"Норма": воссоздаем прошлое, подразумевая настоящее

«Омоновец» с видеокамерой: лицо Евгения Стычкина проецируется на занавес. Фото РИА Новости

На всю Москву прогремела премьера «Нормы» в постановке режиссера Максима Диденко по мотивам одноименного романа Владимира Сорокина. «Норма» – cовместный проект Театра на Малой Бронной и Мастерской Брусникина, а также первый выпущенный спектакль при новом худруке театра Константине Богомолове.

«Этот спектакль о том, что такое норма сегодня, – говорит Диденко. – Нет такой нормы, которая была бы общей. Я предпочитаю не замыкать сознание зрителя в какой‑то ясный нарратив, потому что создаю такое поле, в котором зритель соучаствует, создавая собственные смыслы: в чем мы живем, насколько пробуждены, насколько видим, что происходит с нами и нашим обществом. Само пространство Дворца на Яузе, где играется «Норма», и его окружение здорово попадают в контекст произведения. Памятник советского монументализма, внутри которого спектакль смотрится очень органично». 

Подготовиться к этой постановке зрителю не удастся, даже если он проштудирует роман и будет помнить его наизусть. Владимир Сорокин говорит о будущем, а режиссер и драматург (Валерий Печейкин) воссоздают прошлое, подразумевая настоящее. Как и у Сорокина, в постановке Диденко не наблюдается единого сквозного сюжета или героя, который объединил бы действо в органическое целое. На сцене – бессвязные вспышки кошмарной реальности, ставшей нормой для существующих в ней людей: обтянутой в латекс женщины‑кошки, полицейских в противогазах, граждан, поедающих свою «норму» спрессованного дерьма.

Премьерный спектакль, однако, начался не на сцене – на улице публику встречали православные активисты с красным знаменем и плакатом «На сложную режиссуру Богомолова и Диденко слетается вся элита: мухи не ошибаются»; ну очень элегантный для активистов слог. Ох, недаром Богомолов обратился с призывом к залу не пугаться провокаций – как в воду глядел: во время действия кое‑кто из публики будет бузить, мол, за что деньги плочены, а в антракте даже подступит к нему с криками «Позор! ». (Если, конечно, то была публика, а не «подсадные» – что не сделаешь ради хайпа… ) Соцсети уж который день решают вопрос, театральное «Норма» событие или скандально‑светское. А если 50 на 50?

… На фоне сценического бархатного занавеса появляются герои и их видеопроекции – кагэбэшники и автор рукописи «Норма» Борис Гусев (Василий Михайлов), а для начала его вытаскивают из второго ряда и обыскивают: так разворачивается сюжет пролога, в котором изымается рукопись. Появляется звук работающей видеокамеры, свет направлен на задержанного; зал наблюдает за лицом беспомощного очкарика Гусева, прибитого к полу во время допроса. Этот прием – ведения оперативной съемки – сразу, без постепенного перехода, заставляет сконцентрироваться на происходящем на сцене.

Гул нарастает, вступают аккорды, проигрыши фортепиано, резкие оркестровые отбивки. На сцену выходит пионер, цвет его формы серый, но не с ожидаемо красными вставками, а с кислотно‑желтыми (художник Галя Солодовникова). Занавес наконец открывается, и пионер начинает петь звонко и пронзительно, словно соревнуясь с музыкой (композитор Алексей Ретинский), он то делает паузы, то продолжительно тянет ноты. Позади открывается пространство: светлые декорации с кубами, на которых лежат корчащиеся люди в белых смирительных одеждах, а посередине огромная труба, перетекающая в глянцевую черную поверхность дорожки. Труба‑воронка, в которой исчезают актеры…

Разговор на сцене ведется то между двумя друзьями, которые живут в разных городах и их нормы отличаются друг от друга, то между подругами, которые добавляют «норму» в пирог, чтобы отбить запах и вкус, однако живая речь героев не совпадает с картинкой, словно существуя с ней в параллельных реальностях. Движения актеров становятся то плавными, как в замедленной съемке, а то вдруг резкими, конвульсивными, впрочем, как и музыка. На первом плане – пионер с книгой «Норма» в руках под мотив «Танца маленьких утят», архипопулярном в советское время, запевает, и его песню подхватывают все остальные: «Сегодня каждый пролетарий трудиться хочет добровольно на благо солнечной страны».

Спектакль «Норма» – синтез музыкального, танцевального, перформативного и диджитального искусств. Во втором акте несомненной удачей стала актерская работа невероятно пластичного Евгения Стычкина, который играет простого человека из деревни, живущего на даче столичного ученого. Процесс человеческой деградации показан им невероятно наглядно всего‑то при помощи прочтения писем вслух. От связных, вежливых посланий герой постепенно переходит к бессмысленному, бредовому изложению, почти джойсовскому потоку сознания. После чего Стычкин появляется на сцене в сопровождении омоновца с видеокамерой, – со вполне внятным монологом о советском времени, неделимой нации и истории дворца культуры: «Вы присутствуете на модной премьере. Хотя бы один мотив запомнили? А тогда были песни, которые мы запоминали сердцем, и я хочу доказать, что вы их и сейчас помните». На занавесе появились слова «Снова замерло все до рассвета...», и все действительно запели!

… После спектакля кто‑то из журналистов записывал на камеру свои эмоции от общения с худруком театра: «А я его спросил: «Как вы можете это ставить? Это позор!» А он мне, знаете, сказал, что ему все равно». Шел проливной дождь и каждый уносил с собой свою норму.