Ваша игра – это зеркало вашей души

Фальшь в музыке он всопринимал как личное оскорбление.
Фото с сайта www.neuhausfamily.com

Нейгауз┘ Слыша это имя, прежде всего вспоминаешь великого Генриха Нейгауза. Именно он прославил фамилию, основав самую знаменитую пианистическую школу. Станислава же Нейгауза, его сына, теперь нечасто вспоминают. А ведь это музыкант легендарный, концертов которого ожидали, как таинства для посвященных. Будучи сыном великого отца, он отнюдь не был лишь его продолжателем. Путь его в искусстве не менее интересен. Отец и сын положили начало целому культурному пласту, казалось бы, невозможному в советской реальности.

Выражение «школа Нейгауза» слышал каждый культурный человек – не только музыкант. Это неудивительно, ведь она воспитала таких корифеев, как Святослав Рихтер, Эмиль Гилельс, Владимир Крайнев, Лев Наумов, Евгений Малинин, Яков Зак, Вера Горностаева, Бриджитт Анжерер, Элисо Вирсаладзе, Раду Лупу, Алексей Любимов┘ В консерваториях нашей страны и за рубежом сегодня преподают «внуки» по педагогической линии Генриха и «сыновья» Станислава. Музыкальное «генеалогическое древо», порожденное Нейгаузами, разрослось на весь мир. Вот основополагающие принципы педагогики обоих Нейгаузов: во-первых – человек, во-вторых – художник, в-третьих – музыкант, и только в-четвертых – пианист.

Между двух роялей

В далеком 1922 году из Киева в Москву приезжает Генрих Нейгауз, которому по личному распоряжению Луначарского предстояло занять место профессора Московской консерватории. С ним вместе едет его жена и ангел-хранитель – Зинаида Нейгауз, будущая мать Стасика. Вначале она была ученицей Нейгауза, затем, став его женой, все свои силы отдавала ему, стараясь, насколько возможно, улучшить его жизнь. Это была женщина-легенда, из тех, кто «коня на скаку остановит». Жертвенность была для нее единственно мыслимым образом жизни. Например, в голодное и холодное время (Генрих часто играл в шубе и в перчатках с обрезанными пальцами) хрупкая 19-летняя девочка чинила печь в зале перед концертом. Или ценой невероятных усилий перед важным концертом мужа раздобыла хороший рояль и на подводе везла его через весь город┘ Свой энтузиазм она объясняла просто: «Любовь заставляет двигать горы».

В Москве их селят в маленькой комнате, где они живут вдвоем, а потом вчетвером – с двумя детьми (первый сын Адриан родился в 1925-м, Станислав – в 1927-м, 21 марта). В комнате стоят два рояля, с утра до вечера приходят ученики, приезжает гостить Владимир Горовиц, музыка не затихает по 12 часов в сутки. Шесть лет они ютились в этой комнатушке – пока в 1928 году им не дали трехкомнатную квартиру в Трубниковском переулке.

Затем в жизни Нейгаузов появляется Борис Пастернак. Он становится лучшим другом Генриха Густавовича, с первой же встречи произведя на него впечатление «огня, идущего откуда-то изнутри, в сочетании с большим умом». Известно, что Пастернак сам был одаренным музыкантом – пианистом и композитором, учился у Скрябина. Он обожал игру Генриха, Генрих, в свою очередь, восторгался поэзией Пастернака, зная многие его стихи наизусть.

Случилось так, что Пастернак полюбил жену друга. Со временем Зинаида ответила ему взаимностью. Было много объяснений, метаний, слез┘ Не в силах вынести жизни без нее, Пастернак даже пытался покончить жизнь самоубийством, после чего Генрих смирился, «уступив» ему Зину навсегда. Самое удивительное, что Нейгауз и Пастернак остались друзьями на всю жизнь. Ценой мучительных страданий Нейгауз нашел в себе силы понять друга.

Детство в обществе Ахматовой и Мандельштама

С трехлетнего возраста Стасика Нейгауза и его брата Адика уже воспитывает их отчим – Борис Пастернак. Квартиру Пастернаков посещают такие выдающиеся люди XX века, как Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Ираклий Андронников┘ Атмосфера, в которой растет маленький Станислав, позже даст свои плоды: его ученики будут удивляться поистине аристократическим манерам своего учителя, стилю общения, о которых они могли прочесть только в книгах, в жизни же ничего подобного не встречали.

Зинаида, теперь уже Пастернак, писала о своем муже: «Как личность он был выше своего творчества». Можно представить, как жизнь бок о бок с таким человеком, как Пастернак, влияла на формирование Станислава. Вот лишь один пример мужественного поведения его отчима: в 1937 году к поэту прислали некоего товарища, собиравшего подписи писателей с одобрением смертного приговора «военным преступникам» Тухачевскому, Якиру и Эйдеману. Пастернак, рассвирепев, просто спустил товарища с лестницы со словами: «Пусть мне грозит та же участь, я готов погибнуть со всеми».

У Стасика рано проявились музыкальные способности – в четыре года он, едва дотягиваясь до клавиатуры, уже подбирал симфонию Бетховена, только что услышанную в исполнении мамы. Увидев это, Зинаида Николаевна немедленно взялась за обучение сына игре на фортепиано. Он едва успел окончить музыкальную школу, как началась война. Беда не приходит одна. Адриану, любимому брату Станислава, поставили страшный диагноз – туберкулез позвоночника. С новостью о начавшейся войне к Зинаиде приходит предчувствие: «Я поняла, что война означает катастрофу для Адика и жить он не будет». Так и случилось – сын умер в страшных мучениях на руках у матери в мае 1945-го. Начало войны нанесло еще один удар – арестован Генрих Нейгауз. Немецкая фамилия. Не желал уезжать в эвакуацию – значит ждал немцев! 9 месяцев профессора консерватории, честнейшего человека, мучают бесконечными допросами, ярким светом в глаза, громкими ударами в гонг и прочими прелестями лубянского застенка. Как потом рассказывал Генрих Густавович, его все пытались заставить подписать признание в шпионаже. «Но я знал: если подпишу – это конец». Спустя 9 месяцев один из учеников видит на улице только что отпущенного Нейгауза, оборванного, грязного, обросшего. Он бросается к нему, обнимает: «Ну как вы, Генрих Густавович?» И загадочный ответ: «А все-таки Сен-Cанс прекрасный композитор!» На пять лет Нейгауза выслали из Москвы в Свердловск. За него ходатайствовали Иван Москвин, Василий Качалов, Дмитрий Шостакович, Константин Игумнов, Сергей Михалков┘ Благодаря их стараниям в 1944-м Нейгаузу разрешили снова поселиться в Москве┘

После войны, вернувшись из эвакуации, Станислав серьезно берется за занятия – экстерном оканчивает музыкальное училище и поступает в консерваторию в класс своего отца, у него же он оканчивает аспирантуру. Еще одна нелепость по вине режима: в 1949 году Станислав проходит первым номером на Конкурс имени Шопена в Варшаве. Ему прочат первую премию. Незадолго до этого выходит фильм о войне «Константин Заслонов», где фамилию Нейгауз носит полковник СС. В соответствующие инстанции пришел сигнал: нельзя, чтобы нашу Родину за рубежом представлял однофамилец фашистского антигероя. В результате Станислава так и не выпустили – не дали визы. Вообще он едва ли не единственный из выдающихся пианистов своего времени, кто так и не стал лауреатом ни одного конкурса.

«Когда вы начинаете играть, вы ничего не можете спрятать»

До нас дошло сравнительно немного записей игры Станислава Нейгауза – он не любил записываться, зато осталось множество воспоминаний друзей, учеников, современников. Все они говорят о нем с любовью, всех их объединяет особенная, трепетная нежность к этому человеку.

Вот интересный рассказ французской пианистки Бриджитт Анжерер. В 17 лет поступив в класс Станислава Нейгауза, она как-то на уроке играла, видимо, довольно робко. На это маэстро ей сказал: «Чего вы стесняетесь, чего вы боитесь? Ведь все равно, когда вы начинаете играть, вы ничего не можете спрятать. Потому что ваша игра – это зеркало вашей души». Фальшь в музыке он воспринимал как личное оскорбление – ведь музыка и была для него жизнью. Он любил говорить: «Вы знаете, что Толстой писал? В искусстве есть три необходимости: первое – это искренность, второе – искренность и третье┘ искренность».

Однажды ученица играла этюд Листа очень формально, холодно. Профессор со скучающим видом дослушал этюд до конца, немного помолчал и спросил: «Скажите, дорогая, зачем вы живете на этом свете?» Это было сказано так, что девушка рыдая выбежала из класса. С той же требовательностью он относился к себе. Он часто повторял слова Гете «дилетантизм – это безответственность» и не выносил, когда ученик, зная о своих ошибках, прощает их себе. Станислав Генрихович никогда не делал скидок на возраст, неопытность и прочее, тем самым поднимая учеников до своего уровня, делая равными себе. Для него не было мелочей – каждую ноту он играл так, как будто от этого зависела судьба мира.

29-й класс Московской консерватории был всегда полон: на урок к Станиславу Нейгаузу хотели попасть все. Профессор предлагал очередному студенту занять место за любым из трех роялей, а сам садился за соседний. Бывало, ученик говорил: «У меня не выйдет на этом рояле». Тогда он, слегка усмехнувшись, поднимал студента с места и играл на его рояле – еще лучше, чем только что играл на своем. Своих студентов он учил: «Любите рояль – от концертного Бехштейна до простого разбитого советского пианино. Любите звук, любите произведение, может быть, тогда вам и удастся добиться от рояля взаимности и отзывчивости. Рояль чувствителен. Если вы лжете, переигрываете – он моментально это чувствует. И ваша ложь становится слышна всем. Рояль любит только правду». Это отношение к роялю как к человеку очень заражало учеников, заставляя их делаться честнее и в жизни.

Нейгауз никогда не смотрел на время, с некоторыми учениками мог заниматься по нескольку часов. Естественно, что он не укладывался в положенные рамки, засиживаясь в консерватории до полуночи. В 22.00 в класс заглядывала диспетчер, страшная Фазиль Касьяновна, которую из-за ее свирепости боялись все, даже педагоги. Никому другому она не позволила бы остаться и на пять минут дольше. Станислава Генриховича же она почтительно просила оставить ключи на вахте – утром в класс придет заниматься другой профессор.

«Пианист обязан быть эгоистом»

Почти половину жизни Станислав Нейгауз прожил на пастернаковской даче в Переделкине. Именно он после смерти Бориса Леонидовича основал в ней музей поэта на втором этаже, перенеся туда все его вещи и не позволяя никому к ним прикасаться.

Он очень любил одиночество, повторяя: «Пианист обязан быть эгоистом». Когда в доме не было телефона, гости приезжали без предупреждения. Не раз мелькала кривая усмешка – опять оторвали от дела┘ Зато он искренне радовался, когда на даче его посещали любимые друзья-музыканты, такие как Святослав Рихтер, Наталья Гутман, Олег Каган, Ирина Кандинская, Раду Лупу с Лизой Уильсон, многочисленные ученики, для которых его дом был всегда открыт. Прийти к Нейгаузу для всех было настоящим праздником. Очарование подмосковной природы, стихи, музыка и, конечно, непередаваемая атмосфера переделкинского дома, дыхание пастернаковских времен, когда здесь жил и работал великий поэт, когда на даче проводили время Ираклий Андронников, Анна Ахматова, Николай Вильям-Вильмонт, Валентин Асмус, Мария Юдина┘

Виолончелистка Наталья Гутман вспоминает о том, как хорошо и свободно чувствовали они себя в гостях у Стасика – так любовно его называли все друзья, – с каким счастливым лицом он отворял им дверь, как любил угощать их любимыми блюдами┘ Но главным «угощением» была музыка. «Что сегодня будем слушать?» – первый вопрос хозяина гостям. Слушали много, играли в карты, шахматы, сочиняли буриме и разгадывали шарады, гуляли по ночным переделкинским полям, купались на рассвете┘

Трогательный эпизод с Бриджитт Анжерер. Как-то накануне I тура Конкурса Чайковского Нейгауз пригласил свою ученицу в Переделкино – позаниматься. Урок был трудным, нервным и длился несколько часов. У Бриджитт было ощущение, что у нее ничего не получается, она с трудом сдерживалась, чтоб не разрыдаться при учителе. Отказавшись от чая, она наскоро простилась и вся в слезах бросилась к станции. И тут ее догоняет Станислав Генрихович с букетом сирени: «Возьмите их домой, они так чудесно пахнут! Я их только что наломал с дерева специально для вас. Пожалуйста, не сердитесь и не думайте о конкурсе. Думайте только о музыке. Сегодня мы очень хорошо поработали┘»

В звуках Станислава Нейгауза рождалась истина. Едва ли мы можем это вполне оценить по немногим дошедшим до нас записям его исполнений. Они не могут передать дыхание живого исполнения. Не зря пианист Владимир Софроницкий так ненавидел свои записи, говоря: «Это мои трупы». Настоящее наследие Станислава Нейгауза – люди, которые с ним общались, которые его любили, друзья, ученики, которым он доверительно приоткрывал свой мир. Свет этого мира они бережно пронесли сквозь года и передают его по сей день на уроках своим ученикам, в своих воспоминаниях, в повседневной жизни.

У Станислава рано проявились музыкальные способности. Фото с сайта www.neuhausfamily.com	Он любил одиночество. Фото с сайта www.neuhausfamily.com
Станислав Нейгауз с матерью и отчимом Борисом Пастернаком в доме отдыха. 1930-е годы. Фото из книги «Раскат импровизаций...»