Елена Семенова
Живописное творчество Мэнсона на стенах «Винзавода» смотрится органично.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Не стоит думать, что только в сказках встречаются страшные чудовища с нежной душой, в которых в итоге влюбляются красавицы. Сказки – проекция жизни. Только в нашем случае чудовище наколдовало само себя. В 1989 году в Америке «почил» журналист Брайан Хью Уорнер. Вместо него на свет появился рок-певец – невероятное существо без возраста и пола по имени Мэрилин Мэнсон. Его глаза – один зеленый, другой мертвый и пустой – наводили ужас на благовоспитанную публику.
Имя стало синтезом хрупкой красоты и жестокости – легендарной Мэрилин Монро и серийного убийцы Чарльза Мэнсона. Имидж певца за время существования сильно менялся, а тексты всегда изобиловали кровью, жестокостью и насилием.
Но тайну каждого чудовища рано или поздно раскрывают, и оказывается, что под маской льва скрывался агнец. Музыкант уверяет, что его альтер эго плотно слилось с личностью, в то время как общавшиеся с ним люди уверяют, что он интравертен и раним.
С новым альбомом Eat Me. Drink Me 37-летний Мэрилин Мэнсон впервые привез в Россию выставку своих акварелей под названием «Цветы зла». Рисует он давно – 10 лет или более, профессионально нигде не учился. 12 ноября небольшой зал галереи Марата Гельмана был набит битком. Из известных персон арт-тусовки присутствовали искусствоведы Иосиф Бакштейн и Екатерина Деготь. Мэнсон не ожидал и побаивался такого количества народа. Скандальный певец сторонится шумного общества. Тем не менее, когда воодушевленная толпа вдруг стала скандировать: «Мэнсон! Мэнсон!», музыкант держался молодцом, отвечал на вопросы и раздавал автографы.
Художество Мэнсона, являясь как бы визуализацией его музыкального стиля, эксплуатирует все те же темы жестокости, разрушения и дисгармонии. Так, когда возникает застой в музыке, он прибегает к изобразительным средствам. Он считает свои картины даже не совсем живописью, а отражением личности. Возможно, секрет спокойствия Мэнсона как раз в том, что он в звуках и красках извергает из себя свой ад. Вглядываясь в мрачную багрово-сине-красную гамму цветов, в сюрреалистические лики, искушенный зритель вдруг ощущает завершенность, тайную гармонию образов. В каждом из них – емкое настроение. Это и облик желтого полускелета с багровым пламенем вокруг головы с подписью «Каждый день мучительно просыпаться», и «Автопортрет», напоминающий расплывчатого зомби, будто вырезанного из полуистлевшей бумаги. У «Смерти, пожинающей плоды своего труда» – желтые лапы, окровавленный рот и пустой равнодушный взгляд. На акварели «Обучабельные» наивный ребенок, на лице которого – разноцветный отблеск его беззаботного детства. В руке – пистолет. Излюбленный образ Мэнсона – юная жертва маньяка Элизабет Шорт. Раны на ее теле алы, как розы. Вокруг – фиолетово-голубой нимб несбывшегося будущего: «Элизабет Шорт: Ты уверена, что тебе так удобно?» Это не вызывает отвращения, ибо в эстетике Мэнсона смерть всегда соседствует с красотой, а образ облечен в мысль, как в мантию.
