Вероника Чернышева
Лесин и Лукас. Авторы, они же - персонажи.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Вообще-то это была не просто гулянка, а презентация книги Лесина и Лукас «По кабакам и мирам». Только гулянки у поэтов, писателей, критиков и прочих литературоведов начинаются, как правило, через сорок минут после официальной говорильни. «Подождите, мы, мол, для вас барана жарим». Не-е-е-ет! Это они так экономят на тех, кто не очень хотел выпить. Последние обычно дипломатически рано покидают любое торжество.
Вообще-то Лесин – персонаж. Несомненно. И Лукас – персонаж. Только она (Ольга Лукас) – мультяшный, а он (Евгений Лесин) – из художественного фильма, ну или из телеспектакля. Она – высокая, кудри пружинящие, рыжие. Походка тоже пружинящая. Лоб выпуклый. Глаза льдистые. Лесин, когда бороду отращивает, – на Д’Артаньяна похож. Не на Боярского, а на истинного Д’Артаньяна. Ну, на такого, каким он должен быть. Если кино снимать сейчас и кастинг грамотно организовать, Лесин победит. Точно. Если бороду не сбреет. А еще, когда он в межсезонье надвигает одновременно и на лоб, и на затылок какой-то нетеплый малахай и выходит из редакции, воровато озираясь, бликует очками, он почему-то на одного рок-певца мучительно смахивает. На того, который с силой зажмурив ясные очи, будто мешают они ему внутренним взором в суть вещей вглядываться, поет: «Я свободе-е-е-ен, словно птица в небесах. Я свободе-е-е-ен. Я забыл, что значит страх». И дело вовсе даже не в физиономическом сходстве. Нет. Едва ли оно так уж очевидно. Эти параллели, наверное, от равновеликой степени внутренней свободы. Да, да. Точно от нее. Вот свободен он и все. От формата, например. От формата презентации. Ему слово дали, как автору-прозаику, а он взял микрофон и ну стихи читать.
Хотя, в общем-то, молодец. А то другие – купили книжку за сто пятьдесят рублей и думают, что им все что угодно говорить после этого можно. И Веничку Ерофеева поминать, и Сорокина с «Днем опричника», и Бахтина с карнавалом, и Александра Дугина (уже без всего), и постинтеллектуалистов, и киберпочвенников, и прочую всякую традицию. Как будто самим не ясно, что, как остроумно заметил когда-то Андрей Георгиевич Битов, от имени Господа Бога мог позволить себе писать только Лев Толстой. Продолжим его мысль: стало быть, всякий, кто от своего личного смертного имени пишет, и особенно про кабаки, и выпивку с путешествием, рискует. И неизменно бывает попрекаем Веничкой Ерофеевым. За учет традиции. Или, наоборот, за не учет. Это в зависимости от широты обобщений и количества охваченных кабаков.
Кстати, сумму вложений в возлияния, после которых проступает искусство, подсчитать было бы забавно. А то вот телевидение совсем наивные вопросы задает. Спрашивают Лесина: «Скажите, а миры, по которым вы путешествуете, они реальны?» Или еще того нелепее: «Расскажите, как вы с соавтором работали?» Лесин теряется перед камерой немного, робеет. Но виду не показывает. Держится. Глаза бегают, что-то умно-скромное, литературообразное в микрофон говорит, а у самого – мысль по лбу бегущей строкой: «Боже мой! Ну, как-как? Выпили, да и работали. Шли по Москве, рассказали друг другу рассказ. Хорошо вышло, забористо. Жаль пропадать такому. Ну и записали».
В общем, книжка вышла хорошая. Читается без отрыва от презентации. И гулянка тоже удалась. Среди гостей был замечен поэт Всеволод Емелин и многие другие. И еще один интеллектуал весьма интеллигентной наружности, что сообщил корреспонденту «НГ», при каких обстоятельствах в его личный лексикон впервые попало слово «алконавт». Это было в октябре 1979 года, когда респондент коротал пятнадцать суток за излишний фанатизм по отношению к «Спартаку». Не факт, конечно, что слово «алконавт» именно тогда возникло и тогда же немедленно, выпорхнув из той самой камеры для пятнадцатисуточников, вошло в оборот, заполнив смысловую лакуну. Но лексикографам эти обстоятельства, может, и пригодятся. Пригодилось же Лесину и Лукас такое, например, внеконтекстное знание, что Анастасия Волочкова взаимно не любит Ксению Собчак. Они даже в честь этого в своей книге сатирический напиток придумали – пунш из гвоздик с устрицами и артишоками под названием «Анастасия Волочкова призналась в любви Ксении Собчак, а та проигнорировала». Эх, как! Аж в носу покалывает и в горле теплеет.
