Один друг объяснил мне, что научна только та теория, которая осознает границы своего применения. «Всегда права» лишь идеология, мифология, религия, но не наука. Это «критерий Поппера».
Еще он сказал, что подлинно научная картина всегда сменяется новой. За Птолемеем идет Коперник, за Ньютоном – Эйнштейн. Иначе нельзя.
Поэтому нельзя научно доказать Бога, душу, предмет веры. Если медицина установит бессмертие души, то поколение спустя она обнаружит перевоплощение. Сегодня откроют, что Бог – Иисус Христос, а завтра новое направление в химии докажет, что это Будда.
Кругом сенсации. Биологи открыли, что молитвы влияют на молекулы воды. Как влияют – пока непонятно. Идут исследования, прошел симпозиум с участием батюшки, муллы и раввина.
Физики открыли, что слова имеют цвет. И жарко спорят, какого цвета то или иное слово. Математики разработали новую хронологию, по которой не было семнадцатого века – за шестнадцатым шел сразу восемнадцатый┘
По идее достаточно среднего образования и чувства юмора, чтобы фильтровать этот бред. Но современные незнайки и митрофанушки ведутся на него, и ясно почему. Как выразился академик Зализняк, раздуваемые дилетантами сенсации освобождают их «от ощущения собственной недостаточной образованности» и ставят их «в один миг выше тех, кто корпел над изучением традиционной премудрости».
Но чем объяснить упрямый интерес интеллектуалов к псевдомистике? Астралы, поля, каналы, эгрегоры, потоки, сенсорные пространства, диагностика кармы┘ Как можно «увлекаться всем этим», зная про «критерий Поппера»?
И еще один вопрос – почему эзотерику в среднем больше любят физики и математики? Казалось бы, «берег очарованный» – мечта романтиков-гуманитариев, а люди точных наук должны их вразумлять.
Истоки этой расстановки сил надо искать в 60-х годах, когда культурная война «физиков» и «лириков», воспетая Борисом Слуцким, совпала с кризисом атеизма. Именно тогда сформировался зыбкий символ веры духовно расхристанных: «Бога нет, но что-то есть».
«Технари» предпочли искать это «что-то» не в философии или религии, а в Кастанеде и прочей «энергетике». Ведь эти «сказки для взрослых» по стилю смахивали на родную физику, химию, матанализ.
Параллельно работала инфосфера, поддерживающая такие увлечения: высококачественная научная фантастика, маргинальный научпоп с экстравагантными теориями, переводные руководства по йоге и другим «восточным делам».
А у гуманитариев была аллергия на «кармические эгрегоры». По форме они слишком походили на предметы, за которые в школе «лирикам» ставили тройки, а по смыслу – на Лема и Стругацких, скучноватых после Гёльдерлина, Хайдеггера и русских религиозных философов.
Кто-то учил «античку» и знал Платона с Сократом не как «Великих Посвященных», а как реальных умных мужиков, заложивших основы нашей культуры.
«Лирики» предпочитали искать абсолют не в формочках, чем-то напоминающих науку, а в зонах, максимально от науки удаленных. Возродился интерес к религии. Многие крестились. Иные налегли на иврит.
Конечно, это схема. Есть общие идейно-вкусовые поля у «физиков» и «лириков»: Бродский, Булгаков, Окуджава, авторское кино. Эзотерику любили хиппушки с филфака, отца Александра Меня читали математики. Отдельные темы – язычество и псевдосатанизм в рок-культуре, а также Толкиен и фэнтези. Но главный вектор такой: «физик» шел в эзотерику, «лирик» – в религию.
Недавно встречался с друзьями. Один журналист, другой ученый, который тогда рассказал мне про Поппера. Теперь я узнал от них о двух книгах новой волны атеизма – The God Delusion Ричарда Доукинса и God Is Not Great Кристофера Хитченса. Наверное, в наших 60-х биолог-генетик Доукинс был бы с "физиками", а журналист и критик Хитченс – с "лириками". Оба разоблачают религию как идеологическую ложь, поглощающую ум.
Конечно, нам, 70 лет воспитывавшимся на Иосифе Крывелеве и Емельяне Ярославском, этих идей не занимать. Но если перевести эти книги на русский, то на них могли бы окончательно примириться «физики» и «лирики».
Последовательному интеллектуалу-материалисту эти книги укрепят иммунитет к эзотерической каше из науки и религии. А верующий лишь сильнее предастся Богу, после того как найдет в себе мужество согласиться с жесткой и добросовестной критикой института религии от лица «новых атеистов».