Елена Кутловская
Олег Кулик: «Художник – не судья. Он всего лишь летописец. Он создает портрет времени».
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
В рамках II Московской биеннале современного искусства, проходящей сейчас в Москве, представлен художественный проект «Верю». Его куратор – известный в прошлом арт-хулиган Олег Кулик. Сегодня он один из самых уважаемых художников не только на постсоветском пространстве, но и на Западе.
– В беседе с журналистами вы с гордостью назвали выставочный проект «Верю» блокбастером.
– (Перебивает.) Это не я назвал. Это кто-то из журналистов сказал, что есть фильмы-блокбастеры. Есть спектакли-блокбастеры. Но ни разу еще не было выставки современной живописи, которую бы можно было назвать блокбастером. И вот такое почетное звание «присвоили» нашему проекту. Чему я очень рад.
– А что хотели продемонстрировать зрителю вы?
– Мы планировали посредством визуального языка поговорить об экзистенциальных ценностях. Хотелось посмотреть на себя и на мир с высоты накопленного за последние двадцать лет опыта. Все эти годы мы от одной системы переходили к другой. Все ценности советской системы были разрушены. Двадцать лет было не очень понятно, какую физическую реальность мы «строим», какой мир. Выставка «Верю» – это попытка понять: «что такое хорошо, а что такое плохо». Мы долгие годы жили, как дети, которые пришли в мир и все должны на себе испробовать: палец в розетку сунуть, иголку в рот взять┘ Мы готовы были надеть на себя странную вещь, обуть то, что к обуви имеет отдаленное отношение. Главное было попробовать мир «на вкус», «на запах». Происходило материалистическое, физическое, но не духовное освоение мира. И сегодня мы поняли, что было упущено нечто главное. Мы не использовали, например, шанс, данный либералами, – шанс стать свободными. В итоге многие из нас почувствовали, что скатываемся в прошлое. Я говорю о поколении художников, которым за сорок.
– После «оттепели» 60-х тоже последовали суровые 70-е годы. «Откат» к советской «трясине» произошел незаметно для самых активных диссидентов.
– На волне перестройки нам было двадцать с небольшим. К сорока годам мы подошли к некоему кризису, поняли: русского современного искусства нет! Не в том смысле, что нет русских художников, нет арт-институций┘ Просто у нас нет своей экзистенциальной базы. Та база, которая была в XIX веке, безнадежно потеряна, разрушена. Мы не находимся в прямой связи с культурой романовской России. Мы больше не ностальгируем по ней. К сожалению, сейчас мы ближе к советской ментальности. Это пугает. И многие художники делают грандиозные усилия, чтобы вырваться из западни совдеповского материалистического осмысления бытия.
– Советская живопись стремилась «говорить» на языке массового сознания и быть понятной абсолютному большинству. Вы, в недалеком прошлом нонконформист, вновь стремитесь быть понятным большинству. Вы радуетесь, что проект «Верю» – блокбастер?! Разве это свидетельствует о стремлении вырваться из совдеповской ментальности?
– Есть большая разница между советским униформизмом и современным мейнстримом. В советское время нужно было быть понятным каждому по заданию партии. То есть надо было быть не просто понятным, а понятным в определенном политическом русле. Надо было нести в мир идеи уравниловки – а это насилие над личностью. Таков был «незатейливый» (смеется) язык соцреализма. Сейчас ситуация иная: художники сами стремятся быть понятными в своем творчестве. Они ничего никому не навязывают, не ориентируются на соцзаказ. Просто внутри своего искусства находят идеи, открытые для широкой аудитории. Одновременно их искусство содержит в себе более глубокие вещи, которые может «прочесть» лишь избранная творческая элита. Темы сегодняшних художественных проектов вырастают из жизни в самом широком смысле этого слова. На мой взгляд, такая творческая переориентация – шаг сильных людей, которые признали: что живопись – это не эстетский междусобойчик. Живопись – это реакция на мир. Творческая элита больше не хочет существовать в Башне из слоновой кости.
Но это не крестовый поход в народ. Просто художникам надоело быть инфантилами, которые не знают, что творится в большом мире, в мире, где они родились и где родились их дети. Пришло время, когда мы созрели для того, чтобы наше искусство стало открытым и понятным самой широкой аудитории. Современное искусство готово к диалогу. Но при этом некоторое усилие над осмыслением живописи не отменяется. Даже самый тупой фильм типа «9 роты» требует от человека усилий – нужно проявить терпение и усидчивость, чтобы полтора часа его посмотреть! Современное искусство, даже самое глупое, все равно призывает зрителя пройти с ним вместе некоторый путь. И, уходя с выставки или из музея, человек обязательно что-то интересное и важное для себя оттуда выносит.
– Как вы относитесь к нонконформизму?
– Никак не отношусь. Сейчас смешно говорить о нонконформизме. Что такое нонконформизм? Это несогласие. С кем и с чем сегодня не соглашаться? С властью? За последние пятнадцать лет сменилось три или четыре типа власти. Причем назвать эти типы «либерализмом», или «соцдемократией», или еще как-то – невозможно. Власть в постсоветском пространстве умудрилась одновременно быть и синей, и зеленой, и красной, и белой. Принимать ее или нет? Как и о чем с ней спорить? В таких условиях нонконформизм, равно как и конформизм – проблематичная штука┘ Многие поливают власть грязью, а потом окажется, что не стоило этого делать. Плох Столыпин? Вспомните, как современники его ненавидели. Я не хочу повторять ошибки предков. Художник – не судья. Он всего лишь летописец. Он создает портрет времени. А ругать или хвалить время – глупости это! Давайте посмотрим на мир, на все, что в нем творится, шире. И окажется, что Россия не так ужасна. И совсем не страшна. В Европе есть куда более «тяжелые» места. Вы были в Латинской Америке?
– Нет. А что, это плохое место?
– Это кошмар! Пустая, злая страна. Там дурно пахнет┘
– Неужели Россия пропитана ароматом цивилизации?
– Россия – прекрасна! Наш «аромат» портят высокие амбиции и технологическое несовершенство. Их несоответствие – проблема. Не надо стремиться быть супердержавой, не надо пытаться открыть миру глобальные истины – это амбициозный маразм! Но мы ведь знаем, почему в России именно такое происходит. Мы – талантливая нация, но наши способности не до конца реализованы. Почему? Кто виноват? Власть? Ничего подобного! Люди в России ненавидят друг друга так, как нигде. Причем мы ненавидим только за то, что не понимаем друг друга! Русского человека иногда «поскребешь», и он так огрызнется┘ Но если не ответить на его раздражение, улыбнуться – открывается такая бездна нежности, теплоты, любви. Вчера сосед по лестничной площадке готов был убить тебя только за то, что ему не понравилась твоя рубашка, а после того, как ты на его «оскал» ответил улыбкой, он готов подарить тебе душу. Еще одна наша беда: русский хочет всего и сразу, не принимая постепенного улучшения своей жизни. Вот от чего все наши беды. Западный человек четко знает: надо убегать от плохого к хорошему, надо постоянно находиться в позитиве. Он маленькими шажками двигается к своей большой цели. И понимает: соседа выгоднее любить, чем ненавидеть.
– А вам удается любить соседа с таким же постоянством, с каким это делает европеец?
– Немножко. Главное, я наконец понял: чтобы сделать мир прекрасным, нужно начать с себя. Если внутри твоей души полное безобразие – вокруг будет еще хуже.
– Из всеми ругаемого Олега Кулика вы превратились в классика постмодернизма. Ваши картины вешают в Третьяковке, хотя вчера все, что вы делали, не признавали за искусство...
– Я пережил большие личные драмы, которые были связаны с неправильным пониманием жизни. Я недооценивал человеческие отношения. Не понимал, насколько важны для меня близкие люди. Искусство долгое время было для меня всем. А жизнь я вообще не замечал, считал, что это некий «гарнирчик», который можно не учитывать. В итоге я во многом себя обделил. И однажды эта обделенность по мне страшным образом ударила! Случилось это, когда я подошел к сорокалетнему рубежу. Я ощутил опустошение от искусства. Я столько выплеснул туда┘ И понял, что прошел какой-то путь – плохой или хороший, но он завершился. Я от него устал. А жизнь вдруг вышла на первый план. То, что долго не задевало, – ударило по сердцу. Я недооценивал любимых┘ И эта недооценка долгие годы как-то сама по себе утрясалась. И когда первый раз не утряслось – был чудовищный шок. Более того, я не ожидал, что меня как личность буквально разрушат жизненные неурядицы. Уходит любимая, и ты теряешь всякую опору в жизни. Никакое искусство тебе уже не в состоянии помочь! В момент душевного кризиса мной вдруг заинтересовались галереи, западные музеи, я «понравился» рынку┘ Но мне все это было уже не нужно. Я понимал, что упустил нечто более важное: а именно – жизнь.
– Но разве карьера – не часть жизни?
– Карьера – чушь! Когда теряешь людей вокруг себя, когда осознаешь, как они тебе нужны, но ты им уже нет, – начинаешь метаться, искать опору. Последние пять лет я перестал думать об искусстве! И стал думать о том, как живут люди: на Востоке, на Севере, на Западе. Я понял, что мы живем в мире перевернутых ценностей.
– Вы имеете в виду вашу частную жизнь и жизнь ваших друзей?
– Не только. Геополитическая ситуация в мире резко меняет приоритеты, в том числе и художественные. Все мечтают о глобализме! Чушь! Не будет его. Глобальные структуры, глобальные идеологии порождают насилие. Кому оно нужно? Свобода – это не глобализм. И не антиглобализм. Свобода – это Человек. Как только я это понял, я исправил отношения с родителями, с женой и сыном. Все это в тысячу раз важнее картин, творческих проектов и всего прочего. Что я делал в искусстве? Искусство не открыло мне той глыбы возможностей, которые скрыты в человеке. Искусство дает личности самого творца крайне мало┘
– То есть фраза «цель творчества – самоотдача» – чушь?
– Конечно! Главное в жизни человека – совершенствование души. Душа – это магия. Мне раньше казалось, будто жизнь – нечто бесформенное и непонятное. А выяснилось, что жизнь – ясная и четкая вещь. Что такое тигр, сделанный из фарфора? Его можно показать, продать, в руках повертеть! А живой тигр никому не принадлежит. Его нельзя в руках повертеть, пощупать┘ Он ничего не стоит (усмехается), потому что он бесценен! Как и живой человек. Бесценность и есть свобода!
– То есть форма – вторична?
– Да. Ею нельзя «питаться». А я долгое время именно это делал. Каюсь. Знаете, в какой момент я понял, что Дух есть? Когда отказался от эго.
– Но без эго нет художника.
– Ошибка. Как только исчезает «эго» – появляется настоящий художник. Не рисовальщик и не ремесленник. Мне не хочется быть мастеровым! Умение – важная вещь, но искру божественную им не высечь.
– В каком возрасте, с вашей точки зрения, быть знаменитым интересно?
– До сорока┘ Быть сильнее всех, быть умнее и духовнее всех – грязь и мерзость! Мне приятнее быть простым, открытым и радостным человеком.
– Согласитесь написать портрет Путина? Или для вас нет ничего ужаснее услышать о себе: «Кулик стал придворным художником»?
– (Смеется.) Моя репутация не позволит, чтобы меня позвали писать портрет Путина. А если позовут – я не вижу в этом ничего плохого и унизительного. Какая разница, кого рисовать? Главное – как! Путин в нашем мире далеко не худший человек. От того, что я нарисую Путина или Буша, разве я изменюсь? Стану святым или грешным? Я – Олег Кулик. И нарисую то, что смогу. (Смеется.)
– Современная живопись – это в основном инсталляции. Их нельзя продавать, коллекционировать. В отличие от картины у инсталляции короткая жизнь┘
– Все материальное умрет. Душа бессмертна. Производить можно только то, что реально улучшает мир. Все! Остальное от лукавого. И потому я стремлюсь как можно меньше засорять мир! Обратите внимание, у нас ко всем большие претензии. Даже к тому, что мы не в состоянии коллекционерам подарить счастье иметь дома инсталляцию (улыбается).
– Есть ли у вас претензии к себе?
– Да! Я ужасно ленив!
– Один знаменитый журналист, шоумен и режиссер сказал, что не любит бардов. Вас можно представить участником Грушинского фестиваля?
– Запросто. Я бы с удовольствием попел у костра┘
– Ваши недруги утверждают, что вы – человек необразованный, циничный┘ Талантливый, но не интеллектуал.
– Не знаю┘ Я не большой интеллектуал. Я просто человек. Мы все без исключения маргиналы в искусстве. Художник – творец той реальности, которую потребляют и политики, и экономисты, и обыватели. Пикассо когда-то сказал своим недругам и критикам: «Вы меня сейчас не любите, но когда через двадцать лет я приду в виде чайников и кружек к вам в дом – вы меня полюбите». Так и произошло. Весь современный дизайн – это дизайн «а-ля Пикассо»┘
– Назовите, пожалуйста, самого крупного интеллектуала в вашем окружении?
– Это моя жена Люда Бредихина. Она очень сострадает людям. Прожив с ней двадцать пять лет, я чувствую, будто прошел десять университетов. Благодаря Люде я понял: когда тебя распинают – надо радоваться. Все чушь в сравнении с первым вздохом, который мы делаем при рождении. Этот вздох – самый большой драйв в жизни.
