Богдан Эдуардович – наследие писателя.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Театральная актриса Екатерина Волкова впервые снялась в кино в фильме Юрия Грымова «Коллекционер», где она сыграла главную роль. А в рамках фестиваля «Новая драма» она дебютировала как режиссер, поставив на малой сцене МХТ пьесу «Мой голубой друг», написанную заключенной. В 2005 году она основала музыкальную группу «Беспредел», в 2006-м снялась в фильме Александра Велединского «Живой» и в картине Ивана Дыховичного «Вдох-выдох» и закончила запись альбома «Белая Богиня» совместно с группой «BasrArt». Но самое главное, у Екатерины Волковой и Эдуарда Лимонова появился сын Богдан. 7 декабря ему исполнился месяц.
– Осенью состоялась премьера фильма Александра Велединского «Живой». Почему вы согласились сыграть там эпизодическую роль?
– Это очень хороший материал, хотя роль – маленькая. Мне за нее не стыдно.
– Велединский ведь большой поклонник Эдуарда Лимонова и снял фильм «Русское» по одному из лучших его произведений «Подросток Савенко».
– Мы с Сашей Велединским познакомились у меня дома, когда я еще была замужем за продюсером Сергеем Члиянцем. Саша посмотрел на меня и сказал: «Мне нужна красивая и стервозная женщина┘ Мне нужна ты!» Но меня столь «лестные» слова не оттолкнули. Наоборот! Интересно – как, я и стерва?!
– У вас, особенно на экране, лицо совсем не стервозное. Напротив – трагическое, измученное какими-то внутренними терзаниями┘
– Я думаю, что это вообще тип русского лица – в нем сконцентрированы все страдания женщин этой планеты... (Смеется.) Когда я пришла в театр, мне сразу предложили читать монолог Настасьи Филипповны, да и первая роль в Театре имени Волкова в Ярославле была Настенька из «Села Степанчиково и его обитатели» того же Достоевского┘
– Лицо – часть актерской фактуры. Хорошие актеры досконально знают его мимические особенности, возможности и активно используют в игре.
– Да. Я тоже постоянно учусь использовать то, что дано природой: свою психофизику, свой голос┘ Мне посчастливилось дебютировать в фильме Юрия Грымова «Коллекционер». Я играла там вместе с Алексеем Петренко. Такие мастера, как он, хорошо знают, как работать с кинокамерой. Или Саша Абдулов – когда мы снимались в фильме Соловьева «О любви», я наблюдала за ним. Это фантастика, как он легко существует перед камерой. Он знает все выгодные ракурсы своего лица, великолепно владеет этим «инструментом»! Чуть поднимет бровь – уже меняется эмоция, настроение┘ Но иногда «работать» фактурой нужно как можно меньше. В фильме Дыховичного я как раз старалась не «хлопотать» лицом. Там это выглядело бы фальшью. И я работала на статике. Тогда я была лысая (смеется), и это опасно: если чуть недоспала или выпила лишние 25 грамм... А уж если бровью «не в такт» дернула – не спрячешься за челочку, за длинные локоны. Все недостатки – «выхвачены» крупным планом. Как и достоинства.
– Когда вы постриглись – это вас как-то изменило?
– Может быть┘ Знаете, вот Литвинова, эта ее особая манера говорить, двигаться. Надо же было так придумать! Это гениальная находка своего внешнего, визуального «я». Эти странные жесты, речь┘ за ними, как за ширмой, так легко скрыть то, что не хочешь показывать. Тело, мимика, манера поведения. Стиль Ренаты – это настоящий Арт. За ней всегда интересно наблюдать – что и как Литвинова сделает дальше? Хотя, по идее, Рената ничего не меняет. Но все равно не теряешь интереса к ней, потому что она создает тайну┘
– Вы доверчивый зритель?
– Да. Сентиментальна. Люблю пронзительное кино! Помню после фильма Нани Джорджадзе «27 украденных поцелуев» рыдала так, что отпаивали валерьянкой. Вообще мне нравится быть зрителем. Но я наблюдаю не только за жизнью других. Я зритель и своей жизни тоже. Причем во всем, что вижу, склонна находить мистический смысл. Я считаю, что все роли и все наши шансы использовать кинопленку – не просто так даются. Каждая роль, как говорила Раневская, «плевок в вечность». Более того, я наблюдаю за своей жизнью и понимаю: есть Бог. Есть судьба. Есть ангелы, которые меня в определенный момент спасают. Было время, когда у меня не было ни копейки денег. Я надевала старое пальто – и находила в кармане деньги. Целых 500 рублей! Мистика? Или были периоды, когда я сидела в упадническом настроении, без работы, и ныла: какая я невостребованная актриса. Вдруг – раз! И появлялась роль!
– Кто из кинорежиссеров вас привлекает?
– Многие┘ Например, хотелось бы сыграть у Рустама Хамдамова. Я видела его фильм-легенду «Анна Карамазофф». Мне передали, что он сказал обо мне: «Женщина с таким голосом не может быть плохой актрисой». Было приятно. Хамдамов – потрясающий художник.
– А почему вы вдруг стали певицей?
– Не могла больше молчать... Набрала музыкантов, но у меня не было и нет продюсера, и когда я стала организовывать концерты, поняла, что меня никто не знает. И надо себя пиарить: нужна реклама. Я с этим не очень хорошо справлялась... А петь я начала раньше, чем говорить, всю жизнь занималась музыкой, и по первому образованию я – дирижер хора.
– Но откуда вы нашли деньги на занятия музыкой?
– Один замечательный мужчина дал мне 20 тысяч и сказал: «Не надо сниматься в плохих сериалах. Возьми деньги и делай в жизни – хоть какой-то небольшой период – то, что хочешь». И я делала. Надеюсь, кстати, продолжить эти занятия, да и поклонники моего музыкального творчества уже требуют концертов.
– Вы смотрите телевизор?
– По большей части нет. Я слушаю «Эхо Москвы». И слушаю часто. Что касается телевидения, я прекрасно понимаю, что руководители многих телеканалов несвободны, и получается, что зритель для них потенциальный «дурак». Меня такая позиция обижает. Хотя┘ у нас с дочерью есть одно сильное увлечение – проект «Звезды на льду».
– За кого болеете?
– Сложно сказать. Я открыла для себя совершено удивительную Дапкунайте! «Другими глазами» увидела Марата Башарова. Никогда раньше не замечала, сколько обаяния в Кате Гусевой. А Аня Большова для меня стала открытием. Я видела ее в «Ленкоме», и мне казалось, что она немного зажата, что ее талант «боится» сильной руки Марка Захарова. Но тут она раскрепостилась – и я увидела свободную, красивую, талантливую актрису и замечательную фигуристку.
– Вы не хотите принять участие в этом проекте?
– Страшно! Но хочется!
– Почему страшно?
– Не знаю, получится ли у меня что-то подобное.
– Мне казалось, вы настолько независимы от всего и вся, что вам не страшно практически ничего.
– С рождением сына многое во мне изменилось. Материнские инстинкты возобладали! Не знаю, когда я опять буду готова к творческим подвигам.
– Какие-то стихи или сказки читаете Богдану на ночь?
– Мы пока песенки поем┘ (Смеется.)
– Какую книгу вам читали в детстве? После того, как перестали петь песенки?
– У меня до сих пор хранится эта затертая книжечка. Сначала мне ее читали, потом я сама ее читала┘ А потом мы с подругой разыгрывали ее по ролям. Называется она «Сказка про Царевну-Королевну»! «Жила была Царевна, Царевна-Королевна. Красивая, красивая; ленивая, ленивая┘» (Смеется.) Помню там была трагическая фраза, что «царевне скоро 20 лет, а женихов все нет и нет».
– Катя, вы москвичка?
– Нет. Росла я в Тольятти, родилась в Томске, училась в Ярославле, в театральном училище. Однажды я сунулась в Москву, думая, что она упадет к моим ногам. Но все обошлось мирно – Москва устояла. Через пару лет я вновь приехала в Москву, приехала случайно, с приятелем. Узнала, что на курсе Захарова ставят «Мастера и Маргариту». А героини – нет. И меня – взяли. Опять мистика! В свое время в Ярославль приезжала съемочная группа, и перед камерой меня спросили: «Кого бы вы хотели сыграть?» Я сказала, что Маргариту┘ Почему я назвала именно ее? Я ведь никогда не думала о Булгакове. И представьте – с тех пор играю Маргариту. Сейчас в театре Станиславского. И если проводить параллели с моей жизнью, то┘ (Задумывается.)
– Лимонов – Мастер?
– Конечно! Но сейчас я пытаюсь уйти от этой темы, чтобы она не превратила мою жизнь в паранойю. Быть Маргаритой столько лет – мазохизм.
– Читая ваши интервью, я думала, что вы очень резкая, даже циничная.
– Я была резкая┘ Вы застали меня совсем в другом состоянии. Я спокойная, мне хорошо. Я – домашняя. Сейчас меня Соловьев ждет на съемки «Ассы-2», и я думаю: как мне не хочется даже на секунду отрываться от сына, от этого чуда, на которое я не могу насмотреться.
– Советуетесь с Лимоновым, когда соглашаетесь на ту или иную роль?
– Если получаю сценарий, прошу его прочитать.
– Но Лимонов – писатель. А у вас, наверное, есть свой, актерский, взгляд на то, каким должен быть материал для роли?
– Да, поэтому, доверяя Лимонову, которому не понравился сценарий фильма «Вдох-выдох», я все-таки пошла сниматься. Я даже одну свою историю «вписала» в этот фильм┘ Нет, я ничего не дописывала. Просто по просьбе Вани я рассказала перед камерой сон, который снится мне на протяжении всей жизни. И этот рассказ целиком вошел в картину.
– Что это за сон?
– (Смеется.) Я еду в троллейбусе, и на меня смотрят все пассажиры. Я не понимаю причину такого интереса и вдруг замечаю, что я абсолютно голая. А мне надо еще несколько остановок ехать. Меня охватывает нечеловеческий ужас, и я выбегаю из троллейбуса, бегу по улице. Забегаю в какой-то подъезд – люди на меня испуганно сморят, шарахаются, и двери никто не открывает. А я прошу: дайте хотя бы одеяло, я хочу завернуться в него┘ Я хочу спрятаться!
– Как Лимонов относится к вашему сну?
– Он где-то у себя записал – «актерский сон».
– Насколько важны уважительные отношения между мужчиной и женщиной?
– Для меня это залог спокойствия. Если я не буду верить в порядочность человека, с которым живу, и буду сомневаться в нем (я же ужасная неврастеничка), то превращусь в труху: истощусь психически и физически. Я же вообще очень открытая. Меня мама часто ругает: не надо полностью открываться перед мужчиной, с которым живешь. Вот у мамы всегда есть заначка от мужа (смеется), а у меня такого нет – я вся как на ладони. Помните, что говорит Мария Стюарт? «Мир знает все, что есть во мне худого. Но лучше я, чем слава обо мне!» Кстати, мечтаю сыграть Марию Стюарт.
– А не боитесь, что Богдан окажется самым выдающимся проектом в вашей жизни?
– Я буду счастлива. Я уверена, что мой сын – лучшее, что я сделала.
– Катя, не было ли корыстного замысла – родить сына от великого человека? Тут и Лимонов «подвернулся»?
– Я хотела ребенка от этого мужчины. И я ему об этом сказала. Дети должны рождаться от любви. А не от умозрительных придумок: не родить ли ребенка от Лимонова? У меня была такая сильная волна любви к этому человеку!
– Была?
– Сейчас у нас любовь другого качества. Я вообще считаю, что любовь – очень трансформируемое чувство. Сейчас на передний план в наших отношениях вышел ребенок, который не только мне необходим. Но и Лимонову. Третий человек в любви – это совершенно другие отношения.
– Боитесь потерять Лимонова как друга? Не как мужчину, а именно как друга?
– Когда ты перестаешь бояться потерять – ты перестаешь ценить. И даже уважать человека. Женщина должна бояться потерять. А с другой стороны, она должна понимать, что нельзя приватизировать мужчину. Мне смешно слышать, когда жена говорит: «Мой сегодня пошел на футбол». Какой мой? Человек не может и не должен становиться чьей-то собственностью, особенно в любовных отношениях.
– С чем у вас ассоциируется страсть?
– С энергией. Любовь обновляет организм. Очищает энергию. Я остригла волосы на голове – и будто очистилась, родилась заново. Стрижка – это тоже мистический акт. Я могла постричься у кого угодно – я ведь давно этого хотела. Но попросила об этом только Лимонова.
– Насколько вы впечатлительны?
– Я дико впечатлительна. Моя подруга детства была беременна, как и я. Она родила 6 ноября. Звонит мне. А я с Лимоновым сижу в роддоме. Плановое обследование. И подруга рассказывает в мельчайших подробностях, как у нее начались схватки, как ее повезли в родовую. И что вы думаете? Я захожу к врачу, и та мне говорит: «Ты же рожаешь!» Вот такая я: услышала, как моя подруга рожала, – и тут же сама родила.
– Как Лимонов воспринял Богдана? Ведь это его первый ребенок?
– Я родила так быстро, что он обомлел. Он был на демонстрации – 7 ноября. И когда я ему позвонила – он не поверил. Прибежал в больницу, ворвался в палату в одной бахиле. А я через два часа после родов уже встала, сходила в соседнюю палату пообщаться┘ Когда Лимонов пришел, я находилась в состоянии абсолютной эйфории. И он сказал: «Ты гениальная актриса, у тебя уже даже голос изменился». Сейчас Лимонов болеет, сидит у себя дома. Звонит, говорит, что скучает, что ему странно ловить себя на ощущении, что он постоянно думает о Богдане.
– Он только думает о сыне или принимает участие в его жизни?
– Он часто сидит с ним, купает его┘ Гладит распашонки и говорит: «Вот никогда не думал, что наступят времена, когда я буду гладить распашонки сыну».
– Не боитесь, что Богдан станет очень благополучным, эдаким буржуазным ребенком?
– Я не думаю, что с таким папой ему «светит» буржуазность. Время покажет. Но уже сейчас я понимаю, что Богдану будет очень трудно, потому что он сын замечательного русского писателя и поэта Эдуарда Лимонова. Это накладывает определенные обязательства, и им надо, к сожалению, соответствовать. Но я уверена: Лимонов понимает, что у его сына – своя жизнь. Он не будет ему что-то навязывать. Он мудрый человек. И сможет рассказать сыну, что такое честь, мужское слово и достоинство. Сам Лимонов – настоящий мужчина. Его есть за что уважать.