Председатель жюри Павел Лунгин открыл третий Московский еврейский кинофестиваль. Фото с сайта www.mjff.ru
С 12 до 20 июня в Москве проходит III Московский еврейский кинофестиваль (МЕКФ), в рамках которого будет показано 50 фильмов и проведено более 20 образовательных мероприятий с участием режиссеров, литературоведов и историков. Все это идет на четырех площадках: в кинотеатре «Октябрь», Центре документального кино, кинозале ГУМа и Еврейском музее и центре толерантности.
В конкурсной программе художественных фильмов представлены такие ленты, как польско-израильский «Демон», сочетающий в себе каббалистическую мифологию и современный хоррор; франко-бельгийская комедия «Евреи» с Шарлоттой Генсбур; австрийская драма «Стефан Цвейг: Прощание с Европой»; испанский триллер «Грязные волки». В документальном блоке – израильский фильм о жизни и творчестве одного из самых ярких хореографов нашего времени Охада Нахарина «Мистер Гага»; американская лента «В поисках израильской кухни» о шеф-поварах, относящих себя к израильской гастрономической традиции; фильм английско-израильского производства «Кто теперь меня полюбит?» о молодом еврее-гомосексуалисте из религиозной семьи. Организаторы отдельно подчеркивают, что фестиваль этот – не израильского, а еврейского кино.
Фильмом открытия в «Октябре» стал немецкий «Вчерашний расцвет» («Die Blumen von gestern») Криса Крауса. Перед показом председатель жюри Павел Лунгин заявил со сцены, что каждое кино – немножко еврейское, ведь именно евреи из Одессы, Харькова, Варшавы поехали в Голливуд и создали крупнейшие кинокомпании: «Евреи, загнанные этим миром, подарили миру мечту». По его словам, сейчас в Израиле – расцвет кинематографа, там снимают интересные фильмы, завоевывающие все большее уважение в мире.
С напутственным добрым словом выступили также президент Федерации еврейских общин России Александр Борода, посол Израиля в России Гарри Корен и режиссер Александр Митта, кто-то из них даже рассказал анекдот: «Почему евреям все так тяжело дается?» – «Зато все». «Давайте вместе радоваться тому, что евреи придумали кино и что кино пришло к нам, в Москву», – подытожил генеральный продюсер МЕКФ Егор Одинцов, добавив: «Спасибо нашему алкогольному спонсору, надеюсь, не будет газетных заголовков: «В День России евреи наливали бесплатно» (видимо, подразумевая шампанское в фойе). Еще он пояснил, почему не видно исполнителя главной роли Ларса Айдингера (это он, кстати, сыграл Николая II в фильме Алексея Учителя «Матильда»), который должен был представить российскую премьеру «Вчерашнего расцвета». Из-за чехарды с наличием действующей визы в просроченном паспорте и отсутствием таковой в непросроченном его не пустили в самолет; когда проблема была решена, мест уже не было. В итоге Айдингера отправили по фанатской брони («Он еще не знает, что он фанат футбольной команды Чили»), и к концу просмотра он таки появится в «Октябре».
Это веселое начало продолжилось тем, что в первые 10 минут показа «хулиганили» титры – первая строчка, как и положено, шла по низу экрана, а вторая скрывалась где-то на сцене, по поводу чего вежливый еврейский зритель принялся не топать и свистеть, а дружно хлопать. Ситуацию исправили, и зрителям пришлось еще раз посмотреть картину с начала, уже с титрами на своем месте.
Наверное, то были некие звоночки, потому что фильм открытия поразил всех до такой степени, что родители в определенные моменты закрывали детям глаза, а все прочие гадали о жанре – что это, черная комедия с элементами абсурда? А вроде обозначено в программе как драмеди…
Казалось бы, что тут такого – главный герой фильма, немец-историк, занимается изучением Холокоста и готовится к участию в тематическом конгрессе. Видимо, авторы посчитали, что нужно поярче расцветить эту скучную историю, и чего в нее только не напихали: секс, драки, попытка самоубийства, неадекватность персонажей… И посреди этого сумбура вдруг – красный лепесток розы, фланирующий по черному экрану под песню Карлы Бруни Quelqu'un m'a dit.
Начинается фильм тем, что герой, явный неврастеник, в ходе обычного трепа набрасывается на коллегу и ломает ему челюсть, продолжается приездом некой французской практикантки (и любовницы избитого – когда успели, остается за скобками. Ее сыграла актриса Адель Энель), особы неуравновешенной и вздорной, которая для начала на полном ходу выбрасывает из машины живого мопса, а ближе к концу картины выливает себе на голову банку красной краски. Она отказывается ездить в гелендвагенах, потому что ее бабушка погибла в передвижной газовой камере, и настырно вешается на шею главному герою, потому что прочла его книгу. Тот поначалу с трудом ее выносит и отговаривается импотенцией, но она железной дланью все-таки склоняет его к греху.
У героя своя история: воспитание в нацистской семье, прозрение в 17 лет и с тех пор – разоблачения, в том числе собственного деда, и писание книг на тему Холокоста. Оригинальное название фильма «Die Blumen von gestern» обыгрывает фамилию главного героя – Блюмен – и намекает на прошлое. И действительно, выясняется, что ее пострадавшая бабушка и его фашист-дедушка сидели на одной скамье в рижской гимназии. Буйство экстравагантности продолжается – после ночи любви она заявляет ему, что забеременела девочкой, а на следующий день – что выходит замуж за предыдущего любовника. Финал пять лет спустя: герои встречаются в парфюмерном магазине, он – с удочеренной девочкой из Африки, она – со своей белокурой малышкой. Он рассказывает, что поменял направление – занимается геноцидом индейцев, она – что поменяла ориентацию и живет с женщиной-индианкой.
Вот это и называется немецким юмором?.. А идея фильма была – в формате комедии показать, как предположительно могут общаться потомки тех и других? Отталкиваясь от секса как основополагающей проблемы бытия для всех персонажей этого фильма? Получается, героиня изначально ехала на практику не для того, чтобы готовить конгресс, а чтобы зачать ребенка, совместившего в себе гены убийцы и жертвы?
Встроенность темы Холокоста в подобный жанр, наверное, допустима, хотя и спорна. Но, сказать по чести, Лилиане Кавани в «Ночном портье» тема далась несравнимо лучше, правда, речь там шла не о потомках, а об участниках событий годы спустя.
Ларс Айдингер и в самом деле по окончании картины материализовался на сцене и был готов отвечать на вопросы зрителей, но поскольку время приближалось к полуночи, с ним остались самые стойкие.