединяют такие ключевые для демографического поведения факторы, как степень урбанизации и образ жизни в городах, уровень образования и положение женщины, требования, предъявляемые к подрастающим поколениям, ощущение родителями ответственности за будущее детей и т.п.

Во всех этих странах существует озабоченность низкой рождаемостью и стремление добиться ее повышения с помощью мер государственной демографической политики.

Введение этих мер обычно вызывает конъюнктурную реакцию и тем самым влияет на текущие показатели рождаемости нескольких календарных лет. Однако, как правило, на итоговой рождаемости реальных поколений достигнутый результат отражается мало. Игра же с «календарем» рождаемости иногда может быть и опасной из-за провоцируемых ею демографических волн.

Так, многие считают успешной советскую пронаталистскую кампанию 1980-х годов, в результате которой среднее число рождений на 1 женщину повысилось с 1,89 в 1980-м до 2,22 в 1987 году. Женщины 1960 года рождения поспешили воспользоваться предоставленными льготами и к 30-летнему возрасту родили в среднем 1,6 ребенка, тогда как женщины 1955 года рождения к 30 годам родили 1,49 ребенка. Но к 50-летнему возрасту соотношение изменилось, в конечном счете каждое более молодое поколение родило меньше детей. Дезорганизация календаря рождений в значительной мере подготовила падение показателей рождаемости в последующие годы.

Не лучше обстоит дело и с попытками повлиять на рождаемость с помощью ограничений и запретов. Так, в последнее время среди причин низкой российской рождаемости часто называют большое число абортов. Соответственно возможность повысить рождаемость связывается с их запрещением. Между тем прямой связи здесь нет. В Германии или Испании число абортов на 1000 женщин детородного возраста в 7–8 раз меньше, чем в России, а рождаемость – такая же.

Можно ли снизить смертность?

Смертность в России чрезвычайно высока, из-за этого страна несет огромные демографические и сопряженные с ними экономические и социальные потери. Снижение смертности объективно становится одной из первостепенных задач развития России в ближайшие десятилетия. Теоретически задача эта вполне разрешима. Если добиться повышения рождаемости до желаемого уровня не удалось ни в одной стране, то мировой опыт в отношении снижения смертности вдохновляет.

Однако вот уже более четырех десятилетий Россия почти не участвует в общемировом снижении смертности, и пока нет никаких признаков изменения этой тенденции в благоприятную сторону.

Сейчас предпринимаются усилия для укрепления российской системы здравоохранения и появляются надежды на отдачу этих усилий – в виде снижения смертности в том числе. Однако причины высокой смертности в России весьма глубоки и не сводятся к недостаткам системы здравоохранения, но связаны с общими особенностями развития страны в советский и постсоветский период.

В частности, главным, может быть, препятствием служила и служит социальная структура российского общества. У нас есть слои, аналогичные европейскому среднему классу – а это главный носитель стереотипов поведения, благоприятствующих сохранению здоровья и продлению жизни. Эти слои и отличаются лучшими показателями в данной области. Однако в России они не столь многочисленны, как на Западе, и их поведение не стало образцом для большинства, которое в повседневной жизни лишь отчасти ориентируется на современные общекультурные, гигиенические и т.п. стандарты.

Все это не только объясняет крайне низкую ожидаемую продолжительность жизни россиян (65,3 года в 2004 году, тогда как в США – 77,1, во Франции – 79,3, в Японии – 80,9), но и серьезно ограничивает оптимизм в отношении эволюции смертности в России.

Какую роль может играть иммиграция?

Сценарии иммиграции, в отличие от сценариев рождаемости и смертности, могут не задаваться заранее, но быть производными от последних – как и от целей, поставленных в отношении численности населения страны. Если такие цели поставлены, можно говорить о целевом прогнозе, если нет – об экстраполяционном.

Как известно, начиная с 1992 года население России сокращается. Все прогнозы говорят о том, что в ближайшие десятилетия нельзя ожидать не только дальнейшего демографического роста, но и прекращения убыли населения. В лучшем случае ее удастся несколько замедлить.

Но компенсировать эту убыль с тем, чтобы обеспечить рост числа жителей России или хотя бы избежать его сокращения, может иммиграция. Если изменения рождаемости и смертности будут благоприятными, потребность в компенсирующей иммиграции будет меньшей. Если же нынешние неблагоприятные тенденции сохранятся или ухудшатся, потребность в иммиграции возрастет. Для того, чтобы оценить эту потребность, и нужны целевые прогнозы.

Как видно из таблицы, даже оптимистические прогнозы предполагают сокращение численности населения России и к 2025, и к 2050 годам. Поскольку развитие редко идет по самому оптимистическому сценарию, сокращение населения будет, скорее всего, значительно большим, чем можно рассчитывать, исходя из верхних значений «вилок». Исключение составляет прогноз Росстата. Его верхний вариант близок по смыслу к целевому прогнозу, предусматривающему полную компенсацию естественной убыли миграционным приростом, тогда как все остальные представленные в таблице прогнозы – экстраполяционные.

Прогнозные расчеты показали: если исключить по 20% самых худших и самых лучших комбинаций рождаемости и смертности как менее вероятных, то, в зависимости от того, какие из оставшихся сценариев реализуются, для стабилизации численности населения России ежегодный миграционный прирост в 2000–2025 годах должен будет составить от 615 до 1170 тысяч, а в 2025–2050 годах – от 780 до 1730 тысяч человек.

Развитие по стабилизационному варианту по многим соображениям предпочтительнее, чем по экстраполяционному. Но и стабилизационный путь далеко не идеален. При тех масштабах миграционного прироста, которые он предполагает, уже к середине века доля мигрантов и их потомков в населении России может составить от 25 до 44%, а если подобные тенденции сохранятся, во второй половине XXI века количество мигрантов и их потомков может превысить половину, а в предельном случае и три четверти населения России. Интегрировать такое количество мигрантов в принимающий социум далеко не просто.

Впрочем, пока экономические и политические обстоятельства таковы, что прием столь значительных масс иммигрантов представляется маловероятным. Сокращение же населения России абсолютно реально, и оно набирает силу. С этим необходимо считаться и принимать меры для того, чтобы избежать катастрофы.

Минимальные и максимальные значения численности населения России в 2025 и 2050 гг. согласно некоторым прогнозам

═

Прямая связь между уровнем рождаемости и ВВП отсутствует. Коэффициент суммарной рождаемости и ВВП на душу населения с учетом паритета покупательной способности в 2005 г.
Статистика ООН и Всемирного банка

Ожидаемая продолжительность жизни в России, Европейском союзе, США и Японии, 1964–2004.
Источники: Recent Demographic Development in Europe, 2004; Council of Europe, 2005; Country Data CD-Rom); Statistical Abstract of the United States, 2004–2005; Japan Statistical Yearbook, 2004.

═