Вероника Чернышева
Кабаретным шансонье свойственна особая патетика исполнения.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Кабаре – жанр синтетический. Обычно бывает востребован эпохой, о которой много кому есть много что сказать. Кабаре как жанр, когда эпоха в нем совсем не нуждается, может быть востребовано человеком, способным высказываться многожанрово. Допустим, человек, придумавший очередное кабаре, – поэт. Поэт действительный. И тогда да здравствует лирическая и трогательная «ахинея»! Вообще «ахинея» у поэта – это отдельный жанр. Прозаик, поэт, драматург Людмила Петрушевская его (жанр кабаре) востребовала. Почему? Она не сказала. Потому что никогда не дает интервью. Тогда предположим – потому что границы жанров, вообще говоря, в искусстве весьма подвижны. И не только в современном. Это современное искусство многое на себя берет, думая, что все на свете придумало и укрепило оно. Ретроформы – они тоже вполне способны разные новые смыслы осваивать и отстаивать. Кабаре – это ретро? Ретро, конечно. Милое, пыльное ретро. Женщина-шансонье – это ретро? Ретро, конечно. Шляпы... Шляпы – это всякому ретро – ретро. Тем более если сделаны они из соломенного шляпного каркаса, купленного на отдыхе как ненадежное средство от желтого ялтинского зноя, и покрыты куском наволочки Серебряного века. Хранила чьи-то сны прекрасная подушка, которую украшала кружевная белая ретро-голова Афины Паллады. Теперь вспорота, изрезана и пущена на шляпу. Колье – это тоже ретро. Зеленый каменистый выпуклый прибой на шее. Многоярусные бусины и пуговки, в строжайшем художественном беспорядке собственноручно (руками поэта) приделанные к черной бархотке. И еще целая стойка находок с блошиного рынка. Висят ненадежно. Помахивают прозрачными паутинными черными кружевами. Тексты стихов на пюпитре – тоже ненадежно. Падают. Летят. Мешают проводить кабаре своим бумажным шелестом и предательской путаницей, подобранные с пола. Такая, cо шляпами, падающими нотами-стихами, в колье и сетчатых черных перчатках, предстала публике Людмила Петрушевская – мультипликатор. Нет – шансонье. И сочинитель стихов – руководств по натурфилософии. Читала их трогательно. Под музыку. Сказала: «Вот так я рэп читаю». Потом были мультфильмы. Как сказать, каковы они? Вот если бы Хармс придумал сделать мультфильм, он бы сделал, наверное, примерно то же самое. Хотя у Петрушевской вышло трогательнее. Встречаются Лев Николаевич и Антон Павлович. У Антона Павловича пенсне на носу, а у Льва Николаевича – в руках. Он, мультипликационный и безапелляционный, этим пенсне размахивает и говорит, мол, «возьмите, Антон Павлович, у меня пенсне. Отобрал вот у жены Софьи Андреевны. Вышло не без драки. Они ей не идут. Ходит в них, как конь. Возьмите». А потом Людмила Стефановна переменила белую шляпу с Афиной на черную – без Афины. Черные перчатки – на белые. Показала свой последний портрет Олега Ефремова и другие картинки. И спела. Начиналось кабаре Петрушевской рано вечером, когда Театр Елены Камбуровой, уютно уплотненный изнутри всякой домашнего вида ветошью, приглашал отражаться в своих окнах купола Новодевичьего, а усталое закатное солнце слепило глаза прохожим. Закончилось – поздно вечером, нарушив регламент и расписание, когда улицы уже спрятал весенний непрозрачный мрак. Потому что хозяйка кабаре несколько раз рассеянно ослушалась нестрогого театрального звонка. Там звонком работает корабельный колокол с ласковым медным звоном.
