Александр Портнов
Смогли бы реализовать свой талант Шекспир, Байрон, Пушкин, если бы они родились слепыми?
Художник Ж.Энгр, «Апофеоз Гомера»
Исследователи творчества А.С.Пушкина потратили немало труда, прежде чем расшифровали найденное в рукописях поэта и тщательно зачеркнутое им двустишие:
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод.
Пушкин язвительно подшутил над Н.И.Гнедичем, взявшим на себя величайший труд – перевод «Илиады» с древнегреческого на русский язык. Понимая, что такая даже шуточная эпитафия несправедлива, поэт никому ее не показал и старательно замазал: мы ее знаем только потому, что от пушкинистов невозможно скрыться даже Пушкину!
Но о «слепом Гомере» он написал вполне искренне, поскольку еще со времен Лицея помнил – как и все мы из школьного учебника древней истории – прекрасный бюст слепого поэта, созданный в Александрии в эпоху эллинизма, во II веке до н.э., через 6–7 столетий после смерти Гомера. Конечно, скульптор не знал, как выглядел великий поэт в действительности. Но почему он решил, что Гомер был слепым? Ведь слепота – величайшее несчастье, она лишает человека знания о бесконечном разнообразии форм и цветов мира! Давайте задумаемся, смогли бы реализовать свой талант Шекспир, Байрон, Пушкин, если бы родились слепыми? Могут ли слепцы создавать великие литературные произведения, поражающие читателя особо зоркой наблюдательностью и изощренной многоцветностью художественной палитры?
До нашего времени дошли две поэмы Гомера общим объемом более 50 печатных листов. Они позволили миллиардам читателей всех времен и народов оценить по достоинству замечательные особенности его творчества, в числе которых – удивительная точность описаний, образность, живость и яркость сцен. Но еще сильнее поражают читателя постоянные «крупные и мелкие планы», замечательные «пейзажные зарисовки» и разноцветность картин, проходящих в поэмах бесконечной чередой. Разве может слепец сказать: «Солнце тем временем село, и все потемнели дороги...» или заметить, как «...от широкого веяла, сыплясь по гладкому току,/ Черные скачут бобы иль зеленые зерна гороха...» (Ил., п. 3, 588).
Разве способен незрячий передать мгновенный взгляд пловца, взлетевшего на гребень высокой волны: «Поднятый кверху волной и взглянувши быстро вперед,/ Невдали пред собою увидел он землю...» (Од., п. 5, 392).
Действительно, это ощущение знакомо всем, кто плавал в штормящем море, оно длится всего лишь мгновение, но Гомер передал его с предельной точностью. А как объяснить словно бы «вставленные в рамку» детальнейшие пейзажи: «В зимнюю пору громовержец Кронион восходит и,/ Ветры все успокоивши, сыплет снег непрерывный,/ Гор высочайших главы и утесов верхи покрывая,/ И цветущие степи, и тучные пахарей нивы;/ Сыплется снег на брега и на пристани моря седого,/ Волны его, набежав, поглощают...» (Ил., п. 12, 279).
А вот наблюдение, сделанное, можно сказать, «под увеличительным стеклом»: «Если полипа из ложа ветвистого силою вырвешь,/ Множество крупинок камня к его прилепляется ножкам...» (Од., п. 5, 432).
В современной минералогии используется термин «жирный блеск»: он встречается у минералов редко и характерен для полированного известняка, студентов-геологов долго приучают распознавать этот специфический блеск. Но Гомер его заметил три тысячи лет назад! Вот как выглядит у него описание сидений, изготовленных из белого греческого известняка и отполированных античными задами: «...он сел на обтесанных, гладких, широких/ Камнях, у двери высокой служивших седалищем; белых,/ Ярко сиявших, как будто помазанных маслом...» (Од, п. 3, 406).
Наконец, у Гомера можно найти «кадры документальной кинохроники», передающие такие ужасные детали кровопролитной битвы, что от них у зрителей волосы встанут дыбом: «С громом упал он, копье упадавшему в сердце воткнулось,/ Сердце его, трепеща, потрясло и копейное древко!..» (Ил., п. 13, 442).
Описать, как колеблется торчащее из тела копье в ритме проколотого им умирающего сердца, – за всю историю поэзии на такое оказался способным один лишь великий Гомер. Но для этого он просто должен был видеть!
